Я - разменная монета. Нет, я знала, что мой долг - продолжить род хозяев перевала, но это совсем другое дело, а вот рожать детей Райгору мне вовсе не хотелось! Наверняка отец уже присмотрел мне жениха, а может, и нескольких, на выбор, и это были те, кто знал наши порядки и справился бы с моим приданым, потому как это все же не женское дело. И, повторюсь, силком за немилого отец бы меня не отдал. Будто выбрать было не из кого! Внуки и внучатые племянники старого Раве, дети других соседей - многих из них я знала, они бывали у нас, мы гостили у них...
Но чужак... Немыслимо! Горы могут принять чужака, если он придет с миром и желанием понять. Но если я права, и если мою семью убили по приказу князя Даккора, горы отомстят. Если прежде этого не сделаю я сама...
4
Мне показалось, будто князь Даккор стал намного охотнее общаться со мной. Прежде он попросту не замечал меня, разве что время от времени интересовался, как я усваиваю всевозможные науки. Теперь же князь лично устраивал мне настоящие экзамены и часто беседовал со мной на всевозможные темы, тратя на это немало времени. Я старалась не разочаровывать его, и, по-моему, он казался вполне удовлетворенным моими успехами. Вот только мне было непонятно, почему же раньше он не уделял мне столько времени? Возможно, считал меня еще слишком маленькой и неразумной? О чем говорить с такой, разве что о вышивании! Или причина была иной?
Спрашивать я не хотела, я ведь была послушной воспитанницей, а лишние вопросы - ненужные подозрения. Я полагала, что и так сумею разузнать, что потребуется, не привлекая к себе лишнего внимания. И верно: тут слово, там другое, и картина становилась всё яснее.
Так бывает, когда в долине стоит настолько густой туман, что едва-едва различишь верхушки скал, а потом вдруг подует свежий ветерок. Сперва легкий, порывистый, он уносит прочь серые клочья, а когда задует в полную силу, то можно разглядеть всё до мелочей... Мой ветер покамест был совсем слабым, но я надеялась, что он еще разгуляется!
Ну а Райгор все реже и реже появлялся дома. Отец теперь отправлял его к сопредельным правителям вместо себя, должно быть, чтобы сын как следует выучился тому, что придется делать, когда настанет его черед править. С возложенными на него обязанностями Райгор справлялся отлично, а что виделись мы нечасто, оно и к лучшему.
Так прошел почти целый год. Почти ничего не изменилось, только князь Даккор внезапно охладел к нашим с ним долгим беседам и все чаще теперь запирался в своем кабинете, не выходя оттуда сутками. Мне казалось, он с большим нетерпением ждет возвращения сына - князь справлялся о том, не вернулся ли Райгор, по несколько раз на дню.
По счастью, тот вернулся и в самом деле довольно скоро, и почти сразу же по замку разлетелся слух - князь тяжело болен. Райгор ходил чернее тучи, а личные княжьи слуги молчали, словно воды в рот набрали. Я несколько раз пыталась повидать князя, но всякий раз мне было отказано в приеме. В конце концов, я перестала и пытаться, здраво рассудив - если ему угодно будет увидеть меня, он за мной пришлет.
Но время шло, князь не показывался из своих покоев, и ходили слухи, что осталось ему недолго. Делами заправлял теперь Райгор, как-то разом повзрослевший, и, хоть было ему непросто, жизнь в замке шла своим чередом. Больше он уж не уезжал надолго, но это меня мало тревожило: Райгору было не до меня, и славно!
Теперь мне удавалось и побыть наедине с собой, и побродить по замку и службам: моя толстушка Мадита нашла себе ухажера и призналась как-то, чуть не плача, что это едва ли не последний ее шанс выйти замуж. Я чуть было не сказала, что такую крепкую и полнотелую девицу в наших краях любой бы без раздумий взял за себя, но смолчала. Мадита считала себя вовсе не симпатичной и говаривала порой, когда думала, что я не слышу, мол, вот подобралась парочка, будто нарочно искали: хозяйка - жердь белобрысая, а служанка - колобок чернявый! Заяви я, что она очень даже хороша собой, Мадита решила б, что я над ней насмехаюсь...
Так или иначе, но я делала все, чтобы помочь ей устроить личное счастье: отпускала хоть на весь день, хоть на всю ночь, лишь бы в комнатах было прибрано. Одеться и причесаться я могла и сама, а на стол подавал теперь пожилой слуга, которому не было дела до того, с каким-таким поручением я отослала свою служанку.
