— Когда Эрно арестовали в баре Айка после выстрела, — заговорил Ларри, — Эрно утверждал, что Коул угрожал ему пистолетом, потому что Эрдаи допрашивал его из-за каких-то махинаций с билетами. Очевидно, имелось в виду жульничество, которым Фаро занимался с Луизой и Шлангом, так ведь?

Ларри целый день думал об этом, и Мюриэл было за ним не угнаться. Она спросила, как он пришел к такому выводу.

— На прошлой неделе мы установили, что Эрдаи, видимо, догадался, чем занимаются эти трое. Потому и приказал обыскать Луизу. И Женевьева сказала, что назвала Эрно имя Фаро. Видимо, Эрдаи нашел его.

— А почему Фаро так разозлился на Эрно шесть лет спустя, что угрожал ему пистолетом?

— Точно не знаю, но все полицейские, бывшие на месте преступления, показали, что Фаро кричал: Эрно испортил ему жизнь. Должно быть, как-то прикрыл его дело. Это совсем в духе Эрно, так ведь? Хоть Луиза и погибла, он оставался начальником службы безопасности. Я так и подумал в тот день. Эрдаи хотел, чтобы преступники получили по заслугам. Он просто не способен был признаться, что мог бы спасти жизнь Луизы.

— Так хорошие это новости или плохие?

— Господи, — сказал Ларри, — они должны быть хорошими. Замечательными. Помнишь, как подскочил Эрно, когда ты спросила его о том выстреле? Не хотел касаться этой темы. Потому что знал — Фаро мог бы рассказать, какую чушь он нес на свидетельском месте. Этот человек представит тебе киноверсию истории, которую мы на прошлой неделе слышали от Женевьевы: «Шланг — гнусный убийца». В ярких тонах.

Мюриэл обдумала услышанное. Ларри говорил дело.

— Единственная загвоздка, — сказал он, — в том, что я целую неделю сбивался с ног, разыскивая Фаро. Он как сквозь землю провалился.

Из того, что он выяснил, получалось, что Фаро Коул появился здесь в девяностом году, когда получал водительские права. У него имелся адрес и телефон, но год спустя он исчез. Потом вернулся в девяносто шестом году, стал жить в другой квартире. После того, как выписался из больницы в девяносто седьмом году после ранения, скрылся снова.

Ларри сделал десятки телефонных звонков, ездил по обоим прежним адресам Фаро с Дэном Липранзером, но в дополнение к тому, что было уже известно, узнал только, что он был ростом шесть футов три дюйма, весил двести двадцать фунтов и родился в шестьдесят пятом году. Все документы вроде отчетов о кредитных операциях или местах работы, которые собирали его домовладельцы и телефонная компания, были давно уничтожены, в архивах штата сохранилась только дата выдачи ему водительских прав. Арестов Фаро Коула здесь или где бы то ни было, по данным ФБР, зарегистрировано не было. Для торговца краденым это было странно, но Ларри позвонил в несколько участков — и там никто не знал его имени. В отчаянии Ларри даже позвонил осведомительнице в службе социального обеспечения, которая сообщала ему время от времени, выплачивался ли налог с зарплаты по такому-то регистрационному номеру где-либо в стране. В настоящее время Фаро Коул, видимо, был безработным, или умершим, или жил под другим именем.

— Насколько я понимаю, — сказал Ларри, — против человека, который размахивал пистолетом в баре, выдвинули бы несколько обвинений, но когда Фаро обливался кровью на полу, об этом никто не подумал. Казалось, ему скорее потребуется сотрудник похоронного бюро, чем медицинская помощь. В общем, ни фотографий, ни отпечатков пальцев нет. Мне удалось найти только пистолет Фаро и рубашку, которую сняли с него в хирургической палате, они все еще хранятся в отделе вещественных доказательств. Я подумал, что, если отправить пистолет Мо Дикермену, возможно, он сможет снять с него отпечатки. Может быть, по ним мы найдем Фаро под другим именем.

Дикермен был главным дактилоскопистом. Лучшего, чем он, в стране не существовало. Мюриэл понравилась эта мысль.

— И если ты готова заплатить из бюджета прокуратуры, — сказал Ларри, — можно провести анализ ДНК по крови на рубашке. Посмотреть, числится ли он в КСИ.

