— Ну, вы и скажете!

И вдруг улыбка с его лица исчезла, на скулах заходили желваки, а в глазах загорелся недобрый огонек.

Во время разговора Жеан стоял лицом к воротам Сент-Оноре и рассеянно смотрел на какую-то карету, окруженную тремя всадниками. Наконец она подъехала к углу улицы Бонзанфан, и сын Пардальяна своим острым взором разглядел, кто же были эти всадники.

А были это телохранители Кончини: Роктай, Лонваль и Эйно. Жеан теперь знал, кто они такие, знал каждого по имени, знал также, что четвертый — Сен-Жюльен — покамест не участвует в делах: не хочет показываться с перебинтованной головой.

Граф де Кандаль стоял к карете спиной и не видел ее Бретер, решил он, попросту стесняется быть представленным столь важной особе, как герцог д'Эпернон, не будучи дворянином — в те времена это было важно… Поэтому юный граф поспешил успокоить собеседника.

— Мой отец говорил, что вы, по словам короля, очень хорошего рода, чуть ли не из высшей знати. Так что и герцог примет вас со всем почетом, подобающим дворянину. Да помилуйте, если бы я не знал, что вы мне ровня, разве так бы я с вами теперь говорил? — с очаровательной бестактностью выложил юноша неотразимый, как ему казалось, довод.

В первый миг до Жеана дошло лишь одно: король сказал, что он хорошего рода! Значит, королю известна тайна его происхождения? Откуда? И с каких пор? Множество недоуменных вопросов роилось в голове Жеана…

— Герцог знает, кто я на самом деле? — взволнованно спросил он.

— Нет, больше король ничего не говорил. Пойдемте же! Не забывайте: мой отец генерал-полковник инфантерии; у него хватит влияния защитить вас от любых врагов. Ему как раз нужны отважные люди, а таких, как вы, нигде не найти. Поверьте — он будет рад взять вас к себе на службу и добьется, чтобы вас помиловали.

Жеан Храбрый задумался: «А что, черт побери? Чем я рискую? Быть может — вот оно, мое богатство? Ну, а раз кто-то знает о моем происхождении, я разыщу этих людей, провались все к дьяволу, и уж заставлю их разговориться!»

Вслух же он сказал небрежно, как будто оказывал графу великую услугу:

— Ну что ж, пойдемте!

Граф де Кандаль был слишком молод и к тому же не слишком-то чуток — он не замечал кое-каких тонкостей. Как сам юноша только что простодушно признался, он бы не вспомнил, что Жеан Храбрый спас ему жизнь, если бы король не объявил о знатном происхождении бродяги-бретера и не отозвался о нем с похвалой. Граф был сын придворного и сам придворный; привычка держать нос по ветру была у него в крови — отсюда и вся его любезность… Жеан все отлично понял. Да и Кандаль вновь выдал себя.

— Пойдемте! — сказал он. — Ручаюсь вам за хороший прием и уверен: герцог только поблагодарит меня, что я сыскал ему такого рекрута.

Он взял Жеана под руку и повел по улице Гренель. Перейдя улицу Кокийер, за которой начиналась улица Платриер, Жеан Храбрый оглянулся. Карета по-прежнему ехала за ними; она была теперь шагах в двадцати.

Тогда он усмехнулся. Если бы телохранители Кончини увидели его усмешку, им бы стало не по себе… Но Лонваль, Роктай и Эйно далее не подозревали, что могут встретить Жеана — они думали, молодой человек навсегда упокоился под развалинами Монмартрского эшафота…

Парадный подъезд дворца д'Эпернона выходил на улицу Платриер, боковой фасад — на улицу Бренез, а сады за дворцом тянулись до улицы Кок-Эрон. Бывший королевский любимчик содержал свой гарнизон и нечто вроде собственного двора.

Говоря яснее, у него на жаловании состояло несколько сот дворян; иные из них и жили во дворце. Кроме того, в передней толпилось бесчисленное количество офицеров разных чинов, что явились к герцогу как к генерал-полковнику инфантерии, недоросли со всего Парижа в поисках места — и, разумеется, как в любом богатом доме, тучи просителей всяческого разбора.

