Есть мнение, что случайности — это хорошо замаскированные закономерности. А ещё, что каждый из нас непрерывно ведом тайным постановщиком этого грандиозного шоу под названием «жизнь». Он один знает, кого оставить, а кого пора удалить со сцены. На время, или навсегда. Бог, Абсолют, Высший разум, Вселенная — называйте как хотите, лично мне больше нравится «Создатель», хотя, может, никто это всё паскудство и не создавал, может, оно всегда вот такое было, кто знает, как оно там устроено… и что чем когда завершится…

Примерно такие мысли крутились в моей голове, пока мы сидели в холле второго этажа центральной городской больницы, куда вскоре приехали прямо с вечеринки, потому что Андрюшин мерс упал с эстакады… Водитель скончался на месте, а Андрея в тяжёлом состоянии доставили в клинику. Никто не мог нам сказать, выживет он или нет. Мне отчаянно хотелось, чтобы выжил, но я не знала, правильно ли это будет… Может, в глубине души он не хотел оставаться жить без Лики?.. И сейчас своими эгоистическими хотелками я лишь сбиваю его с толку? Но даже если тысячу раз так, терять в такой короткий срок двух очень близких мне людей я не была готова.

Мы сидели и угрюмо ждали окончания операции.

— Может, всё и обойдётся, — прервал Олег тягостное молчание и посмотрел на меня.

— Конечно, обойдётся! — горячо заверила я, хотя на самом деле ни в чём уверена не была, и лишь неимоверным усилием воли удерживала себя от полного смятения. Маша ободряюще кивнула.

Было неловко отнимать у друзей столько времени, но они наотрез отказались ехать домой, хорошо хоть Галку еле-еле уговорили не ждать…

Снова воцарилась гнетущая тишина, которую минут через десять прорезали судорожные всхлипы и цокот каблуков. В отделение, размазывая по лицу слёзы, ворвалась Ольга и бросилась ко мне.

Дежурная медсестра быстро накапала в стаканчик капли с характерным специфическим запахом, плеснула туда воды из графина и резво подскочила к нам. По-хорошему, нам всем не мешало бы принять успокоительное, но не лить же лекарство на спиртное.

Оля так рыдала, что никак не могла сделать глоток, сквозь всхлипы то и дело иступлённо повторяя: «Что с ним?!»

Вот это да! Да она же…

— Оля, прекрати истерику. С ним всё будет в порядке, — голосом, лишённым всяких эмоций, произнесла я и, оставив рыдающую девушку на попечение медсестры, вышла на балкон.

Звёзды сияли почти так же ярко, как в том, нашем давнем июле… Я закрыла глаза и «услышала» море… Совершенно некстати в памяти всплыли воспоминания — наша первая прогулка с Димкой.

Густой, тёплый ночной воздух ласкает лицо. Неповторимая смесь запахов моря, трав и цветов кружит голову. Лёгкий шум прибоя… и звёзды сияют так, как это бывает только на юге.

Мы останавливаемся, и я рассказываю, как недавно два дня подряд наблюдала с подругой неопознанный летающий объект в виде крупной звезды, по странной траектории с необычайной скоростью перемещавшийся по небосводу.

Несколько секунд мы зачарованно смотрим на звёзды.

«Может, и мы сейчас увидим что-нибудь необычное», — говорит Димка, и в тот же миг огромный болид проносится по небу.

От неожиданности я вскрикиваю, а Димка медленно произносит: «Это судьба».

Как это было давно… В той, прошлой жизни. И никакая не судьба оказалась. Нет у меня никакой «судьбы». Нет, и не было.

Я открыла глаза и, глядя на равнодушные светила, которым совершенно не было ни до кого дела, прошептала:

— Господи, помоги мне… Мне так не хватает поддержки.

Никакого ответа. Безразличное, холодное безмолвие Вселенной…

Ну и правильно. Какой может быть ответ атеистке… Хотя, нет, я скорее агностик, но всё равно…

Мысли перетекли из воспоминаний в день сегодняшний.

«Как же я могла не заметить? Она же любит его! И что дальше? А дальше… Лика, пожар, затаённая печаль в глазах Оленьки, похороны, едва уловимые взгляды, редкие полуулыбки, вздохи, испуг, наше с Магистром подозрение, отчаянные рыдания…»

Несмотря на июльскую духоту, я зябко поёжилась и достала из пачки сигарету.

