В заключение пламенной «обличительной» речи было заявлено, что аморальное поведение таких, как я, и привело к разгулу СПИДа в стране и всякой разной прочей дряни.

— Слушайте… — я посмотрела на неё с сожалением. — Раз уж так всё плохо, заканчивайте вы уже с этими визитами. Детей привозите, а сами… ну, правда, извините, не моё. Тошнит меня от общения с вами, — я против всякой логики расплылась в лучезарной улыбке и добавила: — Ключи оставите Александру, он по-прежнему проживает надо мной и по-прежнему числится в моих друзьях. Думаю, достаточный повод и его зачислить в любовники. Кстати, именно там я и ночевала сегодня. Это так, на всякий случай, вдруг сомнения остались, — после чего, не дожидаясь ответа временно онемевшей тётки, выскочила за дверь, подхватив по пути Магистра.

До города моей юности мы добрались в рекордные сроки и уже следующим утром въезжали на знакомую улицу.

«Сиротская хатынка» моих родственников возвышалась над соседними домами, сверкая в лучах восходящего солнца мозаичным фасадом и витражами. Гранитная ограда тянулась, наверное, километра на полтора, а за ней раскинулся потрясающий парк, переходящий в не менее чудесный, ухоженный сад.

«Да… так выпендриваться могут только люди, долгие годы лишённые всего…» — других мыслей при виде этого дорогого и вычурного жилища не возникало.

А серьёзно, вот зачем им двоим такой огромный домище? Всё в этом месте говорило, нет, кричало: «Мы не знаем, куда девать деньги!» В одном Элла права: распределение ресурсов на этой планете абсолютно неправильное.

Подъехав к громадным кованым воротам, я с удивлением нашла их открытыми, а будку охранников пустой. Странно. Насколько мне известно, по периметру всегда дежурит охрана. Уж во всяком случае, здесь, на въезде, она точно должна быть. И собак не видно…

Помимо любимицы Аси, несколько лет назад тётя приобрела двух специально обученных охранных питбулей, которые обычно свободно разгуливали по территории. И вот сейчас их тоже не наблюдалось.

Никем не остановленные, мы подъехали к дому, где обнаружился джип с распахнутой водительской дверцей.

Это напрягло ещё больше. Что тут у них вообще происходит?!

Быстро поднявшись по мраморным ступеням, я толкнула дверь и ступила в холл, невольно вздрогнув от звука собственных шагов, разорвавших тишину.

— Лика, Андрей!

Без ответа. Дом словно вымер.

Магистр устремился по лестнице вверх, я бросилась за ним, чувствуя, как в душе всё сильнее поднимается тревога.

Влетев в гостиную, мы увидели Андрея. Он безучастно сидел на диване и смотрел в одну точку. На столе — две пустые бутылки из-под коньяка и ни грамма закуски.

Ни Лики, ни Ольги, которая много лет ведёт в доме хозяйство, похоже, нет, иначе кто-нибудь из них уже бы отозвался.

«Ну и ну!» — возмущённо подумала я, понимая, что имела в виду Лика, говоря, что у Андрея конкретно «крышу снесло». Что же они его одного-то оставили в таком состоянии?! Совсем с ума посходили?

— Андрюш, — тихонько позвала я.

Ноль реакции. Маг подскочил к дивану и мяукнул. Андрей дёрнулся и уставился на кота бессмысленным взором.

Я тоже подошла и присела на корточки рядом с Магистром.

— Андрюш…

Теперь он сфокусировал взгляд на мне, несколько секунд всматривался, будто силясь понять, кто перед ним, и вдруг повалился передо мной на колени.

— Рита… ужасно… не знаю, как жить… сгорела… девочка моя… в полчаса сгорела… — еле разобрала я в хриплом шёпоте.

Да что ж такое-то! Как они могли оставить его такого?!

— Андрей, — вспомнив, что с душевнобольными следует говорить как можно мягче, осторожно перебила я, — ну что ты в самом деле… возьми себя в руки… Жалко собачку, но возраст… что с ним поделаешь… Попозже другого щеночка заведём…

Он приподнял голову, ошалело посмотрел на меня и сдавленно произнёс:

— Лика… погибла… вчера.

