Из-за потрескивания огня и собственного бормотания она не услышала, что дыхание миссис Берроуз изменилось. Оно стало более глубоким и натужным — как будто Селия пыталась совершить какой-то геркулесов подвиг, практически невозможный в ее состоянии. Миссис Берроуз несколько минут глубоко дышала, собираясь с силами. Затем она задержала дыхание и напряглась.

Она была отрезана от окружающего мира, словно дикий зверь в темной берлоге. Лишь время от времени во мраке проскальзывала слабая искорка, когда в сознании миссис Берроуз на долю секунды складывалось воспоминание, или желание, или мысль, и тут же таяло.

Но теперь у нее была цель. Откуда-то появилась жажда победить — жажда выжить.

Миссис Берроуз напрягла все свои силы.

Она приложила еще большее усилие, по-прежнему не дыша. И ей удалось на миллиметр приоткрыть правый глаз и несколько секунд не закрывать его. Веко дернулось, когда глаз уловил свет. На сетчатке отпечаталось пламя очага, и крошечные электрические сигналы отправились по зрительным нервам в мозг, который попытался их обработать. Небольшая их часть пробилась в кору головного мозга, и миссис Берроуз не столько увидела, сколько смутно почувствовала розоватые отсветы огня.

Но для Селии это означало все. Она смогла выглянуть за пределы своей берлоги. Миссис Берроуз инстинктивно уцепилась за новое ощущение, и оно дало ей надежду.

Потом веко снова опустилось. Небольшое усилие исчерпало всю энергию Селии. Выдохнув, она снова погрузилась в глубокий сон, а старушка, даже не подозревая о том, какое чудо произошло в комнате, продолжала бормотать себе под нос.

Уилл и Эллиот долго обсуждали, как поступить с пробирками. Доходили даже до того, чтобы отправиться обратно тем же путем, через пояс кристаллов, выбраться в Верхоземье и передать Доминион Дрейку. Однако всерьез эту идею они не принимали: слишком мала была вероятность, что такое путешествие удастся совершить во второй раз. Хуже того, если бы в дороге что-нибудь случилось и пробирки пострадали, вирус мог оказаться на свободе. Доктор Берроуз рассказал сыну о всемирной системе воздушных течений, отметив, что в подобной ситуации всегда будет шанс, пусть даже один на миллион, что вирус попадет во внешний мир.

На такой риск они пойти не могли, и Уилл взялся подыскать надежное место и закопать пробирки. Рука у него пока была на перевязи, но рана быстро заживала, так что мальчик решил, что справится один. Выйдя из лагеря, он пошел осматривать ближайшую полосу джунглей. Вдруг Уилл краем глаза заметил чей-то силуэт в тени рощицы. У него по спине пробежали мурашки, не только потому, что он знал — это никак не может быть доктор Берроуз или Эллиот, — но и потому, что силуэт очень напоминал дядю Тэма.

Медленно подобравшись к рощице, мальчик обнаружил, что там никого нет — похоже, он принял за человека большой узел лиан, свисавший с ветки до самой земли. Уилл сказал себе, что просто очень часто в последнее время вспоминает дядю Тэма, вот ему и почудилось. Затем мальчик обошел рощу и обнаружил за деревьями родничок, пробивающийся между серыми валунами.

Источник окружала лужайка с мелкой травкой. В этом тихом уединенном месте Уилл и решил зарыть пробирки. Он затолкал немного травы в пузырек из-под лекарства, который забрал из лазарета на подводной лодке, аккуратно опустил внутрь пробирки и положил на них еще травы. Мальчик выкопал ямку в мягкой земле, туго завинтил крышку на пузырьке и закопал его, а сверху уложил несколько круглых камней, чтобы отметить место и укрыть пробирки от любопытных животных.

Лужайка с родником стала любимым местом Уилла. Он приходил туда едва ли не каждый день. К чистой воде слетались самые удивительные бабочки и стрекозы, которые устраивались на поросших лишайником камнях отдыхать от жары и утолять жажду. Как ни парадоксально, хотя мальчик знал, что в нескольких шагах от него зарыт Доминион, смертоносное биологическое оружие, способное уничтожить все живое, около источника ему становилось спокойно. Здесь Уилл мог расслабиться и позволить себе вспомнить о страшных событиях, которые он пережил. А еще начать восстанавливать душевные силы.

