— Выглядит так, что он сможет отдать тебя под суд. Ты вынудил меня наложить в штаны. Это неправильно. И незаконно.

— Это что ж, любой воришка может обгадиться и называть полицейских плохими? Вряд ли у тебя что-то получится.

Шланг захныкал громче.

— Не так все было, начальник.

На одном ботинке оказалось пятнышко дерьма, и Ларри велел бросить его тоже в мешок. Шланг повиновался и всхлипнул.

— Жестокий ты, начальник. Самый жестокий из полицейских. Где я теперь возьму обувь? У меня нет другой.

Ларри ответил, что, может быть, он выйдет еще не скоро. Накрыл газетой сиденье Гэндолфа и велел голому ниже пояса человеку сесть снова. Бормотавший что-то под нос Шланг был так расстроен, что даже не слушал. Ларри сильно ударил кулаком по столу, чтобы он замолчал.

— Шланг, что произошло с Гасом? С Добрым Гасом? Что?

— Не знаю, начальник.

Лгал он, как ребенок, потупясь.

— Не знаешь? Он убит, Шланг.

— Да, я вроде бы слышал.

— Держу пари, это разбило тебе сердце. Он же лупил тебя.

Как ни туп был Шланг, он понял, к чему ведет Старчек. Утер пальцами нос.

— Не знаю, начальник. Меня лупят вроде бы все. Полицейские лупят.

— Шланг, я тебя не лупил. Пока что.

— Начальник, зачем ты со мной так? Заставил меня наложить в штаны и сидеть так, будто я ребенок. Голышом.

— Теперь слушай, Шланг. Ты носил при себе драгоценность покойной. Убитой одновременно с человеком, который бил тебя всякий раз, завидев твою гнусную рожу. И теперь хочешь сказать, что это просто-напросто случайное совпадение? Да?

— Начальник, здесь холодно. Я раздетый. Смотри. У меня гусиная кожа и все такое.

Ларри снова ударил по столу.

— Ты убил их, Шланг! Ты застрелил Гаса. И его, и Луизу, и Пола. Очистил кассу, в которую давно намеревался запустить руки. Вот так это было. Потом стащил этих несчастных в морозильную камеру и попользовался Луизой Ремарди. Вот так это было.

Шланг потряс головой — нет. Ларри понял, что пора пустить в ход что-то другое.

— Шланг, мы нашли твои отпечатки пальцев. На месте преступления. Ты не знал этого? Вся касса ими покрыта.

Гэндолф оцепенел. Если он не был в кассе или рядом с нею, то должен был понять, что Ларри лжет. Но выпутаться у него никакой возможности не было.

— Я не говорю, что никогда не был там. Я там бывал. Это тебе скажут многие. Любил разыгрывать Гаса.

— Разыгрывать? Ты так называешь убийство?

— Начальник, зайти и поздороваться — это не то же самое, что убийство.

— Отрицай, отрицай, Шланг. Времени у нас много. Мне больше делать нечего, как слушать твою ложь.

Ларри выключил радиатор и вышел. Через сорок минут он вернулся с Уилмой Эмос, приехавшей наконец с опергруппой. Шланг дергался, видимо, пытаясь высвободить из браслета руку или просто согреться.

— Не приводи сюда женщин, когда я без штанов! — пронзительно завопил он.

Ларри представил располневшую Уилму, та бросила на Шланга оценивающий взгляд. Шланг отвернулся от нее, насколько позволяли наручники, и прикрылся свободной рукой.

— Шланг, я просто хотел спросить тебя в присутствии детектива Эмос. Хочешь есть? Или пить?

В ответ услышал, что Ларри злой полицейский, и все тут.

— Насколько я понимаю, это означает нет, — сказал Ларри Уилме. Они заранее договорились, что она выйдет, но будет стоять за дверью и делать записи.

— Я хочу какие-то штаны, начальник. Вот чего. Я умру здесь от холода.

— Шланг, у тебя есть штаны. Можешь надеть их снова в любое время.

Ромми снова заплакал. Безутешно. Он был уже сломлен.

— Начальник, что я сделал, за что ты со мной так?

— Ты убил трех человек. Застрелил Гаса, Луизу и Пола. Ограбил всех. И поимел эту женщину в очко.

— Начальник, ты все время это говоришь.

— Потому что так оно и было.

— Правда?

Ларри кивнул.

— Если я сделал что-то такое, убил трех человек и так далее, почему ж ничего не помню?

