Шокирована Мюриэл не была. Он это видел.

— Ларри, скрывать отпечатки пальцев на орудии убийства совсем не то, что дожимать дело. Ты это знаешь. — Она повернулась к окну. — Вот незадача.

Ларри наблюдал, как она в задумчивости постукивает ногтем большого пальца по щели между передними зубами. И через несколько секунд увидел, как здравый смысл, будто спасательный жилет, выносит ее из пучины отчаяния.

— Я предоставлю иммунитет Коллинзу, — сказала она.

— Что?

— Если Артур получит, чего хочет, то не станет спрашивать почему. Может быть, если повезет, Джексон позволит нам прежде выслушать Коллинза с глазу на глаз.

— Нельзя предоставлять ему иммунитета. Этот тип расхаживал с орудием убийства.

— У меня нет альтернативы, Ларри. Ты не оставил мне выбора. Я ничего не могу поделать. Не могу говорить, что убийца, возможно, Коллинз, и по-прежнему требовать казни Гэндолфа. Черт возьми, с отпечатком пальца Эрно на спусковом крючке нам нужно начинать все сначала. И возможно, Коллинз наш лучший шанс. Харлоу прав. Коллинз мог ложно обвинить Ромми.

— Нет, — сказал Ларри. Это было общим протестом. Его все приводило в ярость. — Дело в выборах, да? Ты до моего приезда решила предоставить иммунитет Коллинзу. Нед уже настроил тебя. Я только предлог. Ты не хочешь осложнений с Харлоу.

— Пошел ты, Ларри! — Она взяла со стола карандаш и запустила им в стекло. — Черт возьми, неужели не понятно? Выборы тут сбоку припека. Существует еще закон. Правила. И справедливость. Господи, Ларри, прошло десять лет, и, слушая тебя теперь, я задаюсь вопросом, что произошло в действительности. Понимаешь?

Она подалась вперед с таким видом, словно хотела броситься и удавить его.

— О, еще как понимаю. — Ларри направился к двери. — Я всего-навсего полицейский.

Ранним летним вечером Джиллиан стояла у проезжей части перед магазином Мортона в центре, поджидая Артура. Задержавшиеся в конторах служащие уже почти разошлись, машин на улицах стало меньше. В нескольких футах от нее две усталые женщины сидели за стеклом автобуса, поставив на сиденья большие сумки с покупками.

Теперь Джиллиан могла измерять продолжительность своих отношений с Артуром по тому, как укорачивался день. Солнце, восход которого они видели утром, сейчас погружалось в реку, яркое зарево расходилось веером по тучкам на горизонте. В меняющемся ветре ощущалось легчайшее предвестие осени. Она придавала явлениям природы — наступлению темноты, убыванию лета — суеверный смысл, хотя ей много раз говорили, что это признак депрессивного характера. Жизнь хороша. Это ненадолго.

Артур запаздывал, но едва его седан подъехал, стало ясно, что он взволнован.

— Еще одно послание от Мюриэл, — сказал он, когда Джиллиан села рядом. И протянул ей копии кратких ходатайств, поданных в районный федеральный и окружной апелляционный суды. Признавая получение «новых существенных данных относительно природы и обстоятельств того преступления», Мюриэл просила отложить все рассмотрения на четырнадцать дней, чтобы дать возможность обвинению провести расследование.

— Что еще там расследовать? — спросила Джиллиан. — Ты позвонил ей?

— Конечно. Потребовал эти новые данные, она ответила, что ничего не скажет. Какое-то время мы пикировались, но в конце концов сошлись на том, что если я дам ей эти две недели, она примет у меня ходатайство об отклонении решения апелляционного суда и открытии дела вновь. В сущности, она снимает очки с табло.

— Господи! — Хотя Артур вел машину, Джиллиан придвинулась и обняла его. — Но что это значит? Она собирается иммунизировать Коллинза?

— Сомневаюсь, что она заранее признала его настолько заслуживающим доверия, чтобы вновь открывать дело. Если ей не понравится то, что скажет Коллинз, она просто назовет его лжецом. Тут дело в чем-то более серьезном.

