Их успели поймать еще до того, как Ева выехала за пределы коттеджного поселка, и это люди Арслана ехали следом, лишь напугав ее до смерти.

Моя маленькая, отчаянная девочка, угнавшая чужой автомобиль. Поверить не могу до сих пор, что она на это способна. Ее искали почти час, — этого времени как раз хватило, чтобы мы с Арсланом доехали к ней из аэропорта.

Клянусь, в тот момент я готов был убить Сабирова на месте, такая злость на меня напала, не передать словами. Это был совершенно неоправданный риск, он мог увести Еву, спрятать ее, обезопасить, а вместо этого он думал только о своем.

Я не могу ему простить это поступок, вряд ли вообще когда-нибудь смогу. Даже не смотря на то, что этим методом он добился обещанного, и парней повязали.

Я слишком хорошо помню испуганное лицо Евы, ее трясущееся от страха тело, пальцы, цепляющиеся за меня со всех сил. Она могла потерять ребенка, могла навредить себе, все могло пойти не так.

Не каждая цель оправдывает средства.

Ева выходит на крыльцо, оглядываясь по сторонам. Я коротко сигналю ей, привлекая внимание, жестом показываю, чтобы она осталась стоять на месте, и подъезжаю ближе.

Она быстро спускается по ступенькам, подставляет щеку для поцелуя.

— Ну, как там твоя тетя? Успокоилась?

— Да, — кивает Ева, пристегивая ремень, — мне немножко стыдно, что я дала согласие на ее лечение в клинике. Выглядит так, как будто я собралась от нее избавиться.

— Так, что она тебе уже успела напеть? — качаю я головой, — Ева, она больна и нуждается в дополнительном уходе. А ты скоро станешь мамой и не сможешь ездить к ней и уделять внимания. В этой клинике твою тетку разве что с ног до головы не облизывают и терпят ее закидоны.

Ева кивает рассеянно, перебирая пряди волос. Я торможу на светофоре, притягиваю ее к себе и целую еще раз — просто, чтобы она не думала о плохом.

Квартира, за которой охотились черные риелторы, вернулась к тетке назад. В суде удалось доказать, что подпись на договоре ненастоящая, собственно, ради этого тетку и вытащили из дома, хотели заставить ее подписать договор своею рукой.

Но тетя Мила, обладая ко всему прочему, достаточно скотским характером, устроила вой на весь подъезд. Парни, что пришли за ней, не придумали ничего лучше, как запихнуть пожилую женщину в автомобиль и увезти. Если бы соседка, которая все это видела, сидя на своем посту возле глазка, рассказала Еве в тот же день, тетку бы нашли сразу.

Но раскололась она только после того, как ее вызвали на опознание. Говорят, истерику соседка устроила прямо в морге, но мне ее ничуть не жалко. Каждый получает по заслугам.

Следствие выявило еще с десяток поддельных договоров купли-продажи на квартиры, повязали участкового, который и навел на квартиру Евы. Естественно, никаких серьезных людей среди этой шушеры черных риелторов до суда не дошло. Впрочем, Арслану нужен был только один-единственный человек, принимавший во всем этом участие.

Куда он делся и что с ним стало — я не знаю и знать не хочу. Я по-прежнему не желаю иметь ничего общего с криминальным миром.

Мне известно только одно — этот человек имеет какое-то отношение к похищению дочки Сабирова.

Спустя минут десять мы останавливаемся возле клиники. Ева записана на УЗИ, и я сегодня впервые увижу своего сына так близко.

— Волнуешься? — улыбается она, беря меня за ладонь.

— Есть немного, — киваю я.

Нас уже ждут. Ева ложится на живот, врач мажет гелем кожу, а потом прикладывает датчик. Я вижу на большом экране сначала неясные очертания, а потом начинаю различать цепочку позвонков, голову, нос, ручки. Это так… трогательно, черт возьми, я смотрю на экран как завороженный и не могу отвести глаз. Врач произносит какие-то цифры, не дающие мне никакой информации, я на пару секунд смотрю в расслабленное улыбающееся лицо Евы, — значит, все хорошо.

— Мальчик, вы наверное, уже знаете? — обращается ко мне УЗИст, я киваю рассеянно, — сейчас включим 3D изображение.