Очнулась я от того, что Магистр облизывал мне лицо, морщась от запаха нашатыря, которым неизвестно когда появившаяся Ольга размахивала перед моим носом.

Я медленно села.

Горе придавило меня. Я не могла ни плакать, ни говорить, и время до похорон прошло как в тумане.

Приехали близкие. Оказалось, у меня тоже довольно обширная родня, раньше я как-то этого не замечала. Наверное, потому что разлетелись по разным городам, каждый живёт своей жизнью, и мы редко встречаемся просто так.

Но сейчас, несмотря на повод, я тем более не могла ни с кем общаться, даже с мамой. Мне казалось, никто не в состоянии переживать эту утрату так, как мы с Андреем, никто не в силах до конца понять и разделить нашу боль…

Папа с Ланочкой остались дома — мама решила, что ребёнку не нужны пока такие потрясения. Папа нервничал, ежедневно звонил, пытаясь нас утешить, но не преуспел.

Целыми днями я лежала в Ликиной спальне в обнимку с котом, курила сигарету за сигаретой и терзалась чувством вины, тупо считая, что Лика осталась бы жива, приедь я на день раньше. Всего на один день! Она не погибла бы в пожаре, который случился на даче, она бы просто туда не попала… Если бы Сашка не устроил потоп. Если бы я плюнула на это и уехала, оставив его одного устранять последствия. Если бы можно было знать наперед…

Андрей почти всё время проводил с нами. Он молча сидел в кресле и опустошал бутылку за бутылкой. Какие «если бы» крутились в его голове, я не знаю. Но очень надеюсь, что его не преследовали видения, как Лика задыхается в дыму, как горят её кожа и волосы… Потому что меня преследовали, и переживать это снова и снова было невыносимо. Особенно в первые дни.

А ещё этот бесконечный звон часов с боем, от каждого удара которых внутри всё переворачивалось. Как будто каждый удар напоминал, что мы продолжаем жить, а любимый нами человек — уже нет… Попросить их остановить я почему-то не могла, но в какой-то момент Андрей это сделал сам. То ли заметил, как я вздрагиваю, едва заслышав этот погребальный звон, то ли испытывал похожие чувства.

Немножко легче стало лишь после похорон. Хоронили Лику в закрытом гробу, и может, оттого, что я не видела тела, со временем мне почти удалось отогнать страшные видения, и я даже стала ловить себя на мысли, что не могу до конца поверить, что её больше нет.

А вот Андрей пил коньяк, как воду. На работу он почти не ездил, зато каждое утро мы, как на службу, отправлялись на кладбище. Садились у двух сиротливых холмиков и молча наблюдали, как солнце поднимается в зенит.

Насчёт гектара Лика, конечно, преувеличила, но пространство в самом деле оказалось большим, пустынным и невыносимо тоскливым. Трава здесь почему-то не росла, недавно посаженные берёзки, вытянувшиеся вдоль кладбищенской стены, были далеко, и мне казалось, что именно так должен выглядеть край света, конец времён и вселенская тоска: две усыпанные умирающими цветами могилки посреди безжизненной, опалённой солнцем земли…

— Я слышал ваш разговор с Ликой, — произнёс Андрей. — Она сомневалась, что для меня это будет страшный удар…

— Это не так, Андрей, — я повернулась и ободряюще сжала его руку, — она знала, что ты её любишь.

По обрывкам разговоров в доме было понятно, что ведётся расследование и к нам частенько наведываются сотрудники правоохранительных органов. Но ни меня, ни Андрея никто пока почему-то не беспокоил.

В доме постоянно толкался народ, многие задержались на девять дней, а некоторые остались и на сорок. За дверями Ликиной спальни продолжалась жизнь, периодически до нас долетали фразы, произнесённые нормальными, лишёнными скорби голосами, а временами и смех. Поначалу от такого кощунства меня жутко коробило, и я с трудом подавляла желание выбежать из комнаты, наорать на всех и разогнать к чертям, однако, постепенно и сама начала ощущать, что острая боль отступает.

Наконец стали разъезжаться последние родственники.

Я провожала маму в аэропорт.