«Сейчас она успокоится, и я узнаю всё, что хочу знать…»

Руки не слушались, зажигалка не желала зажигаться, а сигарета прикуриваться. На перила неслышно прыгнул Магистр и вопросительно посмотрел на меня.

— Устал, милый? — я погладила любимое существо и с благодарностью ощутила, как холод, сковавший меня, отступает. — Всё хорошо. Всё будет хорошо. Наверное…

Дверь отворилась, и Ольга сделала робкий шаг на балкон.

— Маргарита Николаевна, давайте поговорим…

— Давай, — угрюмо отозвалась я, опускаясь на один из плетёных стульев, во множестве и беспорядке разбросанных на балконе.

Как же я устала… Смотрела на Ольгу и думала, какие ещё «сюрпризы» ожидать. И что мне со всем этим делать дальше…

— Я люблю Андрюшу давно, — еле слышно выдохнула она. — Вы же знаете, я до сих пор не замужем, хотя много раз могла устроить свою жизнь… Я не могу. Понимаете, у нас в семье все однолюбы… Дурная наследственность. Так получилось.

Она помолчала, вожделенно глядя на сигареты. Я молча протянула пачку. Оля сделала несколько затяжек и только после этого продолжила:

— Мой папа погиб, и мама больше не вышла замуж. А такая красавица была! Кто только за ней не ухаживал. А мы с сестрой — двойняшки, маленькие совсем — по четыре года. Представляете, как ей трудно было? Сначала в садике нянечкой работала, потом в школе — техничкой. Образование мама получить не успела — мы родились и постоянно болели, она только нами и занималась, не до образования было. Да и папа неплохо нас обеспечивал. А потом он погиб в автокатастрофе. И всё… Ну, почему, почему? И Андрюша тоже в автокатастрофе…

— Оля, Андрей не погиб, — каким-то чужим хриплым голосом произнесла я.

Ольга поспешно вытерла слёзы.

— Да, конечно, простите… После смерти папы мама могла устроиться только на низкооплачиваемую работу, денег вечно не хватало. Но она не могла выйти замуж за другого — она до сих пор любит папу. И бабушка такая же, и прабабушка такой была…

Я машинально слушала Ольгин рассказ, а в голове бился один-единственный вопрос: причастна ли она к смерти Лики? Никто не знает, на что способна влюблённая женщина…

Она продолжала что-то говорить о своих родственниках-однолюбах, о которых, признаться, слушать сейчас мне было совсем неинтересно — я терзалась сомнениями, не зная, как лучше спросить о главном. И в итоге решила действовать напрямик, прервав её на полуслове:

— Оля, скажи, а твоя большая любовь имеет какое-нибудь отношение к смерти Лики?

От резко прозвучавшего вопроса она чуть не выронила сигарету.

— Маргарита Николаевна, да вы что?! Подозреваете меня?

— Я не знаю! Просто не могу понять… Что-то не даёт мне покоя, что-то, связанное с тобой, но я не знаю, что именно. Просто скажи мне!

— Маргарита Николаевна, да я мамой клянусь, никогда и в мыслях не было! Я же знаю, как Андрей любил Анжелику Сергеевну. Это он для меня был любимым, а не я для него… — Оля снова заплакала, а потом раздельно, почти по слогам произнесла: — Я знаю, что вас тревожит. Это я подбросила записку.

Я потеряла дар речи. Зачем?.. Никаких разумных объяснений в мою голову не приходило, так что оставалось ждать, что скажет она.

— В тот вечер, когда Анжелика Сергеевна погибла… у мужа моей сестры — Павлика — был день рождения, и я как раз была у них в гостях. Так и получилось, что мы одними из первых узнали — Паша же в компании работает, ну, вы знаете.

«Да откуда?..»

— Конечно, ему, как начальнику службы безопасности, сразу сообщили.

«А, так значит, Пал Палыч — муж Ольгиной сестры? — догадалась я. — Господи, как всё запутано».

— Павлик, конечно, сразу поехал к Андрею. Ну и я с ним. Я часто остаюсь ночевать в доме, если с мамой всё в порядке. Живём мы с ней вдвоём, и если она плохо себя чувствует, я еду к ней. Но в тот вечер мама осталась у Кати, и я уехала. Но Андрей Геннадьевич просто обезумел от горя. Выгнал всех — Павлика, охранников, меня… Даже собак мне всучил. Хорошо ещё, что они ко мне привычные — я же их кормлю, а мамы дома не было. Всё-таки собаки серьёзные, мама могла испугаться… Если бы вы слышали, как он на нас кричал…