А это и вовсе похоже на какое-то колдовство: теперь изображение становится трехмерным, я словно вижу настоящего ребенка, он зевает, трет нос маленьким кулачком, хмурится, и от каждого его движения меня топит необъяснимой волной нежности. Я не ожидал, что могу испытывать такие чувства.

— Снимок на память, — я беру протянутое изображение и говорю своему сыну вслух:

— Привет. Приятно познакомиться, — а Ева заливается смехом, поднимаясь с кушетки.

— Ой, какой он сморщенный, недовольный! Прям как папка его, да?

Алена склоняется над кроваткой, где лежит Максим, сюсюкая, а я закатываю глаза. Подруга неисправима, честное слово.

— Алена, ну что ты болтаешь? Егор нормальный, не начинай.

— Ладно, ладно, папа у вас хороший, так и быть, уговорили.

Она молчит долго, слушая кряхтения моего сына, а потом переводит на меня виноватый взгляд.

— Ева. Мне ведь тебе давно надо было признаться… Тогда не Егор мне денег сунул, чтобы ты пошла… ну это, на аборт. Это был Денис, его друг. А я приукрасила немного.

Я слушаю ее извинения, но не нахожу сил злиться на подругу. Я давно уже поняла, что это был не Егор — он в тот момент все еще находился в Дюссельдорфе.

— Я знаю, Ален.

— Ты меня простишь? — она смотрит виновато, теребит рукав блузки. Я на нее не злюсь уже — это все в прошлом. Она пыталась мне помочь, пусть так криво и странно, но как умела и могла.

— Все нормально, Алена, это в прошлом уже.

Я подхожу ближе, чтобы видеть своего сына. Он действительно очень похож на Егора. Такой же красивый, любимый и долгожданный. Быть мамой совсем не просто, но я справляюсь — благодаря поддержке Баринова.

Я теперь сама — Баринова.

Максим смешно морщит нос и начинает кричать, я подхватываю его на руки и прижимаю к себе, поправляя сбившийся бодик.

— Кто-то это у нас тут кричит? Проголодался? Сейчас будем кушать.

Не стесняясь подруги, расстегиваю верхнюю пуговицу на платье, и прикладываю малыша. Как всегда, в первые секунды, когда Максим берет грудь, по телу разбегается электрический ток. Он ест старательно, причмокивая губами, а Алена стоит рядом, замерев, и с жадностью разглядывает нас с ребенком.

— Ох, Евка, какие вы! Как Мадонна с младенцем, только оба красивые. Ладно, я побуду у вас еще немного и побегу, скоро смена.

Мы выписались домой только пару дней назад. В больнице пришлось задержаться, потому что у Максима началась желтушка, а потом я никого не хотела видеть на выписке, кроме Егора.

Сейчас, когда нервы пришли в порядок, к нам потихоньку приходят гости. Сегодня — Алена, притащившая, кажется, целый отдел «Детского мира» в одном пакете.

— Приходи почаще, — прошу ее я, поднимаясь. Максим закрывает глаза, я прижимаю его к себе поудобнее, и иду провожать подругу.

Егор сегодня работает из дома: он организовал в своем кабинете офис, чтобы меньше ездить по делам, и меня это устраивает, не знаю, как его. Максим иногда заходится в крике прямо посередине важных переговоров, и хоть я стараюсь быстро его успокоить, все деловые партнеры Баринова уже знают, что он отец.

Иду вслед за Аленой в прихожую. Она стягивает с вешалки пуховик, натягивает вокруг шеи шарф, попутно шепотом рассказывая что-то про свою новую работу, а я киваю, мне действительно интересно, чем живет подруга.

— Ну и я ему говорю: здесь не улица красных фонарей, вам ничего не светит.

На наши голоса выходит Егор, в руках его мобильный телефон, на нас он почти не смотрит, разговаривая с кем-то на немецком языке.

Он скользит взглядом по Алене и вдруг меняется в лице, разглядывая ее с ног до головы.

Я пытаюсь понять, что могло так удивить моего мужа, беру поудобнее малыша, вес которого становится все ощутимее и ощутимее, и все же не выдерживаю:

— Егор, ты чего?

Алена смотрит на моего мужа, которого немного побаивается, но вопросов задать не решается. А я вспоминаю вдруг, что в нашу первую встречу была именно в этом пуховике, что сейчас надет на Аленке.