2. Планетологи виновато молчат, а радиооптик поет песенку про ласточек
Когда «Тахмасиб» перестал кувыркаться, Дауге отцепился от казенника и выволок бесчувственное тело Юрковского из-под обломков аппаратуры. Он не успел заметить, что разбито и что уцелело, заметил только, что разбито многое, стеллаж с обоймами перекосило и обоймы вывалились на приборную панель радиотелескопа. В обсерваторном отсеке было жарко и сильно пахло горелым.
Дауге отделался сравнительно легко. Он сразу же мертвой хваткой ухватился за казенник, и у него только кровь выступила под ногтями и сильно болела голова. Юрковский был бледен, и веки у него были сиреневые. Дауге подул ему в лицо, потряс за плечи, похлопал по щекам. Голова Юрковского бессильно болталась, и в себя он не приходил. Тогда Дауге поволок его в медицинский отсек. В коридоре оказалось страшно холодно, на стенах искрился иней. Дауге положил голову Юрковского себе на колени, наскреб со стены немного инея и приложил холодные мокрые пальцы к его вискам. В этот момент его застала перегрузка - когда Быков начал тормозить «Тахмасиб». Тогда Дауге лег на спину, но ему стало так плохо, что он перевернулся на живот и стал водить лицом по заиндевевшему полу. Когда перегрузка кончилась, Дауге полежал еще немного, затем поднялся и, взяв Юрковского под мышки, пятясь, поволок дальше. Но он сразу понял, что до медотсека ему не добраться, поэтому затащил Юрковского в кают-компанию, взвалил на диван и сел рядом, сопя и отдуваясь. Юрковский страшно хрипел.
Отдохнув, Дауге поднялся и пошел к буфету. Взял графин с водой и стал пить прямо из горлышка. Вода побежала по подбородку, по горлу, потекла за воротник, и это было очень приятно. Он вернулся к Юрковскому и побрызгал из графина ему на лицо. Потом он поставил графин на пол и расстегнул на Юрковском куртку. Он увидел странный ветвистый рисунок на коже, бегущий через грудь от плеча до плеча. Рисунок был похож на силуэт каких-то диковинных водорослей - темно багровый на смуглой коже. Некоторое время Дауге тупо разглядывал странный рисунок, а затем сообразил, что это след сильного электрического удара. Видимо, Юрковский упал на обнаженные контакты под высоким напряжением. Вся измерительная аппаратура планетологов работала под высоким напряжением. Дауге побежал в медицинский отсек.
Он сделал четыре инъекции, и только тогда Юрковский открыл, наконец, глаза. Глаза были тусклые и смотрели довольно бессмысленно, но Дауге очень обрадовался.
- Фу ты, черт, Владимир,- сказал он с облегчением,- я уж думал, что дело совсем плохо. Ну как ты, встать можешь?
Юрковский пошевелил губами, открыл рот и захрипел. Глаза его приобрели осмысленное выражение, брови сдвинулись.
- Ладно, ладно, лежи,- сказал Дауге.- Тебе надо немного полежать.
Он оглянулся и увидел в дверях Шарля Моллара. Моллар стоял, держась за косяк, и слегка покачивался. Лицо его было красное, распухшее, и он был весь мокрый и обвешан какими-то белыми сосульками. Дауге показалось, что от него идет пар. Несколько минут Моллар молчал, переводя печальный взгляд с Дауге на Юрковского, а планетологи озадаченно глядели на него. Юрковский перестал хрипеть. Потом Моллар сильно качнулся вперед, перешагнул через комингс и, быстро семеня ногами, подобрался к ближайшему креслу. У него был мокрый и несчастный вид, когда он сел, по каюте прошла волна вкусного запаха вареного мяса. Дауге пошевелил носом.
- Это суп?- осведомился он.
- Оуи, монсиеур,- печально сказал Моллар.- В'ермишелль.
- И как суп?- спросил Дауге.- Хороще-о?
- Хороще-о,- сказал Моллар и стал собирать с себя вермишель.
- Я очень люблю суп,- пояснил Дауге.- И всегда интересуюсь как.
Моллар вздохнул и улыбнулся.
