– Живешь в Нью-Йорке. По профессии – переводчик. Русский.

– Я русский?

– Твой паспорт, – Браун (на нем опять были серый костюм и белая рубашка) помахал документом в синей обложке с тусклым золотым ободком, – американский. Дэвид Миллер, запомни. А Дэвид Миллер наркотой не балуется. По прибытии в Канаду его не застанут под кайфом и не найдут при нем никакой дури. – Он поглядел на часы. – Сколько у тебя таблеток?

– Одна, – ответил Милгрим.

Это была чересчур серьезная тема, чтобы соврать.

– Принимай сейчас, – велел Браун. – Пойдешь на таможню сразу.

– Канада?

– Ванкувер.

– А что, других пассажиров не будет? – полюбопытствовал Милгрим.

Судя по виду, салон мог вместить еще человек двадцать. Или же послужить декорацией для порнофильма; достаточно посмотреть на длинные-предлинные диваны из белой кожи и вспомнить о спальне в хвосте, и у кого угодно встанет, невзирая ни на какие камеры.

– Нет, – отрезал Браун. – Не будет.

Спрятав паспорт обратно в карман костюма, он рассеянно провел рукой по правому бедру, где обычно висел пистолет. Милгрим уже в пятый раз наблюдал у него подобный жест. При этом Браун строил такую гримасу, что было ясно: пистолет остался на улице N. И черная нейлоновая сумка тоже. Похоже, их обладатель страдал от фантомного синдрома: так человек, которому ампутировали ногу, тянется почесать несуществующие пальцы.

Двигатели «Гольфстрима» загорелись, или стартовали, или как это правильно называется. Милгрим посмотрел за спинку своего кожаного кресла, в переднюю часть салона, где за рифленой занавеской из белой кожи скрывалась кабина экипажа. Очевидно, там находился пилот, которого пленник еще не видел.

– Когда приземлимся, – Браун повысил голос, перекрывая гул моторов, – к самолету подкатят таможенники. Они поднимаются на борт, говорят: «здравствуйте», я даю паспорта, их открывают, дают обратно, говорят: «до свидания». На этих самолетах только так и бывает. Номера? наших документов – и документов пилота – уже проверили, когда мы заполняли полетный лист. Не вздумай показать, будто ждешь каких-то вопросов.

Тем временем воздушная машина медленно пошла на взлет.

Когда она под усиленный рев двигателей рванулась вперед и чуть ли не свечкой взмыла к небу, Милгрим почувствовал, что его застали врасплох. Никто не советовал ему пристегнуть ремень безопасности, не говоря уже о рассказах про кислородные маски и спасательные жилеты. И это было не то чтобы неправильно – это казалось чудовищной, почти осязаемой аномалией. Как и крутой неожиданный взлет, заставивший Милгрима, который шарил глазами по салону за спинкой кресла, судорожно вцепиться в мягкие белоснежные подлокотники.

Пленник посмотрел в иллюминатор. Вашингтонский Национальный аэропорт имени Рональда Рейгана удалялся с невероятной скоростью, причем так плавно, словно кто-то делал отъезд на камере.

Как только траектория полета выровнялась, Браун разулся, встал с места и беззвучными шагами отправился в хвост. Милгрим предположил, что там находится туалет.

Наблюдая за своим спутником, Милгрим увидел, как рука Брауна потянулась к бедру, где не было пистолета.

56

Генри и Ричард

На выходе из таможни в толпе встречающих стоял молодой человек с бледным лицом и жиденькой бородкой, в запыленном на вид, но, без сомнения, дорогом костюме. В руках у юноши был белый лист картона с надписью зеленым маркером: «Генри и Ричард».

– Это мы, – представилась журналистка, остановив багажную тележку и протягивая ладонь для знакомства. – Холлис Генри. А вот и Одиль Ричард.

– Оливер Слейт. – Молодой человек убрал плакат под мышку. – Как sleight of hand[152], – уточнил он, пожимая руку сначала Холлис, потом Одиль. – Можно просто Олли. Агентство «Синий муравей», Ванкувер.

– Памела говорила, здесь пока нет офисов, – заметила Холлис, толкая тележку к выходу.

Часы аэропорта показывали чуть больше одиннадцати.

– Офисов нет, – согласился мужчина, шагая следом. – А работа есть. Мы обслуживаем клиентов на рабочих местах. Давайте помогу с вещами.

– Спасибо, не надо.

