— Может быть, — говорит Дальгейн. — Об этом я тоже размышлял. Но даже если и так, до того, как эта опасность до нас доберется, могут пройти миллионы лет. Беспокоиться сейчас об этом бесполезно.

— Значит, — говорю я, — в равной степени бесполезно беспокоиться и о том, что когда-то там наши потомки перестанут быть людьми благодаря слишком крутому развитию!

Он смотрит на меня, как мне кажется, удивленно. Ну да, я погорячился. Вышел из себя.

Вдруг я отчетливо понимаю, что именно этого он и добивался. Он меня злил — да так виртуозно, что я даже и не понял. Зачем? Чтобы иметь повод прикрыть нашу лавочку?

В этот момент мне становится кристально ясно, что вся моя хваленая подготовка ничего не значит, и что перед этим спокойным вежливым инопланетянином я, несмотря на все мои достижения в роли командира станции, как золотая рыбка перед акулой.

Морально я уже готовлюсь к тому, что он арестует меня, кого-то из моих соратников, или объявит о том, что финансирование станции Межзвездным содружеством прекращается. Даже начинаю прикидывать, как передать на Землю весточку о помощи, пусть договариваются об экстрадиции — но будут ли они этим заниматься? Ой что-то мне подсказывает, вряд ли…

Однако сафектиец открывает рот и неожиданно произносит совсем другое:

— Мужчина! — говорит он. — Я и забыл, что вы — молодой мужчина. Пусть и не нашей расы.

— Вы о чем?! — епрст, и этот в гендерную тему! Почему?!

— Вы знаете, чем отличаются мужчины от женщин на нашей планете?

Молча смотрю на него, не зная, как реагировать. По-прежнему ничего не понимаю.

— Не знаю, как на вашей, а у нас принято, — продолжает он, не дожидаясь моего ответа, — что мужчины — первая линия обороны сообщества, а женщины — вторая и последняя. Поэтому женщины прагматичнее и безжалостнее. Мужчины же склонны рисковать и больше сомневаются. У вас, на Земле, должно быть, не так или не совсем так — вы произошли от всеядных созданий, не травоядных.

— Да, у нас не так, — машинально соглашаюсь я. — У нас женщины более эмоциональные и менее уверенные в себе, полагаются на мнение мужчин… — я осекаюсь, припоминая мою мамочку и ее подруг.

Как бы я к ним не относился, эти железные леди, выросшие в лихие девяностые, умели решать проблемы с такой скоростью и жесткостью, что любой мужчина обзавидуется. И уж с чьим-чьим, а с мнением моего отца мама никогда особо не считалась. Да и мои однокурсницы… ну, когда между собой обсуждали парней, а не строили вид перед ними.

Кстати, интересно, что я до сих пор об этом не задумывался, хотя видел прекрасно. Как там говорила Мийгран, стереотипы — лекало для мозга? Черта с два.

Но опять же, где отношения полов и где межзвездная экспансия?!

— Ну или может быть примерно так, — соглашаюсь я. — Неважно. К чему вы мне об этом говорите?

— Сейчас будет понятно, — мило улыбается Дальгейн. — Может быть, вы слышали, что у нас, сафектийцев, есть определенная демографическая проблема — люди все позже проходят половую трансформацию, а следовательно, привыкают думать и действовать как женщины: быстро, наверняка, но при этом очень осторожно. Переучиться потом рисковать, пробовать новое, искать нестандартные пути становится все сложнее и сложнее. О, не всем, разумеется — есть те, что и в молодости вполне на это способны! Но таких меньшинство. Я не из их числа. Мне тяжело даются решения, в которых есть хотя бы гран риска.

Ну надо же, думаю я, еще один факт в копилку: вот почему сафектийцы тоже не развиваются! Стали слишком консервативны… ха, «обабились» — раньше я сказал бы так не задумываясь, но теперь этот термин вызывает у меня некоторый дискомфорт.

— На самом деле, и мужской, и женский способ мышления нужны нашей расе, — говорит он. — И великое благо, что мы проходим в жизни через оба этапа. Даже не знаю, что было бы, если бы мы были вынуждены всю жизнь смотреть на мир только через одну пару глаз, как остальные расы! — тут я вспоминаю, что огромные выпуклые глаза сафектийца вообще-то фасеточные. Но почти уверен, что он имеет в виду метафору, которая криво перевелась. — Важно понимать, когда и какой способ применять. Сейчас я стою перед развилкой.

