— Сложно. — Эрно переждал какой-то спазм. — Плохо для Шланга.

Он был прав и в этом. История, начавшаяся с угрозы Шланга убить Луизу, почти не имела бы продолжения. Однако даже принимая эти добрые намерения, Артур чувствовал, что сердце дает перебои, теперь было ясно, как вольно обходился с правдой этот человек.

Глаза Эрно были неподвижны от боли или задумчивости. В них болезнь его представала в полной мере — сеть красных прожилок, желтоватые полоски на сетчатке, тусклый взгляд. Ресницы его выпали, веки казались воспаленными.

— Я тоже, — неожиданно сказал он.

— Что «тоже»? — спросил Артур. — Это было бы плохо и для вас?

Эрно прикрыл рукой рот и зашелся в кашле, но, сотрясаясь, кивнул.

— Почему? — спросил Артур. — Почему было бы плохо для вас?

— Билеты, — сказал Эрно. — Тоже крал их.

— Вы?

Эрдаи кивнул снова.

— Черт возьми, Эрно, зачем это было вам?

Эрдаи с отвращением махнул рукой и уставился в потолок.

— Глупо, — ответил он. — Нуждался в деньгах. Семейные проблемы. Начал двумя годами раньше.

— До Луизы?

— Да. Прекратил. Но боялся.

— Боялись?

— Взяли бы ее, взяли бы меня. — Эрно перевел дыхание. — Потому и пошел в ресторан... Остановить ее... Дрался. Гас подошел с пистолетом.

Эрно закрыл глаза. Дальнейшее не требовало повторения.

— Значит, никакой любовной связи не было?

Эрно слабо улыбнулся.

— Господи, — вымолвил Артур. Голос его прозвучал слишком громко, он внезапно пришел в отчаяние. Когда дело оборачивалось плохо, его зачастую, как и теперь, охватывало чувство, что он сам во всем виноват. Ему хотелось вылезти из собственной шкуры, даже содрать ее, если необходимо. — Господи, Эрно. Почему вы не говорили этого?

— Пенсия, — ответил он. — Двадцать три года. Теперь для жены. Так лучше. Для всех.

Лучше для Ромми, лучше для него — вот что имел в виду Эрно. К тому же, как всякая ложь, она могла скрыть неприятные стороны правды. Артур задумался. Первым его побуждением было вызвать судебного секретаря, кого-то, кто мог записать это. Но он представил себе последствия. Утверждение Мюриэл, что Эрно искажал факты для собственных целей, нашло бы подтверждение. В сущности, он нагло давал ложные показания под присягой перед судьей Харлоу. Поэтому в глазах закона совершенно не заслуживал веры. Притом он был вором, обманывал нанимателя, который доверял ему больше двадцати лет.

— Эрно, это все?

Эрдаи собрался с силами и решительно кивнул.

— А кто тот человек, Фараон? — спросил Артур. — Можно его найти?

— Шваль. Мелкий жулик. Исчез много лет назад.

— Он как-то причастен к убийству?

Эрно издал негромкий харкающий звук — лучшее, что могло бы сойти за смех при мысли о еще одном подозреваемом. Медленно поводил лицом из стороны в сторону, видимо, этот жест он повторял часто. На затылке среди густых волос о подушку была вытерта проплешина.

— Я. Один я. — Он потянулся через просвет в перилах кровати и взял Артура за руку горячими от жара пальцами. — Ваш клиент... тут... ни при чем. Совершенно невиновен. — У Эрно последовал тот же недолгий пароксизм, кашель, потом появление и прекращение боли. Однако нить разговора он не утратил. — Совершенно.

Эрно повернулся на бок, лицом к Артуру, хотя это потребовало громадных усилий. Глаза его как будто потемнели, возможно, по контрасту с желтым лицом.

— Ларри не поверит мне, — прошептал он. — Слишком гордый.

— Пожалуй.

— Я убил всех.

Усилие этого заявления и сопровождающего жеста вымотало его. Он откинулся на спину, не выпустив руки Артура. Потом так неподвижно уставился в потолок, что Артур испугался, не умирает ли Эрно у него на глазах. Правда, какое-то шевеление руки больного все-таки ощущалось.

— Думаю об этом, — произнес Эрно. — Постоянно. Все представляю себе. Все. Хотел по-другому. В конце.