Так сокращенно называется Комбинированная система индексов ДНК, но пять тысяч долларов можно было истратить впустую. Однако Ларри хотел испробовать все возможности, и Мюриэл не возражала.

— Доволен? — спросила она, как на прошлой неделе. И Ларри снова заколебался.

— Мне все равно чего-то недостает.

— Думаю, Ларри, тебе недостает меня.

Мюриэл нашла эту фразу смешной, но положила трубку, не став слушать, засмеется ли и он.

В свободное от работы время они всегда бывали вместе. Для Джиллиан, презиравшей склонность держаться скопом еще в школе, такая жизнь была в новинку. Артур оставался в конторе, пока она не заканчивала работу, и заезжал за ней в восемь или девять часов. Продукты обычно она покупала в отделе деликатесов в магазине Мортона и стояла с полной сумкой, когда седан Артура подкатывал к бровке. В его квартире они занимались любовью, ели и снова предавались любви. Почти все ночи она спала там и возвращалась в свое жилище у Даффи на несколько часов, когда Артур уезжал на работу.

В ее прежних отношениях с мужчинами не было всепоглощающей физической страсти. Теперь Артур и горячность секса весь день оставались на периферии ее сознания. Зачастую какая-то случайная ассоциация, которую она даже не могла назвать, вызывала приятное пульсирование в грудях и ягодицах. Казалось, они с Артуром застряли в блаженной долине ощущений. Крепкий пенис Артура словно бы представлял собой некое обособленное, загадочное существо. Подлинная жизнь начиналась здесь. Это был сырой подвал бытия, темные, таинственные цокольные комнаты. Если она или Артур раньше спускались туда, то могли иметь представление, как время от времени подниматься. Теперь они, казалось, обессилели в этом средоточии наслаждения.

— Я наркоманка, — сказала как-то вечером Джиллиан и тут же онемела от своей бездумной фразы. Существовало множество мыслей, которые она старалась отогнать.

Инертность обоих усиливалась нежеланием Джиллиан выносить их связь за пределы Артуровой спальни. Ей казалось, что их отношения разрушатся, если они начнут смешиваться с остальными, войдут в контекст истории, станут претерпевать пересуды и сплетни. То, что существует между ними, исчезнет при свете дня, словно некие чары.

Артур, напротив, был бы рад увидеть на первых страницах газет объявление о том, что он посвятил свою жизнь Джиллиан, и часто огорчался ее нежеланием отправляться куда-то вместе. Бывать в гостях у его друзей по школе и колледжу, несмотря на заверения, что те будут понимающими и неболтливыми. Общались они только с сестрой Артура. Каждый вторник вместе ездили во Франц-центр. Сьюзен делали укол, и они отправлялись на квартиру. По пути Артур рассказывал о событиях дня, будто не замечая, что сестра его не слушает. Когда проезжали мимо уличных фонарей, она оглядывалась на заднее сиденье, словно проверяя, там ли Джиллиан.

В квартире события неизменно разворачивались так же, как в их первый проведенный вместе вечер. Джиллиан оставалась, в сущности, посторонней, пока Артур с сестрой стряпали, потом Сьюзен садилась с тарелкой к телевизору. С Джиллиан она заговаривала редко. Но когда это происходило, на первый план выступала собранная Сьюзен. Сосредоточенная, связно мыслящая личность, астероид в поясе космической пыли. Она никогда не проявляла перед Джиллиан своего безумия.

Однажды Артуру потребовалось сменить в подвале выключатель. Сьюзен подошла к сидевшей на кухонном табурете гостье за очередной сигаретой. Теперь она доверила Джиллиан поднести пламя зажигалки и сделала первую затяжку так сильно, словно надеялась сразу превратить всю сигарету в пепел.

— Я не понимаю вас, — сказала Сьюзен. И, защищенная голубоватой завесой табачного дыма, устремила на Джиллиан взгляд красивых зеленых глаз.

— Вот как?

— Я постоянно меняю мнение. Вы Нестроптивая или Нормальная?

Джиллиан была ошеломлена. Не тем, что предполагала Сьюзен, а услышанным от нее собственным словом, которым она в Олдерсоне называла пассажиров грохочущих мимо тюрьмы поездов. Для нее они были Нормальными не в силу какого-то внутреннего превосходства, а потому, что были избавлены от клейма заключения. Сьюзен наверняка подобным образом рассматривала так называемых психически здоровых.