Жеан увидел: через распахнутые ворота дворца входит и выходит множество людей, верховых и пеших; в парадном дворе сбились в кучу дворяне, офицеры, солдаты, охранники, лакеи, там же теснились кареты и портшезы… Конюхи держали лошадей под уздцы; другие лошади тут же, во дворе стояли привязанные к кольцам в стене.

Дворец Кончини в сравнении с герцогским казался скромным — там не было и отдаленно ничего похожего. Сын Пардальяна хранил суровый и бесстрастный вид, но вся эта суета была ему неприятна. Поэтому когда граф де Кандаль провел его, Жеана, в свои собственные покои, тот остался чрезвычайно ему признателен. В комнаты графа никто не заходил; там было тихо.

Кандаль велел принести бутылку благородного вина и печенье, чокнулся с новым «рекрутом» своего отца и направился к герцогу сообщить о нем. Через несколько минут он вернулся недовольный:

— Герцог сейчас занят, к нему кто-то пришел. Но он примет вас тотчас же, как только освободится, а пока просит вас подождать.

Жеан сразу понял, что ему оказана большая честь: можно себе представить, что творилось в герцогских апартаментах при таком столпотворении во дворе… И он бодро ответил:

— Не беспокойтесь, милостивый государь, я подожду.

— И вот еще… Мне категорически приказано сейчас оставить вас… впрочем, ненадолго. Не хотите ли, чтобы я пока проводил вас в переднюю?

— О нет! — поспешно ответил Жеан. — Не люблю толчеи — лучше я подожду вас здесь… если только это удобно.

— Какое же к черту неудобство! Итак, я ухожу. Можете допить эту бутылку и вообще помните: здесь вы дома. Если вам что-нибудь понадобится, вот колокольчик — звоните.

Все это было сказано с истинным радушием. Жеан поклонился и поблагодарил юного графа.

Кандаль ушел. Жеан принялся ходить по комнате. Оказавшись рядом с дверью, скрытой за плотной портьерой, он услышал, как в соседней комнате переставляют кресла, и невольно остановился. За дверью раздался отчетливый голос:

— А здесь, сударыня, мы можем говорить совершенно свободно, и никто нас не услышит. Это покои моего сына Кандаля, но я его отослал.

«Вот дьявол!» — смущенно подумал Жеан. Он хотел было кашлянуть, чтобы уединившиеся обратили на него внимание, но тут послышался женский голос:

— Герцог, я привела к вам одного монаха, хоть и знаю, что вы их не любите.

— Да это же госпожа Кончили! — понял Жеан. — Тогда дело другое. Кончини — мои заклятые враги; мне следует знать их тайные замыслы. Провались все к дьяволу! Это закон войны! Послушаю-ка их… а то и посмотрю в щелку.

И Жеан не стал шуметь и привлекать к себе внимание, а напротив, затаил дыхание, откинул портьеру и, неподвижно застыв, заглянул в приоткрытую дверь.

В креслах сидели герцог д'Эпернон (Жеан знал его в лицо), Леонора Галигаи и какой-то монах — высокий старик с ласковым лицом и царственными манерами.

— Сударыня, — с видимым неудовольствием произнес д'Эпернон, — ради вас я рад видеть и преподобного отца.

Леонора чуть улыбнулась и украдкой бросила взгляд на монаха — тот остался невозмутим.

— Видите ли, — ответила она не без лукавой насмешки, — он не простой монах, хотя с виду этого не скажешь. Он, — тут она заговорила с какой-то торжественной многозначительностью, -пользуется неограниченным доверием королевы. Он тот, кто, сознательно оставаясь до времени в тени, всем нам дал возможность сделать то, что мы уже сделали. Теперь он счел, что настала пора явиться свету. Поэтому я скажу вам — и этого будет довольно: имя монаха — Клод Аквавива. Отныне дело вы будете иметь в основном с ним.

Как по волшебству бывший королевский любимчик утратил весь свой надменный вид, все высокомерие перед тем, кого считал ниже себя. Пораженный Жеан увидел, как хозяин дома поспешно встал, склонился в низком поклоне и пролепетал:

— Простите, ваше преосвященство! Мог ли я подумать?..

«Интересно! — подумал Жеан. — Что же это за таинственный монах, которому так подобострастно кланяется сам герцог д'Эпернон? Посмотрим, что будет дальше, провались все к дьяволу!»