Бархатистый голос Лорис-Меликова, казалось, обволакивал собеседника. Как и большинство кавказцев, он умел красиво говорить и производить приятное впечатление, но разгоряченный предыдущими событиями Будищев остался равнодушным к его чарам.

— Негодую вместе с вами, ваше высокопревосходительство, но нельзя ли освободить мою воспитанницу прямо сейчас?

— Отчего же нельзя, — смешался министр. — Я немедленно напишу приказ и отправлю его…

— Дайте его мне.

— Пожалуй, так будет быстрее, — согласился Михаил Тариэлович. — И знаете что, я пошлю с вами своего офицера. Так вообще не возникнет никаких проволочек.

Быстро набросав несколько строк на дворцовом бланке, Лорис-Меликов приложил к нему личную печать, после чего вызвал дожидавшегося в приемной Ковалькова.

— Господин ротмистр, вам надлежит отправиться с господином Будищевым в Кресты и проследить, чтобы известная ему особа была немедленно освобождена.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!

— Ни вам, ни кому иному, включая коменданта тюремного замка, не следует задавать господину подпоручику вопросы по поводу арестованной. Это понятно?

— Так точно!

— Исполняйте.

— Есть!

— А вас, Дмитрий Николаевич, — повернулся к Будищеву граф, — позвольте еще раз поблагодарить, за все, что вы сделали для России. Прежде вы проливали за нее кровь, а сегодня стали ее спасителем!

Если бы еще вчера кто-то сказал Шматову, что он будет участвовать в спасении царя, после чего побывает во дворце, где множество генералов и сановников в шитых золотом кафтанах станут его благодарить за смелость и расторопность, он бы не поверил. Да что там, он и сегодня готов был ущипнуть сам себя за руку, чтобы убедиться, не снится ли ему это все. Роскошные залы, слуги в богатых нарядах, придворные, военные и он. Вчерашний крестьянин и простой солдат посреди всего этого великолепия.

— Что, Федя, нравится? — вывел его из состояния мечтательности вопрос старого друга.

— Ага, — кивнул парень. — Я такого прежде и в церкви не видел!

— А где Люсия со Студитским?

— Ваша невеста в покоях Светлейшей княгини Юрьевской, — проявил осведомленность идущий рядом с Дмитрием жандарм, — а господина доктора увели лейб-медики во главе с Сергеем Петровичем Боткиным. Хотели уточнить диагноз или что-то в этом роде.

— Ну и ладно, — удовлетворенно кивнул подпоручик. — Тогда, Феденька, подавай свой экипаж, мы с господином Ковальковым едем в тюрьму.

— А зачем?

— Много будешь знать, скоро состаришься!

— Ну и ладно, — и не подумал обижаться Шматов, — вам в какую?

— Что скажете, господин ротмистр?

— В Петропавловскую, — нехотя пояснил жандарм.

— Точно не в Централ?

— Господин Будищев, — вздохнул Ковальков, — вашу подопечную перевели три дня назад. Знаете, в иное время я бы с удовольствием прокатился по всем тюрьмам столицы, наблюдая за вашими нравственными страданиями, но теперь у меня слишком много дел. Давайте покончим с этим как можно скорее.

— Трогай, Федя! Не видишь, их благородие нервничают.

— Ерничать изволите? Ну-ну.

Комендантом Петропавловской крепости вот уже пять лет состоял генерал-адъютант барон Георг Бенедикт Майндель. Происходил он из курляндских немцев, в молодости геройски воевал на Кавказе, потом служил в гвардии, командовал гренадерской дивизией, пока, наконец, не получил нынешнюю почетную и при этом не слишком обременительную должность. Подчиненные, пожалуй, любили давно обрусевшего коменданта и даже называли на русский манер Егором Ивановичем, чего никак нельзя сказать об узниках этого заведения.

Не то чтобы барон Майндель был по отношению к находящимся в крепости политзаключенным сатрапом и как-то особенно утеснял их. Просто склонный к порядку немец слишком тщательно соблюдал все инструкции, а вот они-то были весьма строги. Года два назад в Трубецком бастионе даже возникли беспорядки, оттого, что одному из заключенных отказали в выдаче табака. Его товарищи по несчастью каким-то образом узнали об этом и принялись стучать, ломать мебель и всячески выражать протест.