Сафектиец встает из-за стола и, заложив руки за спину, проходится вдоль экранов. Непроизвольно я тоже смотрю на них.

К модулю Аллероп швартуется какой-то шаттл, судя по маркировке, грузовой; впрочем, иногда на таких возят и пациентов, если их нельзя вытащить из громоздкого оборудования жизнеобеспечения. На других экранах ничего интересного, по-моему, не происходит, но Дальгейн рассматривает их с удивительным вниманием.

— Да, — говорит он. — С одной стороны, прецедент опасный, конечно. Глядишь, всяческие центробежные силы действительно решат, что в Содружестве не осталось никого, способного принять хоть какие-то меры, даже когда нас столь явно обманывают, — тут он сардонически улыбается, и я поминаю слова Бриа о бесполезных бюрократах тихим незлым словом. — С другой… Да, мы будем выглядеть очень плохо, если разгоним тут все. Ведь вы вроде как, — явное смысловое ударение, — действительно продвигаетесь к нашей общей цели, — последние три слова он выделяет голосом особенно резко: вроде бы и не открытая издевка, но звучит именно так. — А с третьей стороны, есть еще и то, о чем мы сейчас говорили. Стоит ли осторожничать или идти во вселенную навстречу опасности? — он чуть улыбается краем рта.

Сглатываю. Ощущение, что меня сейчас тщательно рассматривают и решают, жрать или не жрать, становится только сильнее.

«Ну давай, — призываю я на помощь свой куцый бюрократический опыт. — Разве не ты был капитаном космической станции почти уже год или нет? Разве не ты узнал про столько разных рас, обычаев, исторических процессов? Разве не найдешь ты ничего, что бы могло повлиять на решение этого… самодовольного космического Ришелье?»

— Добавьте к вашим размышлениям «с четвертой стороны», — говорю я. — Что если новая космическая верфь будет создана на базе станции, и что, если именно персонал станции «Узел» составит костяк экипажа будущего межзвездного корабля? Что если, когда его строительство будет закончено — через год или через двадцать лет, неважно — все… — я хочу сказать «пассионарии», но проглатываю слово. Уж Гумилева-то Дальгейн вряд ли читал, да и универсальный переводчик тоже. — Все возмутители спокойствия улетят от вас очень, очень далеко. В другой рукав.

— …И скорее всего, сгинут там, — улыбается Дальгейн. — Мне приходило это в голову. Хотя, признаться, не ожидал, что вы предложите строить корабль напрямую силами «Узла», не привлекая Межзвездное Содружество…

— Ну, не совсем не привлекая, — тут же возражаю я. — Но не требуя особых вложений. Только чтобы вы не выглядели совсем уж плохо в глазах общественности. Кроме того, в нашем лице вы пошлете на разведку еще одну группу и сможете получить более точные сведения о том, что вырубило тот кристалл… ну, если этот вопрос так вам интересен. Только оборудования теперь потребуется больше.

Все-таки дипломат я или где? Неужели просто так взвалю на себя этакую ношу, даже не поторговавшись?

— Интересное предложение, — говорит сафектиец.

Какое-то время мы оба молчим. Сафектиец любуется экранами, я потею.

— Когда мне ждать вашего ответа? — наконец сдаюсь я. В искусстве держать паузу он тоже меня переиграл.

Форма из супертехнологичной ткани промокла насквозь; мне ужасно хочется в душ, потом схватить Белкина и тискать-тискать-тискать.

— Прямо сейчас, — неожиданно для меня отвечает Дальгейн. Я-то думал, он скажет «приходите завтра». Или вообще затянет паузу на несколько дней.

Он вдруг протягивает мне руку.

— Будем считать, что сейчас время для «мужских» поступков, Андрей. Я не буду вам препятствовать. Только надеюсь, что с вами в экспедицию отправится немало адептов «женской» осмотрительности.

Растерянно смотрю на его ладонь.

— Я ошибся? — удивляется Дальгейн. — У вас нет такого обычая?

— Вы слишком высоко подаете, — говорю я. — Как будто для поцелуя, а не для пожатия.