— Стараюсь быть Нормальной, — ответила Джиллиан. — Иногда представляется, что так оно и есть. Особенно когда я с Артуром. Но все же не уверена.

На этом разговор прекратился, однако спустя несколько дней Артур вечером взволнованно позвал Джиллиан. Она нашла его во второй спальне, там было темно, свет шел только от экрана портативного служебного компьютера, который он привозил домой каждый вечер.

— Сьюзен прислала тебе письмо по электронной почте!

Джиллиан осторожно подошла к экрану. И, начав читать, медленно опустилась на колено Артура.

Артур, предоставь письмо Джиллиан. НЕ ЧИТАЙ. Оно не для тебя.

Привет, Джиллиан!

Пожалуйста, не волнуйтесь особенно из-за этого. Я трудилась над письмом три дня, Валери мне немного помогала. Обычно я не могу написать больше, чем фразу-другую. В день выдается не так уж много минут, когда я способна удерживать слова в памяти настолько, чтобы записать их, особенно когда они о себе. Я либо не могу вспомнить слово, обозначающее чувство, либо мое чувство исчезает, когда вспомню его.

Большую часть времени мысли у меня обрывочны. Нормальные, видимо, не понимают этого, но для меня обычное состояние, когда образы в голове возникают и исчезают, словно языки пламени над горящим поленом.

Но я хорошо провожу дни, и у меня есть кое-что, чего я ни за что не смогла бы высказать вам лицом к лицу. Разговоры даются мне очень трудно. Я не могу касаться сразу всего. Один только взгляд в глаза может оказаться сбивающим с толку, шутка или улыбка тем более. Вопросы. Нового выражения достаточно, чтобы отвлечь меня на несколько минут. Для меня лучше так.

Что я собиралась сказать?

Вы мне симпатичны. Думаю, вы это знаете. Вы не смотрите на меня свысока. Вы побывали в каких-то скверных местах — я это чувствую. Но чем чаще я вижу вас, тем больше сознаю, что мы не одинаковы, хоть и жалею об этом. Очень хочется думать, что смогу вернуться к обычной жизни, как это сделали вы. Хочу, чтобы вы знали, как я стараюсь. Думаю, Нормальным кажется, что я просто хочу сдаться. Но требуется много сил, чтобы оставаться собой. Я пугаюсь всякий раз, когда вижу или слышу радио. Хожу по улице, постоянно говоря себе: «Не слушай, не слушай». И вид людей с наушниками в автобусе способен уничтожить меня. Я слышу только голоса, голоса, которые слышать не хочу, всякий раз, когда вижу эти накладки на чьих-то ушах. Даже сейчас, печатая эти слова, я буквально ощущаю, как из-под клавиш исходит электричество, и нет никакой возможности отключить уверенность, что в центре Сети находится некто вроде Великого Оза и готовится взять надо мной власть. Все мои силы уходят на сопротивление. Мне нравятся люди в фильмах, которые я помню с детства, где есть кораблекрушение, громадные волны. И спасшиеся отчаянно плывут, держась за спасательный круг или обломок, чтобы не утонуть.

Я вижу, что вы тоже стараетесь каждый день. Продолжайте стараться. Продолжайте. Мне будет труднее, если я увижу, что кто-то вроде вас сдался. Вы делаете Артура счастливым. Мне легче, когда он счастлив. У меня пропадает чувство, что я испортила ему жизнь. Пожалуйста, делайте все возможное, чтобы он был счастлив. Не только ради меня. Ради него. Он заслуживает счастья. Было бы ужасно, не будь вас с ним. Так лучше для всех троих.

Ваша подруга

Сьюзен.

Джиллиан была подавлена. Это походило на получение письма от заложника, которого, ты знаешь, никогда не освободят. Когда она позволила Артуру прочесть написанное на экране, он, как можно было предвидеть, расплакался. В сообщениях, которые он получал, редко бывало больше двадцати слов, написанных в минуты здравомыслия. Но он не столько завидовал, сколько был тронут заботой сестры о нем и, на взгляд Джиллиан, внезапно испуган.

— О чем она беспокоится? — спросил Артур.