Режим после подавления бунта несколько смягчился, но все равно Петропавловская крепость заслуженно «славилась» в революционных кругах своими тяжелыми порядками.

— Чем обязан вашему визиту, господа? — осведомился комендант у нежданных визитеров.

Ковальков не говоря лишних слов, протянул ему только что выданное министром предписание. По мере чтения, землистого цвета лицо барона несколько порозовело, и он не без удивления уставился на стоящую перед ним странную парочку.

— Что это значит? — проскрипел он.

— Только то, что там написано, ваше превосходительство, — пожал плечами жандарм. — Об остальном я осведомлен не более вашего.

— А вы что скажете, господин подпоручик? — обернулся Майндель к моряку.

Каменное лицо Будищева осталось бесстрастным.

— Что же, приказ есть приказ, есть приказ, — покивал старый генерал и в этот момент его сразил приступ кашля.

Судя по всему, силы коменданта медленно, но верно подтачивала какая-то болезнь. Он крепился, старался не поддаваться хвори, но время его неумолимо подходило к концу, и кашель был лишь предвестником погребального звона. [1] Наконец он устал бороться и, вызвав адъютанта, он прохрипел ему, — пусть забирают, кого хотят!

— Что с вами, ваше превосходительство? — всполошился забежавший в кабинет поручик.

— Ничего-ничего, — отмахнулся генерал в перерыве между приступами, — сейчас немного отдохну и полегчает, а вы, голубчик, делайте что велено. Видите какой приказ вышел?

— Прошу вас, господа, следуйте за мной, — пригласил Будищева с Ковальковым адъютант. — Арестованную сейчас доставят.

— Благодарю, — кивнул ротмистр.

— Скажите, — с просительным выражением на лице обернулся к нему поручик, — действительно ли, произошло покушение на государя? Мы тут в крепости как на необитаемом острове. Толком ничего не известно, а слухи ходят до того дикие, что просто невозможно в них поверить.

— А вы у господина подпоручика спросите, — перевел стрелки жандарм. — Он, так сказать, непосредственный участник событий.

— В самом деле? — оживился адъютант.

— Его величество жив, хоть и легко ранен, — удовлетворил его любопытству моряк. — Трое злоумышленников погибли во время покушения, что же до их сообщников, то если жандармы не будут по привычке ловить ворон, то скоро вы с ними и сами познакомитесь.

— Понял вас, — расцвел в улыбке поручик. — Так кого вам надобно привести?

— Девицу мещанского звания Степаниду Акимову дочь Филиппову.

— Сию секунду, — щелкнул каблуками тот, — а вы подождите тут в кордегардии.

— Вы бы присмотрелись к обстановке, — наклонился к Дмитрию Ковальков, которого задело замечание Будищева по поводу жандармов. — Мало ли, вдруг пригодится?

— Не беспокойтесь, я один не сяду! — парировал тот.

Через несколько минут к ним вернулся их провожатый, а за ним в сопровождении солдата, шла Стеша. Лицо девушки за время разлуки осунулось, одежда была мятой и грязной, да и от самой ее пахло какой-то невыразимой смесью запахов от кислой баланды, до давно немытого тела.

Увидев Будищева, она на секунду застыла, будто не веря своему счастью, а потом бросилась к нему и с рыданиями повисла на шее.

— Не положено, — попробовал удержать ее конвоир, но наткнувшись на красноречивый взгляд непонятного флотского отступил.

— Какой пассаж! — округлил глаза адъютант.

— Вам тоже нравится? — улыбнулся уголками губ ротмистр.

— Но, черт возьми!

— Если я расскажу, вы все равно не поверите!

— Даже так? — высоко поднял брови тюремщик.

— Ты пришел, — плакала тем временем на груди Дмитрия Стеша. — я знала, я верила, ты придешь за мной и заберешь отсюда!

— Все хорошо, милая, все кончилось! — успокаивал он ее, после чего повернулся к сопровождающим, — мы можем идти?

— Конечно, — почти сочувственно отозвался, бог знает, что себе вообразивший адъютант. — Извольте следовать за мной.