- Больше нет суп,- сказал он.- Это биль очень горячий суп. Но это биль уже не кипьяток.
- Боже мой!- сказал Дауге и все-таки захохотал. Моллар тоже засмеялся.
- Да!- закричал он.- Это биль очень забавно, но очень не удобно, и суп пропал весь.
Юрковский захрипел. Лицо его перекосилось и налилось кровью. Дауге встревоженно повернулся к нему.
- Вольдемар сильно ушибся?- спросил Моллар. Вытянув шею, он с опасливым любопытством глядел на Юрковского.
- Вольдемара ударило током,- сказал Дауге. Он больше не улыбался.
- Но что произошло?- сказал Моллар.- Било так не удобно...
Юрковский перестал хрипеть, сел и, страшно оскалясь, стал копаться в нагрудном кармане куртки.
- Что с тобой, Володька?- растерянно спросил Дауге.
- Вольдемар не может говорить,- тихо сказал Моллар.
Юрковский торопливо закивал, вытащил авторучку и блокнот и стал писать, дергая головой.
- Ты успокойся, Володя,- пробормотал Дауге.- Это немедленно пройдет.
- Это пройдет,- подтвердил Моллар.- Со мною тоже било так. Биль очень большой ток, и потом все прошло.
Юрковский отдал блокнот Дауге, снова лег и прикрыл глаза.
- "Говорить не могу",- с трудом разобрал Дауге.- Ты не волнуйся, Володя, это пройдет.- Юрковский нетерпеливо дернулся.- Так. Сейчас. «Как Алексей и пилоты? Как корабль?» Не знаю,- растерянно сказал Дауге и поглядел на люк в рубку.- Фу, черт, я обо всем забыл.
Юрковский мотнул головой и тоже посмотрел на люк в рубку.
- Я узнаю,- сказал Моллар.- Я все сейчас буду познать.
Он встал с кресла, но люк распахнулся, и в кают-компанию шагнул капитан Быков, огромный, взъерошенный, с ненормально лиловым носом и иссниня-черным синяком над правой бровью. Он оглядел всех свирепыми маленькими глазками, подошел к столу, уперся в стол кулаками и сказал:
- Почему пассажиры не в амортизаторах?
Это было сказано негромко, но так, что Шарль Моллар сразу перестал радостно улыбаться. Наступила короткая тяжелая тишина, и Дауге неловко, кривовато усмехнулся и стал глядеть в сторону, а Юрковский снова прикрыл глаза. «А дела-то неважные»,- подумал Юрковский. Он хорошо знал Быкова.
- Когда на этом корабле будет дисциплина?- сказал Быков.
Пассажиры молчали.
- Мальчишки,- сказал Быков с отвращением и сел.- Бедлам. Что с вами, мсье Моллар?- Спросил он устало.
- Это суп,- с готовностью сказал Моллар.- Я немедленно пойду почиститься.
- Подождите, мсье Моллар,- сказал Быков.
- Кх... Де мы?- прохрипел Юрковский.
- Падаем,- коротко сказал Быков.
Юрковский вздрогнул и поднялся.
- Кх... Уда?- спросил он. Он ждал этого, но все-таки вздрогнул.
- В Юпитер,- сказал Быков. Он не смотрел на Моллара. Ему было очень жаль Моллара. Моллар был в первом своем настоящем космическом рейсе, и его очень ждали на Амальтее. Моллар был замечательным радиооптиком.
- О,- сказал Моллар,- в Юпитер?
- Да,- Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу.- Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
- Гореть будем?- быстро спросил Дауге.
- Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
- Пойду почиститься.
- Погодите, Шарль,- сказал Быков.- Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.
- Поняли,- сказал Дауге.
- Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь,- сказал Моллар. Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
- Х-хорошо ска-азано,- сказал Юрковский.
- С'ест ле мот (хорошо сказано (фр.)),- сказал Моллар. Он улыбался.- Можно... Можно, я все-таки пойду чистить себя?
- Да, идите,- медленно сказал Быков.
Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.
- Что он поет?- спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.
Дауге прислушался и стал переводить:
- "две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пустоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них". Что-то в этом роде.
- Тра-ля-ля,- задумчиво сказал Быков.- Здорово.