Джиллиан не ответила. Но ощутила приближение чего-то мрачного. Даже такой вечно надеющийся человек, как Артур, должен был задуматься об опасности, очевидной для сумасшедшей.

В ту ночь их любовный акт был по-прежнему ласковым, но каким-то приземленным. Потом, когда Джиллиан потянулась к туалетному столику за сигаретой, Артур задал вопрос, который оба не решались произносить вслух:

— Как думаешь, что станется с нами?

Тут Джиллиан высказала свое мнение, и, как ей ни хотелось, чтобы все было по-другому, ее взгляды не изменились.

— Артур, я думаю, ты пойдешь дальше. Может, основываясь на том, что узнал о себе со мной, найдешь женщину своего возраста. Женишься. Заведешь детей. Будешь жить своей жизнью.

Джиллиан потрясло то, как полно она представила развязку. Артур, естественно, был ошеломлен и, приподнявшись на локте, пристально посмотрел на нее.

— Не притворяйся, Артур, будто не понимаешь. Для тебя это будет гораздо лучше на другой стадии.

— На какой?

— Будь тебе двадцать пять или пятьдесят пять, разница в возрасте могла бы значить меньше. Но тебе нужно иметь детей, Артур. Не хочешь? Большинство людей хочет.

— А ты?

— Поздно уже, Артур.

Это явилось самой тяжелой бедой заключения: тюрьма отняла последние годы ее детородного возраста. Однако она примирилась с этой мыслью, как и со многими утратами.

— Почему поздно? Мы говорим о биологии? На свете полно детей, которым нужно, чтобы их кто-то любил.

При Джиллиан Артур часто становился порывистым. В прежние годы, когда они были едва знакомы, она за ним такого не замечала. Но теперь Артур Рейвен зачастую бывал вдохновенным. Могут ли люди разниться друг с другом больше, чем находящаяся в униженном положении, раздавленная жизнью фаталистка и те, кто твердо настроился строить свою жизнь в соответствии с громадной идеей? Его идеей была она. О, она заставляла себя не принимать этого, закрывать лицо ладонями и запрещать ему быть оживленным в своем обществе. Это было слишком чудесно, в этом было слишком много того, чего, видимо, у нее уже больше не будет. Артур пока что не видел ее подлинной. И когда она пугающе предстанет перед ним в истинном свете, он уйдет. Но Джиллиан решила насладиться этой минутой. И обняла его перед тем, как возобновить медленный путь к правде.

— Видишь, Артур, ты уже ищешь способ иметь все, чего хочешь, в жизни со мной. Для тебя весь этот период — приключение. Но когда он кончится, ты не сможешь отказаться от своих мечтаний.

— Ты хочешь сказать, что никогда не хотела быть матерью?

Это было немыслимо. Ей требовались все силы для того, чтобы выжить самой.

— Артур, это будет громадной переменой.

— Но разве не в этом цель жизни? Не в переменах? Становиться более счастливыми, более совершенными. Смотри, как изменилась сама. Ты считаешь, что к лучшему, не так ли?

Она никогда об этом не задумывалась.

— Право, не знаю. Хочется верить, что да. Хочется верить, что больше не испорчу себе жизнь таким образом. Но я не уверена.

— Я уверен. Ты не пьешь.

— Да.

— И тебя не тянет.

Джиллиан почувствовала суеверное нежелание соглашаться. Но Артур был прав. Собственно говоря, уверенности у нее в этом не было. Однако если не считать самых гнетущих минут панического страха, у нее не возникало ни малейшей потребности в наркотике. В сущности, ей гораздо больше хотелось ясности сознания. Полнота ее избавления от этого пристрастия иногда вызывала беспокойство, потому что находилась в полном противоречии с сообщениями о других людях, борющихся с наркозависимостью. Как-то вечером Джиллиан спросила Даффи, не обманывает ли она себя. Он долго смотрел на нее и наконец сказал:

— Нет, Джил, думаю, ты уже добилась всего, чего хотела.

Джиллиан повторила ответ Даффи Артуру, но он был слишком сосредоточен на своем, чтобы задумываться над смыслом этой фразы.