С другой стороны от родника, напротив маленькой кучки камней, отмечавшей место, где покоится Доминион, мальчик сложил три горки побольше и поставил над ними по кресту. На крестах он вырезал имена дяди Тэма, Сары Джером и Кэла. Уилл ощущал необычайное умиротворение, когда сидел на траве у подножия крестов, окруженный порхающими разноцветными бабочками. Близнецы наконец поплатились за все зло, которое совершили, и мальчику казалось, что наступила развязка в длинной главе его жизни. Ребекки больше не омрачали его существование, и жажда мести перестала разъедать его изнутри. Уилл чувствовал, что он свободен. Он отбросил все, что тяготило его в прошлом, и благодаря этому смог отдать дань памяти родным, которые погибли от рук стигийцев.

Однажды, когда Уилл сидел около крестов, погрузившись в размышления, кто-то откашлялся у него за спиной, заставив его вздрогнуть.

— Надеюсь, ты не против, что я сюда пришла, — сказала Эллиот. — Хотела сама посмотреть, где ты спрятал пробирки.

Уилл показал ей, но девушку, похоже, куда больше заинтересовали три креста, которые он поставил своим близким.

— Я и не знала, чем ты тут был занят, — тихо сказала она. — Я… э-э… это… ты хорошо придумал.

Мальчик кивнул. Несколько секунд они вдвоем молча смотрели на кресты. Эллиот почему-то выглядела смущенной, что было ей совсем не свойственно. Девушка нервным движением отбросила с лица угольно-черные пряди — с тех пор, как она покинула Глубокие Пещеры, вши ей не докучали, и она перестала подрезать волосы. Теперь они отросли почти до плеч, и Уилл уже и не помнил, как Эллиот выглядела с короткой стрижкой.

— Не знаю, жива она или умерла, но мне хотелось бы поставить здесь такой же крест для моей мамы, — сказала она.

— Конечно, поставь, — ответил мальчик, искренне радуясь. Он вдруг подумал о своей маме — о приемной матери, миссис Берроуз, — и понадеялся, что с ней ничего не случилось. «Хотя там Дрейк, он за ней присмотрит», — напомнил себе Уилл.

На другой день, придя к источнику, он обнаружил, что чуть поодаль от его крестов появился еще один. Эллиот пришла и села рядом с Уиллом. Пока Бартлби грелся на солнышке и лениво пощипывал траву, девушка едва ли не впервые заговорила с Уиллом откровенно. После недавней встречи со стигийцами они стали относиться друг к другу теплее, по-товарищески, но на этот раз Эллиот по-настоящему открыла ему душу. Она рассказала о своем детстве в Колонии и о том, как ей пришлось уйти из дома, когда ее мать начали шантажировать. А потом упомянула отца-Граничника, о котором почти ничего не знает.

Эллиот вдруг пристально посмотрела Уиллу в глаза.

— Ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что мы сделали с Ребекками? Тебе тяжело об этом думать?

Вопрос был совершенно неожиданным, и мальчик с подозрением взглянул на нее.

— Да, тяжело. Но я не сомневаюсь в том, что мы правильно поступили, просто такое не выкинешь из головы.

— Не выкинешь, — согласилась девушка. — Никогда.

Эллиот подобрала у источника два плоских камня, отполированных водой. Она взяла по одному в каждую руку, будто взвешивая.

— Можно задать тебе вопрос? — поинтересовался Уилл.

— Задавай, — пожала плечами Эллиот.

— Ты ведь застрелила Граничника, такого же, как твой папа, — начал мальчик.

Эллиот рассеянно выковыряла из земли третий камень. Поскольку руки у нее были уже заняты двумя первыми, она в конце концов швырнула его в лужицу родниковой воды. Услышав всплеск, Бартлби тут же перекатился на живот и сел, словно высматривая, где это плещется рыбка или какое-нибудь незадачливое земноводное, которое можно слопать.

— А если бы это был твой отец? Ты смогла бы в него выстрелить? — спросил Уилл.

— Никогда об этом не думала, — быстро ответила Эллиот. — Моего отца давно нет в живых, так что ничего подобного случиться не может.