Снова раздался крик, очевидно, из дренажной канавы:

 — Помогите… мне-е-е…

 — Что это? — На сей раз голос девчушки. В полумраке широко открытые глаза, насмерть перепугана.

 — Ничего, — сказал я.

 — Помогите… мне-е-е…

 — Он живой, — прошептала она. — О, боже. Живой.

Мне не нужно было его видеть. Я и так все прекрасно представлял. Снодграсс высунулся из дренажной канавы, спина и ноги переломаны, тщательно отглаженный костюм в грязи, бледное лицо с раскрытым ртом повернуто к безразличной луне…

 — Ничего не слышу, — сказал я. — А ты?

Она взглянула на меня:

 — Как вы можете? Как?

 — А вот если ты его разбудишь, — сказал я, указывая большим пальцем на паренька, — он может что-нибудь услышать. Может выйти туда. Тебе это понравится?

Лицо ее задергалось, словно его прошивали невидимыми нитями.

 — Ничего, — прошептала она. — Ничего не слышно. Она вернулась к своему дружку и положила голову ему на грудь. Он обнял ее во сне.

Никто больше не проснулся. Снодграсс еще долго кричал, рыдал, стонал, а затем умолк.

Рассвело.

Прибыл еще один грузовик, на сей раз с платформой, на которой высилась гигантская рама для перевозки автомашин. К нему присоединился бульдозер. Это меня здорово испугало.

Подошел водитель грузовика и дернул меня за руку.

 — Пойдем на заднюю половину, — прошептал он возбужденно. Другие все еще спали. — Посмотри, что там.

Я пошел с ним в подсобное помещение. Снаружи около десятка грузовиков ездили взад-вперед. Вначале я не заметил никаких перемен.

 — Видишь? — сказал он и показал рукой. — Вон там.

И я увидел. Один из пикапов стоял недвижим. Он осел, словно ком, ничего угрожающего в нем уже не было.

 — Кончился бензин?

 — Точно, браток. А сами-то они заправляться не могут. Тут мы их и прижмем. Единственное, что нам надо делать, — ждать. — Он улыбнулся и пошарил по карманам сигареты.

Было около девяти часов, я завтракал куском вчерашнего пирога, когда раздались гудки — долгие, накатывающиеся звуки, которые отдавались в черепе. Мы подошли к окну посмотреть. Грузовики стояли спокойно, моторы работали вхолостую. Один грузовик-трейлер — огромный «рео» с красной кабиной — подъехал почти вплотную к узкой полоске травы между рестораном и стоянкой. Вблизи квадратная решетка радиатора казалась гигантской и внушала смертельный страх. Колеса по высоте были на уровне груди.

Вновь взвыл гудок — жесткие, голодные звуки монотонно отлетали вдаль и эхом возвращались назад. В них была какая-то система. Короткие и длинные, раздававшиеся в определенном ритме.

 — Это же морзянка! — внезапно воскликнул паренек, которого, как оказалось, звали Джерри.

Водитель грузовика взглянул на него:

 — Откуда ты знаешь?

Тот слегка покраснел:

 — Выучил, когда был бойскаутом.

 — Ты? — спросил водитель грузовика. — Да неужто? — Он покачал головой.

 — Не обращай внимания, — сказал я пареньку. — Хоть что-то помнишь? Разберешь?

 — Конечно. Дайте карандаш. Есть карандаш?

Буфетчик подал карандаш, и паренек начал писать буквы на салфетке. Потом остановился.

 — Он просто говорит «внимание», все время это повторяет. Подождите.

Мы ждали. Гудок вбивал короткие и длинные звуки в стылый утренний воздух. Затем чередование звуков изменилось, и паренек стал писать вновь. Мы нависли над ним и из-за его плеча смотрели, как образуется послание. «Кто-нибудь должен залить горючее. Никому не будет вреда. Все горючее должно быть залито. Это должно быть сделано немедленно. Сейчас кто-нибудь зальет горючее».

Гудки продолжались, но паренек перестал писать.

 — Он опять говорит «внимание», — сообщил он.

Грузовик снова и снова твердил свое послание. Мне не нравилось, как выглядели слова, написанные на салфетке печатными буквами. В них было что-то механическое, безжалостное. Никакого компромисса с этими словами не выйдет. Либо ты послушался, либо нет.

 — Ну, — сказал паренек, — что будем делать?

