Ему не приходится уточнять, в какой момент.
— Лекке, — ругается зубы Нирс. — Я-то думал, что все вахтенные специалисты нас поддерживают!
— Это лишний раз показывает, какие вы, рогачи, наивные идеалисты в массе своей, — покровительственно говорит наш начбез. — Не бывает такого, чтобы поддерживали абсолютно все. Ну, если вы не держите в заложниках их семьи. Да и тогда бывают сюрпризы, — он издает мрачный горловой смешок, который очень к месту смотрелся бы в игре, где сугирру выглядели более страшными, чем они есть на самом деле.
— Но мои переговоры с Энестиа он не достал? — уточняю я.
— Нет, до ваших личных данных защитка Томирла его не пропустила, — кивает Вергаас. — Но тут особого ума не надо, чтобы сообразить, что вы отправили корабль к родной планете.
— И что теперь? — хмуро спрашиваю я.
— Не знаю, — пожимает плечами Вергаас. — Не моя сфера.
Миа, Бриа и Мийгран переглядываются.
— Мы тоже не знаем, — наконец говорит Миа. — Скорее всего, ничего. Никаких средств воздействия на Землю у Содружества нет… Даже договор об обучении искина Земля заключала не с Содружеством, а с консорциумом три-четырнадцать, как субподрядчики. Вас они бы могли уволить… раньше. Но мы ведь пробили экстерриториальность станции, и теперь, чтобы вас снять, требуется голосование акционеров. Это можно устроить, но в качестве акционеров, опять же, выступают отдельные компании, у них разные финансовые вклады, их голоса пропорционально этим вкладам. Некоторые компании имеют связи с определенными политическими силами в Содружестве, другим наплевать, лишь бы прибыль капала… В общем, чем кончится такое голосование, сказать трудно. Если Дальгейн затеет что-то подобное, нам придется разбираться отдельно. Но это будет дело не одного дня.
— Какой-нибудь военный корабль к Земле они не пошлют?
— Точно нет, — качает головой Бриа. — Я вам уже говорила, один рейд военного корабля обходится баснословно дорого, тем более, в такую даль, как ваша планета. Военный конфликт между ацетиками и тораи в нашем пространстве — исключение, а не правило. К тому же у Содружества нет собственных сил, оно только арендует боевые единицы отдельных рас. Да и… если бы даже каким-то чудом им бы удалось выбить под это деньги, какой смысл? Абсуррах уже выпущен из контейнера.
В смысле, кот выпал из мешка. Понятно.
— И не забывайте о нашем отвлекающем маневре! — поддерживает ее Мийгран. — Обосновать какие-то меры им будет очень трудно, потому что всегда найдутся те, которые скажут — да ладно, все считают, что это была лишь инсценировка, зачем возиться? Для этого мы и старались.
И только мы доходим до этих утешительных выводов, в конференц-зале звучит стандартный вызов по коммуникатору.
Вызывают меня.
— Капитан Старостин! — на экране появляется фотография нашего друга Дальгейна, не к ночи будет помянут, и именно его голос звучит в динамике. — Не могли бы вы зайти в мой кабинет? То есть, в ваш, конечно же. Есть разговор.
— Угу, — говорю я, охваченный предчувствиями.
Сбрасываю вызов, оглядываю свою команду.
— Главное — держись твердо, кэп, и ничего они тебе не сделают, — говорит Вергаас.
— Ни хрена в этом не понимаю, но да, по моему опыту лучше всегда валять дурака, — кивает Нор-Е.
— Не знаю, что от него можно ждать, но, думаю, вы справитесь, — обнадеживающе советует Мийгран.
— Плюсую, — кивает Бриа.
— Этот недостойный желает вам всяческой удачи, — церемонно наклоняет рога Нирс.
— Ни пуха ни пера, — говорит Миа, которая продолжает прилежное изучение земной культуры. Когда она успевает? Моя единственная книжка «Быт и нравы дочерей Талес» за авторством Абдуркана уже неделю висит в коммуникаторе открытой на пятидесятой странице.
Улыбаюсь ей.
— К черту.