Они прошли через автоматическую дверь и миновали толпу людей, которые жадно курили после перелета, восполняя недостаток никотина в крови. Одиль принадлежала к новому поколению недымящих французов и явно радовалась тому, что Холлис покончила с вредной привычкой; зато этот Слейт, Олли, едва оказавшись за пределами аэровокзала, вытащил желтую сигаретную пачку и щелкнул зажигалкой.

Понемногу начинали накатывать воспоминания... Воздух поражал духотой и влажностью после Лос-Анджелеса – почти как в сауне, только прохладной, чуть ли не промозглой.

Троица поднялась по пандусу на крытую автостоянку, где Олли расплатился кредитной карточкой за парковку. А потом отвел их к машине, громадному «фольксвагену» вроде того, какой водила Памела. Перламутрово-белый корпус и маленький стилизованный муравей глиф слева от переднего номерного знака. Молодой человек помог убрать картонку и чемоданы в багажник и, уронив недокуренную сигарету, раздавил ее носком длинного, изящно состаренного ботинка. Такая обувь ему очень подходила.

Одиль пожелала сесть впереди; водителя это, кажется, устроило, и вскоре они уже были в пути, а в голове у Холлис отчаянно царапалась некая полумысль-полувоспоминание. Мимо проплывали огромные здания аэропорта, чистенькие и лишенные случайных черт, словно игрушечные макеты, забавы ради расставленные великанской рукой.

– Вы четвертые гости на этой квартире, – рассказывал Олли. – В прошлом месяце там отдыхали пиарщики дубайского султана. Они приезжали по своим делам, попутно хотели увидеть Хьюберта, вот мы их и разместили, а он потом заглянул. Перед этим два раза селили представителей филиала в Лондоне.

– Значит, это не квартира Хьюберта?

– По-моему, его, – ответил молодой человек, поворачивая на полосу ближе к мосту. – Но точно не единственная. Вид потрясающий.

Взгляду Холлис предстала обычная суета промышленного города, но яркие огни на высоких мачтах за перилами неприятно резали глаза. Тут зазвонил ее сотовый.

– Извините, – сказала она своим спутникам. – Да?

– Ты где? – осведомился Инчмэйл.

– В Ванкувере.

– Ну вот, а я торчу в фойе твоего непристойно вычурного отеля.

– Прости, меня послали в командировку. Пыталась тебе дозвониться, телефон не отвечал, а в отеле сказали, что ты уже съехал.

– И как тебе рассадник локативного искусства?

– Еще не знаю. Только приехала.

– Где остановишься?

– «Синий муравей» снимает квартиру.

– Требуй нормальную гостиницу.

– Вообще-то, – Холлис покосилась на Олли, который в эту минуту слушал Одиль, – говорят, что мы будем не в обиде.

– «Мы, Королева Англии...»?

– Со мной куратор из Парижа, специалист по локативному искусству. Тоже прилетела в Лос-Анджелес ради статьи. У нее тут большие связи.

– Когда вернешься?

– Не знаю. Наверное, скоро. А ты сколько там пробудешь?

– Пока продюсирую «Боллардов». Завтра в первый раз едем смотреть студию.

– Какую из них?

– На бульваре Вест-Пико. Как обычно, уже не наша эра.

– Что?

– Не наша эра, говорю. К слову, с какого перепуга типчики в шлемах из «Звездных войн» торчат у подножия спуска возле «Шато Мармон», словно там медом намазано? Куда они пялятся? Я их раньше заметил, когда регистрировался.

– Рассматривают монумент Хельмуту Ньютону. Я даже знакома с автором, это Альберто Корралес.

– Там же нет ничего.

– Чтобы видеть, нужен шлем, – объяснила Холлис.

– Господи.

– Так ты у «Мармон»?

– На Сансет, но возвращаюсь туда.

– Рег, я перезвоню. Мне пора.

– Тогда пока.

Мост уже давно остался позади, а они все ехали по просторной улице, на которую повернули, мимо стильных магазинов и ресторанов. Джимми Карлайл, до вступления в «Кёфью» два года игравший на басе в Торонто, говорил, что канадские города выглядят точь-в-точь как американские – какими их показывают по телевизору. Да, но в Америке не найдешь такого множества галерей, решила про себя Холлис: за пару-тройку кварталов она насчитала целых пять штук. А потом начался новый мост.

вернуться

152

ловкость рук (англ.).