Милгрим вспомнил, как ел на кухне первого этажа заказанную Брауном пиццу. Один кусок с пепперони и три с сыром. А в холодильнике не оказалось ничего, кроме шести упаковок очень холодной «пепси». Рука до сих пор хранила ощущение от прикосновения к гладким белым кругам нагревательного элемента в жаровне – Милгрим никогда такого не видел. Браун взял пиццу с собой в кабинет, а еще – бокал и бутылку виски. Помнится, до этих пор он еще ни разу не пил на глазах у переводчика. Вскоре из-за двери стали доноситься обрывки телефонного разговора, но Милгрим не разобрал ни слова. А после, кажется, принял еще «Райз».

Точно принял. Ведь, размышлял он теперь, сидя в нижнем белье на краю постели, уже случалось так, что небольшая передозировка по-особенному прочищала мозги на следующее утро. Мужчина поднял голову: на него в упор, подобно дулу пистолета, смотрел орлиный глаз. Поспешив отвернуться, Милгрим встал и бесшумно, с ловкостью, происходящей от опыта, принялся обыскивать комнату.

Очевидно, она предназначалась для мальчика и должна была сочетаться со стилем всего здания, разве что к обстановке приложили чуть меньше усилий. Уже не столько Ральф Лорен, сколько «diffusion line»[138]. Милгриму пока что не попалось на глаза ни одной настоящей антикварной вещицы, за исключением бронзовой птицы на двери – возможно, ровесницы дома. Мебель носила следы состаривания, причем довольно небрежного: скорее Китай или Индия, нежели Северная Каролина. Если на то пошло, спохватился мужчина, заметив шкаф с пустыми полками, ему до сих пор не попалось ни единой книги.

Милгрим осторожно, стараясь не произвести ни звука, по очереди заглянул в каждый ящик маленького бюро. Ничего. И только в нижнем нашлась проволочная вешалка, обтянутая тканью с отпечатанным на ней названием и адресом химчистки в Бетесде[139], и пара кнопок. Мужчина опустился на ковер и заглянул под бюро. Опять пусто.

Маленький письменный стол немного в колониальном стиле, как и бюро, покрытый синей краской и состаренный машинным способом, тоже не баловал находками, если не считать дохлой мухи и черной шариковой ручки с белой надписью «СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА США». За временным отсутствием карманов Милгрим сунул ручку под резинку трусов и аккуратно открыл платяной шкаф. Петли заскрипели: как видно, дверцей нечасто пользовались. Громыхнули пустые вешалки. Лишь на одной из них висел темно-синий приталенный пиджачок с изящно вышитым золотым гербом на груди. Порывшись в карманах, Милгрим нашел мелок и скомканную салфетку «клинекс».

Этот мелок и детский пиджак наводили на грустные мысли. Не хотелось думать, что в комнате жил ребенок. Возможно, раньше здесь было еще кое-что – например, игрушки, книги, но почему-то в это не очень верилось. Обстановка говорила о трудном детстве, не более радостном, чем было у самого? Милгрима. Мужчина закрыл шкаф и подошел к синему стулу; на спинке висела его одежда. Надевая штаны, он укололся шариковой ручкой правительства США, про которую совершенно забыл.

Милгрим оделся и приблизился к единственному окну, задернутому полосатыми шторами. Встав так, чтобы как можно меньше потревожить край драпировки, он краем глаза увидел улицу N в невеселый пасмурный день. Да, и еще правое переднее крыло припаркованного автомобиля, черное и блестящее. Судя по величине крыла, машина была внушительных размеров.

Милгрим набросил на себя пальто «Пол Стюарт», нащупал в кармане свою книгу, пристегнул шариковую ручку и попробовал толкнуть выходную дверь. Комната оказалась не заперта.

За ней начинался обшитый панелями, застеленный ковром коридор с верхним освещением. Мужчина заглянул через перила: двумя пролетами ниже мягко поблескивал серый мрамор вчерашней прихожей. И тут над самым ухом ложечка звякнула о фарфор. Милгрим подскочил от испуга и обернулся.

– Благодарю, – произнес невидимый Браун с несвойственной ему ноткой признательности.

