Наши глаза говорят больше, чем я способен произнести вслух. Ева подходит ближе, так, что я чувствую ее запах, смешавшийся с моим.

Она делает медленно два круга вокруг своей оси, подол, как легко облако, вздымается, и я лишь на мгновение успеваю заметить темную родинку на ее бедре.

— Ты красивая, — сказать это просто, я действительно чувствую, вижу ее такой. Снова вспоминаю нашу первую ночь, но томительное чувство окрашено горьким привкусом лжи и расставания.

Я помню, что был у этой девочки первым. И несколько капель крови на постельном белье, тому доказательство. Но после фотографий все перемешивается, правда и обман: я слишком хорош знаком с девчонками, которые берегут свою девственность для того самого случая, активно пользуясь всеми остальными природными отверстиями.

И мысль, что Ева была такой, выжигает изнутри, оставляя пепелище. Я не могу спросить напрямую о том, что было после той ночи. Пока между нами остается недосказанность, я могу верить в то, что измены не было, что найдется любая, самая фантастическая причина, включая ту, что мы все ошиблись, и Денис перепутал ее с кем-то другим.

Что из того же самого подъезда вышел полный клон Евы, в той же куртке, в том же шарфе.

Но стоит только озвучить некрасивую правду, как пути назад не будет, мне придется смириться и принять ее, жить с ней. Особенно, когда придет результат теста на отцовство.

Поэтому я молчу, затыкая в себе дыру чем угодно: ее запахом, трогательными коленками, бликами на волосах, движением плода под своей ладонью. Мне нужно быть цельным, чтобы двигаться дальше и делать то, что положено.

— Посмотри себе что-нибудь еще, — говорю Еве и она поднимает брови в немом вопросе, — мы же не говорили, что это будет одно только платье.

— Но, — возражения так и готовы слететь с ее губ, но я останавливаю их жестом:

— Не трать время на болтовню, иди.

Еще через полчаса мы выходим из торговой галереи, в моих руках пакеты со шмотками, а на Еве — новая, удобная, кожаная обувь и то первое платье, которое мне понравилось больше других.

Она молчит, словно потрясенная происходящим, а я чувствую себя внезапно довольным. У меня и раньше не было проблем с тем, чтобы купить подарки, но я не делал никогда настолько от души, как сейчас, и это осознание появляется только сию секунду, при виде Евы.

Ей хочется делать приятно. За то, как она принимает каждое слово, каждый жест с благодарностью, не прося ничего в ответ. И это не ложный образ скромности, я убеждаюсь в этом в очередной раз.

После нашего расставания я кроил ее образ в памяти, вертел его, как кубик Рубика, переставляя детали по-новому, и там, где сознание предовало, появлялись новые детали, ничего общего не имеющие с действительностью. И вот уже вместо красивого многогранника выходит нелепое нечто, вызывающее омерзение и брезгливость.

Но сейчас все встает на свои места, мало — помалу.

Я закидываю вещи на заднее сидение, распахиваю дверь перед Евой и, дождавшись, когда она сядет на свое место, обхожу автомобиль по кругу.

Шею жжет от неприятного сверлящего чувства, я вскидываю голову, оглядываясь. Здесь всегда многолюдно, почти самый центр города, и на прогулочных улочках толпами шатаются туристы, бездельники и молодежь.

Но человек, который прожигает меня своими глазами, не относится ни к одной из этих категорий. Я вижу Вику, застывшую между потока людей.

Хмурюсь, пытаясь предугадать ее реакцию, но как я говорил, с этим делом у меня туго, женщина для меня на манер бомбы замедленного действия, не поймешь, когда и отчего рванет.

Я киваю головой, говорю одними губами «привет». Ну не игнорировать же мне ее, в конце концов, и не прятаться как страус, выставляя миру пушистый зад. Да, у нас была интрижка, мы делили одну кровать, и сюда она прилетела только потому, что я отправился домой.

Я замечаю, как у нее непроизвольно дергается щека, и будто устыдившись, Вика прикладывает к ней ладонь, отводит взгляд и разворачивается в обратную сторону. В отличии от меня, она не желает делать вид, что все нормально и так и должно быть. Имеет право, я оцениваю степень ее обиды, но ничего поделать не могу.