 — Ничего, — сказал водитель грузовика. Лицо его от возбуждения дергалось. — Нам нужно лишь ждать. У них у всех, должно быть, мало горючего. Один вон, что поменьше, уже остановился. Только ждать…

Гудок смолк. Грузовик подал назад и присоединился к своим. Те ждали, собравшись в полукруг и направив свет фар в нашу сторону.

 — А вон там бульдозер, — сказал я.

Джерри взглянул на меня:

 — Думаете, они сровняют здание с землей?

 — Конечно.

Он взглянул на буфетчика:

 — Они не могут, правда?

Буфетчик пожал плечами.

 — Надо бы проголосовать, — сказал водитель грузовика. — И ни на кого не давить, черт побери. Нам остается только ждать. — Он говорил это уже в третий раз как заклинание.

 — Хорошо, — сказал я. — Голосуем.

 — Подождите, — тут же произнес водитель грузовика.

 — Думаю, нам следует их заправить, — сказал я. — А потом поразмыслим, как выбраться отсюда. Вы как считаете? — повернулся я к буфетчику.

 — Не выходите, — сказал он. — Хотите стать их рабами? Именно этим все и кончится. Хотите провести остаток жизни, меняя масляные фильтры каждый раз, когда одна из этих… образин дуднет в гудок? Нет, я не пойду. — Он злобно посмотрел в окно. — Пусть подыхают.

Я взглянул на паренька с девчушкой.

 — Он, думаю, прав, — сказал паренек. — Это единственный способ остановить их. Если кто-нибудь может нас спасти, так только они сами. Бог его знает, что делается в других местах.

Девчушка — как видно, Снодграсс все еще стоял у нее в глазах — кивнула.

 — Так и порешим, — сказал я.

Я подошел к автомату с сигаретами и достал пачку, не взглянув на название. Вообще-то я бросил курить год назад, но сейчас, похоже, настало время начать снова. Дым с резью въелся в легкие.

Протянулись еще двадцать минут. Грузовики перед рестораном ждали. Другие выстраивались у заправочных колонок.

 — Мне кажется, все это шантаж, — сказал водитель грузовика. — Просто…

Тут раздался громкий, резкий и прерывистый звук, звук то набирающего обороты, то затихающего мотора. Бульдозер.

«Кэтерпиллер» с лязгающими стальными гусеницами блестел на солнце, как шершень. Пока он разворачивался в нашу сторону, его короткая труба изрыгала черный дым.

 — Готовится к броску, — сказал водитель грузовика. На его лице отразилось недоумение. — Готовится к броску!

 — Отойдите за стойку, — сказал я.

Бульдозер продолжал завывать. Рычаги переключения передач двигались сами собой. Над его выхлопной трубой переливался жар. Внезапно поднялся отвал бульдозера — тяжелая стальная скоба, заляпанная сухой грязью. Затем с истошным ревом всей своей мощью он ринулся прямо на нас.

 — За стойку! — Я толкнул водителя грузовика, и это вывело всех из оцепенения.

Между стоянкой и газоном тянулся невысокий бордюр. Бульдозер, подняв на мгновение отвал, рванулся через него, а затем врезался прямо в переднюю стену. Стекло с оглушительным грохотом разбилось, осколки полетели внутрь, деревянная фрамуга рассыпалась в щепки. Сверху упал один из шаров-абажуров, добавив еще битого стекла. С полок посыпалась посуда. Девчушка пронзительно кричала, но этот крик тонул в непрерывно ухающем реве двигателя «кэтерпиллера».

Он подал назад, пролязгал по пережеванной полоске газона и вновь рванулся вперед, разбив вдребезги все три кабинки. Со стойки упало блюдо с пирогом, разбросав по полу треугольные куски.

Буфетчик присел, закрыл глаза, а паренек прижимал к себе девчушку. У водителя грузовика от страха глаза, казалось, выскочили из орбит.

 — Нужно остановить его, — бормотал он. — Скажите им, что мы сделаем, мы сделаем что угодно…

 — Поздновато, разве не видите?

«Кэт» подал назад и приготовился к новому броску. В свежих зазубринах на его отвале играли солнечные зайчики. С воющим ревом он ринулся вперед и на этот раз снес пилон слева от того, что было окном. Часть крыши со скрежетом рухнула. Столбом поднялась пыль от штукатурки.