— Вот я и помогаю тебе вспомнить. Думай, думай, Шланг.

Они всегда говорят, что не могут вспомнить. Как вернувшийся домой пьяный муж. Но в разговорах преступники рано или поздно все вспоминают. Всегда всплывает что-то решающее, какие-то подробности, на которые сами полицейские еще не наткнулись.

— Когда все это случилось? — безучастно спросил Гэндолф.

— Четвертого июля, на праздник.

— Четвертого июля, — повторил Шланг. — Меня тогда вроде здесь даже не было.

— Где ж ты был? В морском путешествии?

Шланг опять утер нос тыльной стороной ладони. Ларри снова ухватил его запястье.

— Ромми, смотри на меня. Смотри на меня. — Испуганный, сломленный Гэндолф поднял на него заплаканные карие глаза. И Ларри ощутил какое-то радостное возбуждение — противиться Шланг не мог. Находился теперь полностью в его руках. — Этих людей убил ты. Я знаю, что ты. Теперь скажи, ошибаюсь ли я. Я говорю, что ты убил этих людей и позабавился с этой женщиной.

— Я никогда не делал ничего такого с женщинами.

— А если не ты, то кто? Был с тобой кто-нибудь?

— Н-н-нет, — ответил Ромми. Потом как будто опомнился. — Черт возьми, начальник, я совсем не помню ничего этого. Откуда мне знать, был ли кто со мной? Я только говорю, что не сделал бы такого ни с одной женщиной, даже если б очень сильно ненавидел ее.

Ларри почесал за ухом, притворяясь равнодушным. Но он услышал нечто новое.

— Ты ненавидел Луизу?

— Нет, командир. «Не надо никого ненавидеть». Разве не так сказал Христос?

— Ну, — спросил Ларри с тем же равнодушным видом, — а что ты против нее имел?

Шланг беспомощно поводил руками.

— Она просто из этих стервозных сук. Понимаешь? Которые обещают тебе одно, делают другое. Сам знаешь эти дела.

— Конечно, — сказал Ларри. — Только сейчас из головы вылетело. Как ты познакомился с ней?

Гэндолф как будто бы впервые напряг память.

— Луиза одна из тех цыпочек, с какими я знался в аэропорту.

Аэропорт, подумал Ларри. Какой же ты детектив, черт возьми? Надавать бы тебе по башке. Значит, Шланг знал Луизу по аэропорту. Теперь все становилось на свои места.

— Ты с ней когда-нибудь трахался?

— Нет. — Ромми застенчиво рассмеялся, смущенный и вместе с тем польщенный этой мыслью. — Ничего такого не было. С женщинами я почти не путаюсь.

— Тогда почему говоришь, что Луиза была стервозной сукой? Она заигрывала с тобой? Водила тебя за нос?

— Начальник, у тебя какие-то странные понятия в этом смысле.

— Да? Не думаю. Я скажу тебе, Шланг, что странно. Ты говорил, что не знал никого из этих людей. А на самом деле знал. И Гаса, и Луизу.

— Нет, командир. Я не говорил такого. Я только говорю, что не убивал их.

— Точно так же, как и не знал их.

Лжешь в одном, лжешь во всем: такова логика полицейских. Шланг, судя по его внезапному оцепенению, это понимал.

— Ромми, послушай. Я ведь хочу помочь тебе. Хочу понять, как могло такое произойти. То есть ты проходишь мимо гасовского окна, видишь внутри женщину, которая тебя обманывала. Входишь. Она тебя слегка возбуждает. А Гас гонит тебя. Я могу представить, как все вышло из-под контроля. То есть убийцей мне ты не кажешься. Ты ведь не убийца, правда?

Вот так и выводишь их на чистую воду, говоря, что понимаешь, кивая, когда они говорят: «Какой был у меня выбор?»

— Даже не думал, что могу быть убийцей, — ответил Гэндолф.

— Ну, и как же это произошло?

Шланг молчал.

— Ромми, какой наркотик ты принимаешь? Героин? Колешься героином?

— Начальник, я почти не балуюсь наркотиками. Иногда нюхаю краску, вот и все. Только когда последний раз был в Мантеко, тамошний доктор сказал, что мне это вредно, у меня и так мало клеток в мозгу.

— Но иногда принимал, правда?

Шланг согласился.

— Так, может, четвертого июля ты был под наркотиком. Люди в таких случаях многого не помнят. И от наркотика становятся вспыльчивыми. Многие хорошие люди наделали много преступлений под фенциклидином.