Сажусь в прохладное нутро автомобиля, вдыхаю знакомый аромат кожи, освежителя и крепко сжимаю оплетку руля.

— Мы домой? — спрашивает Ева. Мне бы очень хотелось сейчас оказаться в своей квартире, сидеть на диване, глядя без всяких мыслей в телик и чувствовать под боком ее тепло, но ни черта подобного.

— Я отвезу тебя, — говорю неспешно, — а потом мне нужно будет съездить на одну встречу.

И совершенно неизвестно, как она пройдет. Слишком много загадок было в голосе Арслана. Такие люди не проявляют свой интерес просто так, и это мне тоже не нравится.

— Проходите, Арслан Дамирович уже на месте, — девушка-администратор в форменной одежде подхватывает папку и делает приглашающий жест.

Иду молча следом, размышляя над тем, как пройдет наш разговор.

С Сабировым мы знакомы уже больше десяти лет: когда я только начинал свой бизнес, он уже вращался в нужных кругах. Его связям и умению решать вопросы может позавидовать любой решала, но здесь как с сатаной: пришел за просьбой, а ушел, продав душу.

Впрочем, в своих желаниях раньше я всегда был осторожен. Умение просчитывать в бизнесе на несколько шагов вперед могло мне оказаться на том месте, где я есть. Это, а еще безжалостное впахивание по двадцать часов в сутки. Кто хоть раз поднимал на себе крупный бизнес, знает, что это такое.

Охрана Арслана — два быка, прохожу мимо, не сбавляя скорости. Меня они знают в лицо и видимо, в круг доверенных лиц у начальства я вхож.

Сабиров сидит в вип-кабинке «Чайхоны», в руках мобильный телефон, который он листает лениво одним пальцем. Замечаю на этой руке печатку. За границей, да в прочем, и у нас тоже, такие украшения давно моветон, но Арслану они идут.

— Приветствую, Егор, — он приподнимается, протягивая руку и мы обмениваемся крепкими рукопожатиями. На удивление, напряжения лишнего я не чую, и по лицу вижу, что Сабиров встрече рад.

Вопрос, чему именно он радуется, остается все еще открытым.

— Чай, что-нибудь покрепче? — на правах хозяина интересуется он.

— Кофе, — хотя в такую жару кофе в меня не лезет, но здесь кондиционер работает во всю мощь, и не скажешь, что за окном конец лета и адское пекло.

— А я все больше по чаю, — он берет в руки стеклянный стакан, армуду, кажется, и делает маленький глоток, — в такую жару самое то.

Еще несколько минут мы ведем светскую беседу, плавая, как две хищные акулы возле лакомой цели: никто не делает шаг первым, но и отступать не планирует, только круги все сужаются.

Наконец, когда все ритуалы соблюдены, я понимаю, что не хочу больше тянуть кота за хвост. Чертовски сложными были последние дни, чтобы еще искусственно нагнетать обстановку.

— А теперь можем поговорить о главном.

Арслан оценивающе смотрит на меня, но я и бровью не веду, чтобы поторопить его. Если ему так нужна эта игра, черт с ним.

— Твой вопрос еще не решился? — произносит, наконец, с ленцой.

Я контролирую лицо, мотая головой:

— Нет, он еще открыт. Но появились новые нюансы.

— Тетку не опознали? — а вот это уже ход с козырей, Арслан и не думает больше скрываться, а я зубы сжимаю так, что челюсть трещит. Какого лешего его потянуло в это грязное дело?

— Нет. Давай не будем ходить вокруг да около, говори прямо.

Он откидывается на спинку низкого дивана, обтянутого цветастым ковром. Нарочитый восточный колорит «Чайхоны» меня раздражает, как и паузы Сабирова, но сегодня инициатива на его стороне и приходится терпеть.

— Этой квартирой заинтересовались серьезные люди, — здесь мне хочется фыркнуть, а я тогда кто, хрен с горы? Черт возьми, ненавижу, когда кто-то пытается меня нагнуть. Я слишком много времени проводил между Москвой и Дюссельдорфом, и теперь есть ощущение, что мое имя здесь потеряло вес. И это несмотря на то, что подо мной электрогенерирующая компания, питающая теплом и светом пол-города.