Теперь я умела выбраться из господских покоев и проникнуть на задний двор. Собаки уже знали меня и даже позволяли гладить щенят, лошади помнили, что я приношу им угощение... Особенно полюбил меня один немолодой уже конь необычной масти: светлогривый, гнедой с проседью, с боками и крупом в мелких светлых пятнах - будто серебряные монеты по бархату рассыпали! Для него я всегда приберегала яблоко или кусок хлеба.
- Это когда-то любимый княжеский выездной был, - сказал мне конюх. - И то, масть редкая. Сколько ни пускали к кобылам - не родятся такие жеребята! Обычные, гнедые, серые в яблоко или сивые - сколько угодно, а чтоб гнедой в серебряное пятнышко - такого никто не упомнит...
- Теперь уж князю не до конных прогулок, - сказала я.
- Угу. Этот вот чует что-то, волнуется, - тот осторожно погладил коня, а тот сделал вид, что сейчас ка-ак цапнет наглеца за руку! - Не иначе, скоро... Лошади с собаками всегда знают, когда с хозяином неладно.
Я кивнула и тоже потрепала жеребца по длинной чёлке.
- У вас, госпожа, не в обиду будет сказано, волосы, как его грива, - сказал вдруг конюх, - и масть та же, и густота, и, похоже, такие же жесткие. Не трогал, врать не стану, но, сдается мне, вам бы лошадиный гребень пригодился, вот, держите, новехонький!
Надо же, подумала я тогда, первый комплимент в этом замке я услышала на конюшне... А гребень взяла и поблагодарила. Негоже не брать подарок, преподнесенный от души.
Уже у себя в комнате, глянув в зеркало, я с удивлением поняла, что конюх-то прав! Волосы мои по-прежнему напоминали сноп соломы, только старой, перезимовавшей, вымороженной до тускло-серебристого цвета... Но ведь рано мне ещё седеть!
Что Мадита ничего не заметила, понятно, не до того ей сейчас. Вдобавок, погода стоит пасмурная, и при дневном-то свете ничего толком не разглядишь, а уж при свечах и подавно. Я частенько жалела о светильниках из Сайтора, при которых и в лютую непогоду было светло, как днем: без них мы бы там в кротов превратились!
- Вот так дела, - сказала я своему отражению, как говорила уже не первый год, а оно будто бы едва заметно кивнуло, так играли тени. - Спросить бы хоть у дядюшки Раве, что это такое и почему приключилось!
Но написать старому рыцарю я не могла: не с кем было отправить послание. Здешние быстрокрылые меня не понимали, а людям я доверить свое письмо не могла. Да и, правду сказать, дядюшка Раве грамоте не слишком разумел, ещё как разобрал бы написанное мною...
*
- Госпожа Альена! - Мадита настойчиво теребила меня за плечо. - Госпожа Альена, вставать пора!
- Угу, - пробормотала я, натягивая одеяло на голову. - Еще минуточку…
- Госпожа Альена, господин Райгор вас к завтраку ждет! - выпалила она, пустив в ход, похоже, последнее средство. - Если сейчас же не встанете, он разозлится!
- Что это ему вдруг в голову взбрело? - спросила я, сев на кровати. Я почти всегда ела одна в своих комнатах, так уж повелось.
- Не знаю, госпожа, но, сдается мне, он боится остаться нос к носу с гостьей, - хихикнула вдруг Мадита, поднося мне кувшин для умывания. - Слыхали же?
- Да, вроде бы приехал кто-то...
- Приехала! Княжна соседская, девица-краса... хотя коса у вас получше будет, - фыркнула она, а потом продолжила, понизив голос: - Все ведь знают, что старый князь-то болен, так что б не попробовать оженить господина Райгора? Вдруг отец передумает и даст позволение?
- Для этого ему нужно умом повредиться, а о таком я не слыхала, - ответила я.
- Ну так попытка не пытка... - Мадита выложила на кровать костюм для верховой езды и пояснила: - Господин Райгор велел надеть после завтрака. Я как раз успею почистить да отгладить, только вы там не слишком уж торопитесь, сами видите, сколько тут складочек да оборочек... И одного шлейфа мне на две юбки хватит! Ну ладно, на одну... и ещё передник.