— Капитан Старостин, — говорит мне розовокожий сафектиец, сидящий за моим собственным столом. — Вы отдаете себе отчет, что задумали убийство всей разумной жизни в нашей Галактике?
Глава 23 (без правок)
Мой кабинет выглядит привычно, сафектиец даже на столе ничего не поменял: там все так же стоит специальная игрушка для Белкина с качающимися шариками (а что? Стол мой так велик, что грех не использовать его для удовольствия котейки) и маленькое настольное растение, принесенное Миа — продолжая штудировать все, что ей доступно о земных культурах, она вычитала, что у нас принято делать подарки во время ухаживания, и что частенько дарят цветы. Правда, срывать цветы для этого она посчитала варварством. Деталь, что обычно цветы дарят мужчины женщинам, тоже не учла.
А вот экраны показывают совсем другое. Я их либо не включаю — мелькание отвлекает — либо вывожу на них умиротворяющие картины. Космическую ночь, например, или какие-нибудь джунгли для Белкина, или с недавних пор виды Альп — мне по квантовой связи прислали. Однако сафектиец включил на них нечто весьма своеобразное.
Нет, по одной стене это просто виды станции, ничего особенного. Правда, довольно специфические виды.
Я вижу модуль нашей будущей Медицинской академии — разноцветные кубики корпусов, висящие в космическом пространстве под боком у соноранского модуля. Вижу «Лабораторию синергии», созданную саргами — она находится у них в модуле и уже стала местом паломничества любителей искусства, потому что стены там расписаны какими-то сногсшибательными сюрреалистическими узорами, которые к тому же меняют форму сами по себе. Вижу, наконец, здание в сафектийском модуле… и не сразу соображаю, что здесь расположено наше конструкторское бюро, занятое созданием чертежей космического корабля по выкладкам омикра. Ну да, тут мне немудрено не узнать: курирование этого проекта я бессовестно свалил на Нор-Е, потому что сон еще ладно, а вот ходить в туалет и гладить кота когда-то надо… даже если совмещать эти два процесса. Вообщем, сам в нашем КБ я даже не был ни разу.
А вот видеостена напротив поделена на пять равных сегментов, и изображения ни на одном из них я не узнаю.
Ну, на первом ладно, просто вид на какой-то пасторальный уголок землпеподобной планеты: широкий луг, уставленный то ли шатрами, то ли юртами, горы на горизонте… Я бы вообще сказал, что это Земля, но не узнаю животных, пасущихся между шатрами: то ли растолстевшие лошади, то ли исхудавшие гиппопотамы.
На другом — неведомая хрень: висящая в космосе… юла, наверное? Какой-то черный объект, формой смутно напоминающий детский волчок, выполненный из черного текучего материала, в котором, словно в мутном стекле, отражаются окружающие звезды. Материал как будто течет, очертания волчка постоянно колеблются по краям. Иногда на его поверхности появляются серебристые, ничего не отражающие ромбы и квадраты — но быстро уходят в глубину.
Третье изображение — город, напоминающий декорацию к научно-фантастическому блокбастеру: реально задевающие облака небоскребы причудливых форм, часто испещренные многочисленными туннелями, многоуровневые монорельсы, висячие сады повсюду… Немного напоминает некоторые современные мегаполисы в Китае или вот Сингапур, но там труба пониже и дым пожиже.
На четвертом экране — музейный стенд, посреди которого возлежит кусок обугленного пластика; это не видео, а фотография. На пятом — шарик планеты, окутанной непроницаемой изумрудной атмосферой.
Но не сказать, что все эти живые и неживые картины на стенах сильно меняют интерьер. Все равно это мой кабинет, с которым я свыкся и сроднился за много месяцев; в котором давал отпор многочисленным идиотам, принимал судьбоносные решения, играл с Белкиным, в конце концов. И вот, сидя в этом кабинете, эмиссар Содружества выкатывает такую предъяву — заявляет, что я якобы задумал извести под корень все цивилизации нашего сектора Галактики.
— В смысле, убийство разумной жизни? — охреневаю я.
Сафектиец вздыхает.
— Что такое, по вашему, смерть?
Машинально отвечаю старой школьной байкой:
— Превращение реакции окисления в реакцию гниения.