Коридор был совершенно пуст.

– Я понимаю, с чем вам приходится работать, – точно так же близко и неизвестно откуда проговорил незнакомый голос. – Вам предоставлены лучшие люди, но и этого мало. Мы слишком часто слышим от вас подобные речи. Конечно, я разочарован, что его опять не схватили. В свете вашей последней неудачи, думаю, было бы логично попытаться хотя бы сделать фотографию. Согласны? Следовало подготовиться на тот случай, если вы его снова упу?стите.

Неизвестный говорил как адвокат – размеренно и отчетливо, словно был уверен, что его дослушают до конца.

– Да, сэр, – ответил Браун.

– Тогда мы по крайней мере получили бы шанс узнать его поближе.

– Да.

Милгрим стоял с расширившимися глазами, вцепившись руками в перила, будто в поручень корабля в разгар ужасного шторма, смотрел на узкую полоску мрамора внизу и чувствовал привкус собственной крови. Он прокусил себе щеку в ту секунду, когда в кофейной чашке звякнула ложечка. Должно быть, беседа за завтраком отражалась от пола, либо поднималась эхом по стенам лестничного пролета, либо и то, и другое сразу. Любопытно, лет сто назад какой-нибудь ребенок тоже подслушивал здесь разговоры взрослых, давясь от смеха?

– По вашим словам, предназначенное ему сообщение указывает на то, что способность к выслеживанию до сих пор к нему не вернулась; таким образом, он пока не в курсе, где наш объект и куда направляется.

– Не знаю, кто на него работает, – заметил Браун, – но дело, похоже, еще не сделано.

– А наши друзья, – продолжал собеседник, – вдруг после просмотра материала им удастся сообразить, что там находится такого, ради чего ведутся столь безуспешные поиски?

– Оценки выполняет человек, не имеющий понятия, о чем речь. Для него это просто данные, а ему каждый день приходится иметь дело с анализом информации.

– Правительство?

– «Телко»[140], – ответил Браун. – Кто занимается расшифровкой, вам известно. Они никогда не видели продукта. А у нашего аналитика все причины как можно меньше вникать в подробности. Об этом я позаботился.

– Хорошо. Я вас понял.

Вилка и нож стукнули о тарелку так громко, что Милгрим поморщился.

– Итак, – спросил незнакомец, – в состоянии ли мы довести дело до конца?

– Полагаю, да.

– Значит, груз наконец придет в порт. После стольких скитаний.

– Но только не в конус, – уточнил Браун.

Конус? Милгрим испуганно поморгал. Уж не мерещится ли ему весь этот разговор?

– Ну да, – согласился второй мужчина. – Только не в Америку.

Ах, конус, сообразил Милгрим. Нужно писать заглавными буквами, как на Четвертое июля. CONUS, сокращенно от Continental United States[141].

– А может случиться, что его откроют для досмотра? – спросил незнакомец.

– Навряд ли, – сказал Браун. – В крайнем случае подвергнут гамма-сканированию, мы и сами так сделали в прошлом порту, чтобы убедиться, что упаковка и содержимое не вызывают подозрений.

– Ну да. Я видел.

– Значит, вы согласны?

– Согласен, – не возражал собеседник. – А какие шаги предпринимаются в Нью-Йорке в ваше отсутствие?

Браун помедлил.

– Я послал команду на квартиру к НУ. Дверь была нараспашку, и все внутри покрывал свежий слой латексной краски. Никаких отпечатков пальцев. Айпода, конечно, тоже не обнаружили. Устройство слежения оставалось на месте, под вешалкой. От него сразу избавились.

– Значит, они не нашли устройство?

– Если нашли, то никак этого не выдали.

– Вы хоть на шаг приблизились к разгадке, с кем мы имеем дело?

– Это один из мелких организованных преступных кланов в США. Возможно, даже семья в буквальном смысле слова. В основном занимаются контрабандой. Очень узкая специализация, баснословные цены. «Мара Салватруча»[142] по сравнению с ними – просто «Ю-пи-эс»[143]. По происхождению члены клана – кубинские китайцы. Все до одного нелегалы, надо полагать.