Артур уже давно тешил себя бессмысленной надеждой, что Мюриэл вдруг откроется правда о Ромми. Джиллиан держалась о ней гораздо более низкого мнения, но Артур видел всех, с кем когда-то работал бок о бок, только в благоприятном свете. В любом случае она разделяла его догадки, что в прокуратуре произошли драматические события.

— Значит, день у тебя был замечательный, — сказала Джиллиан.

— Неплохой, — ответил он.

— Произошло что-то неприятное?

— Не в ходе дела. Да и неприятным, в сущности, это назвать нельзя. Мюриэл отпустила замечание по нашему адресу. Они знают.

— Понятно. И как ты себя из-за этого чувствуешь?

Артур пожал плечами.

— Пожалуй, неловко.

Мать Джиллиан произнесла бы испепеляющее «я же тебе говорила». Все испытанное самообладание Джиллиан могло заглушить этот голос, который она никогда не изгонит напрочь из сознания. Но бедняга Артур всегда хотел нравиться людям. Унижение и насмешки из-за выбора партнерши задевали его, как она и предвидела. В шесть утра он наблюдал в глубокой задумчивости за восходом солнца.

— Стараешься не говорить, что предупреждала меня? — спросил Артур.

— Это ясно видно по мне?

— У нас будет все хорошо, — сказал он.

Джиллиан улыбнулась и взяла его за руку.

— Серьезно, — сказал Артур. — Проснувшись, я думал о том, что нам следует уехать.

— В самом деле?

— Да. Сняться с места и найти другое. Начать с нуля. Вдвоем. Джил, я созвонился кое с кем. Есть штаты, где через несколько лет, если ничего не произойдет, ты сможешь подать заявление о повторном приеме с хорошей надеждой на успех.

— В коллегию адвокатов?

Артур отважился взглянуть на нее, стоически покивал и снова стал смотреть на улицу. Джиллиан даже не приходило в голову, что она может получить возможность вернуться из изгнания.

— Артур, а твоя практика?

— Ну и что?

— Ты столько лет старался стать партнером.

— Только из страха быть уволенным. Без этого я не мог бы утвердиться. Кроме того, если дела у Ромми пойдут так, как мне представляется, я разбогатею. Если мы добьемся его оправдания, Ромми подаст баснословный гражданский иск. Я смогу уйти из фирмы и взяться за его дело. Он получит миллионы. И я получу свою долю. Я об этом думал.

— Несомненно.

— Нет, все не так просто. В частной практике я никогда не зарабатывал больших денег. Я рабочая пчела. Недостаточно вкрадчив, чтобы привлекать значительных клиентов. Мне хочется только найти хорошее дело и работать над ним изо всех сил. Предпочтительно такое, чтобы я в него верил.

Раньше, когда едва знала Артура, Джиллиан думала о нем, как о родившемся человеком средних лет. Но причиной тому была его внешность и фаталистический дух, доставшийся ему от отца. С делом Ромми он почувствовал себя человеком, который счастливее всего в стремлении к идеалам, даже если они недостижимы.

— А как же Сьюзен? — спросила Джиллиан.

Здесь тоже произошло то, чего следовало ожидать. По лицу Артура Джиллиан видела его душевные движения так же ясно, как если бы они передавались на некий экран.

— Может, мы останемся на Среднем Западе. Я все равно не смогу уехать далеко, если стану заниматься гражданским делом Ромми, так как нужно будет приезжать сюда раза два в неделю. А может, сказать матери, что это ее долг? Она тридцать лет не знала никаких забот. Я был родителем, а она ребенком. Что, если сказать ей напрямик: «Пора повзрослеть»?

Джиллиан улыбалась, пока Артур всерьез обдумывал эту перспективу. Она никогда не обладала его безграничной способностью предаваться несбыточным надеждам, что явилось одной из причин поиска прибежища в наркотике. Но ей нравилось видеть его в свободном полете. И в последнее время она иногда ловила себя на том, что летает вместе с ним. Полет продолжался не дольше существования полученного в реакторе нестойкого изотопа, но она смеялась в темноте, закрывала глаза и в какой-то краткий миг верила вместе с Артуром в прекрасное будущее.