По ходу разговора Артур чувствовал, что внутри у него образуется какая-то пустота. Мир, который нарисовал Эрно — Луиза на автостоянке, последующая ссора любовников, — сцены, которые Артур представлял так ясно, будто видел в кино, — исчезал. Когда он выйдет из больницы, останется только тот непреложный факт, что Эрно — лжец. И лжет он только ради удовольствия всех одурачить. Последняя версия провалилась? Выдумай другую. Однако в присутствии Эрно Артур не мог сомневаться в нем. Может, то было просто своего рода признанием его мастерства обманщика. Вопреки всему он поверил Эрно так же убежденно, как принимал его за лгуна.

Прошла очень долгая минута.

— Всегда понимал, — произнес Эрно.

— Что понимали?

Эрно снова собрался с силами, чтобы повернуться на бок, и Артур потянулся помочь ему. Плечо Эрно представляло собой обтянутую кожей кость.

— Себя, — сказал Эрно и скорчил гримасу.

— Себя?

— Плохой, — сказал он. — Плохая жизнь. Почему?

Артур подумал, что это философский или религиозный вопрос, но Эрно выдвинул его как риторический, на который знал ответ.

— Всегда знал, — сказал он. — Слишком трудно.

— Что?

Окаймленные красным, лишенные ресниц глаза Эрно смотрели в одну точку.

— Слишком трудно, — сказал он, — быть хорошим.

— Мы выиграли.

Томми Мольто с лицом, похожим на ванильный пудинг, схватил Мюриэл за руку, когда та выходила из кабинета Неда Холси. Апелляционный суд вынес решение: заявление Гэндолфа о пересмотре дела отклонить, отсрочку приведения в исполнение смертной казни снять.

— Мы выиграли, — повторил Томми.

Томми Мольто был странной личностью. Редко видел лес, однако, если требовалось срубить дерево, оказывался именно тем, кто нужен. Десять лет назад, когда судили Шланга, Томми был наставником, а Мюриэл берущей уроки мелкой сошкой. Не огорчался, когда с годами она сравнялась с ним в служебном положении и в конце концов стала первым заместителем прокурора, заняла должность, которой он всегда жаждал. Томми был Томми — упорным, лишенным чувства юмора, всецело преданным жертвам преступлений, полиции, округу и тому факту, что мир становился лучше без людей, для которых он добивался обвинительного приговора. Мюриэл крепко обняла его.

— Никогда не сомневался, что так и будет, — сказал Томми. И ушел со смехом, пообещав ей копию принятого решения, как только Кэрол вернется из здания суда.

Нед уехал на встречу с сенатором от штата Иллинойс Мэлвойном, и Мюриэл оставила ему записку. В большой приемной, разделявшей ее и Холси кабинеты, Мюриэл просмотрела поступившие сообщения — уже позвонили четыре репортера, — потом вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Сев за большой письменный стол, она закрыла глаза, удивленная громадностью своего облегчения. На такой работе носишься по большим волнам. Было немало удачных случаев, когда она добиралась до берега, испытывая по пути немалый восторг. Но она постоянно помнила, что, если навсегда пойдет ко дну, ее последней мыслью будет: «Дура я, дура, как можно было рисковать всем?» В деле Гэндолфа на карту был поставлен не только исход выборов. Ее могли сбросить со счетов как служащую, карьера которой строилась на ложном основании.

Однако этот опыт — взлеты и падения — был полезным. Впервые в жизни перед ней стояла ясная цель: она хотела стать очередным прокурором округа Киндл. Опасность не достигнуть желанной цели позволила ей понять, как много значили для нее и гордость, и влияние, которое пришло бы с этой должностью. Но вместе с тем она была уверена, что, если дело Гэндолфа каким-то образом развалится, если ее суждение окажется публично высмеянным и все на свете преподобные Блайты даже преградят ей путь в кабинет напротив, она не пострадает. Она не верила в такого Бога, который подает с неба сигналы рукой или переставляет фигуры. Но если ей не удастся стать прокурором, может быть, это окажется к лучшему. В последние несколько месяцев она дважды просыпалась с мыслью о факультете богословия. При свете дня эта мысль поначалу казалась смешной, но она начинала задумываться над богословием как над серьезной альтернативой. Возможно, с кафедры проповедника она сможет сделать больше.