К 1936 году студия отыграла все, что потеряла в «тяжелые времена». Ее доход сравнялся с доходами самых известных из ее конкурентов. По количеству принадлежащих ей кинотеатров (650) она уступала лишь «Парамаунт».

Благодаря своей хватке Брайан Хэйс стал главой патриархов шоу-бизнеса во всей Америке. Теперь его капитал стал больше, чем у кого-либо из владельцев других могущественных студий. Его физиономия стала известной каждому поклоннику кино, так же как и его экстравагантный особняк в Бель-Эйр. Он стал признанным филантропом и столпом калифорнийского общества. Никто уже не вспоминал о его прошлом: всего несколько лет назад он был молодым человеком, лбом пробивавшим себе дорогу в дебрях шоу-бизнеса, выходцем с шумных улиц нью-йоркского Ист-Сайда.

Брайан Хэйс достиг вершин славы и богатства.

В настоящий момент «Континентал» была известна высоким уровнем производимых ею фильмов и огромным кассовым сбором, получаемым от этой продукции. Хотя эта продукция и не отличалась оригинальностью – это были вполне предсказуемые поделки, доходы говорили сами за себя. Публика обожала нарядные костюмы героев, роскошные интерьеры, на фоне которых разворачивалось действие, и счастливые бездумные концовки. Это была халтура, но очень умело и красиво сделанная.

Звезды студии стали известны в каждом доме Америки. Возглавляли это созвездие Мойра Талбот и Гай Лэйвери, который снялся в четырех, имевших оглушительный успех, фильмах вместе с Мойрой. Колонки слухов были заполнены сообщениями о «заэкранном» романе двух кинозвезд, который в один прекрасный момент может перерасти в счастливый брак. Мойра и Гай были любимцами всей Америки. Департамент рекламы «Континентал» был на седьмом небе от счастья.

В реальной жизни Брайан Хэйс был безжалостным и снедаемым огромным честолюбием человеком – таким же, как пятнадцать лет назад. Он прибегал к самым крайним мерам, чтобы выбить из седла своих конкурентов и саботировать их самые лучшие и талантливые проекты. Он держал голливудский кончик цепи «Континентал» железной рукой. Единственной угрозой его власти был глава корпорации в Нью-Йорке, опасный финансист по имени Арнольд Шпек. Шпек занял свое место в корпорации, скупив большую часть акций. Благодаря обостренному чутью инвестора, последние пять лет Шпек контролировал дела студии. Неважно, какую роскошную жизнь вел Брайан Хэйс в Бель-Эйр, – ему приходилось держать ответ перед Шпеком, когда дела по цепочке доходили до ее руководства. Эти два человека никогда не чувствовали симпатии друг к другу. Хэйс считал Шпека обыкновенной уоллстритской «акулой», Шпек видел в Хэйсе голливудскую выскочку.

Хэйс подозревал, что в один прекрасный день Шпек намерен свалить его. Ловкий «денежный мешок» просто ждал удобного случая, чтобы разрушить его империю. Он готовился нанести Хэйсу удар. Но шквал финансового успеха делал Хэйса неуязвимым для коварных замыслов Шпека. Хэйс был признанной величиной. Его позиция на «Континентал» была прочной. Его знала вся Америка.

Хэйс царил на своем Олимпе, недосягаемый для вторжения вездесущей публики и даже собственных звезд, огражденный от них броней ассистентов и помощников. Его называли самым большим затворником, которого редко можно было увидеть в Голливуде. Работал он, как правило, дома, в Бель-Эйр, появляясь в своем офисе лишь на официальных церемониях.

Но сегодня Брайан Хэйс готовился принять посетителя.

Джозеф Найт приехал ровно в одиннадцать. Его провели в одну из гостиных особняка, где он ожидал около получаса, пока появился Хэйс, одетый в купальный костюм и халат.

– Почему вы не прошли прямо к пруду? – спросил Хэйс. – Хотите поплавать?

– Благодарю вас, я просто посмотрю—ответил Найт.

Небольшого роста, довольно непрезентабельный дворецкий возник ниоткуда. Это был мужчина лет шестидесяти, видимо бурно поживший. Его глаза имели комично-меланхолическое выражение.

– Карл, – сказал Хэйс коротко, – принесите нам бутылку виски и немного содовой к пруду, хорошо?

Дворецкий, запачканная ливрея которого была под стать его небрежно выбритому лицу и неловким манерам, скользнул из комнаты, не сказав ни слова.

Хэйс улыбнулся Джозефу Найту.

– Вы, наверно, не узнали моего домашнего парня, не так ли? – спросил он.

Найт покачал головой.

– Конечно. Вы слишком молоды, чтобы знавать его в его лучшие дни, – говорил Хэйс, проводя Найта через дом в парк. – Его настоящее имя – Карл Хэйнц Рёхер. Он был хорошим режиссером немых фильмов – точнее сказать, одним из лучших. Но появление звука положило конец его карьере. Он просто не знал, как приспособиться к новым требованиям. Затем Депрессия добила его, потому что он вложил все свои деньги в фондовую биржу. Он был на грани самоубийства. Я нашел ему мелкую работу на студии – специальные эффекты, дизайн по свету и так далее. Но к тому времени у него, похоже, что-то уже случилось с головой – на него нельзя было положиться. В конце концов я взял его к себе в дом в качестве дворецкого и камердинера – просто чтобы выручить из беды. Ведь альтернативой было решение – либо я, либо государственная больница. Не удивляйтесь его наружности или поведению. Он для меня как член семьи. У меня просто рука не поднимается призвать его к порядку.

Джозеф Найт кивнул. Если эта небольшая история и звучала чуть фальшиво, он не подал вида, что заметил это.

Двое мужчин подошли к роскошному плавательному бассейну, который начинался внутри солярия и глубоко вдавался в лужайку за особняком. Найт наблюдал, как Хэйс томно погрузился в воду. Через некоторое время он выбрался наружу и выпил немного виски, которое принес лакей. Главе студии, видимо, было около шестидесяти лет. Он привык к сидячей работе, и его тело было не в лучшей форме. Но плавал он превосходно—сильными, уверенными гребками. Он наслаждался купанием и, казалось, вовсе не спешил разговаривать с посетителем.

Наконец он вылез наружу.

– Ну что ж, – начал он, вытираясь полотенцем. – Давайте послушаем, по какому поводу вся эта суета. Оуэн Эссер сказал, что у вас есть что-то сногсшибательное за пазухой.

Джозеф Найт подробно изложил свой сценарий. Он видел, как серые глаза Хэйса впились ему в лицо. Но сам глава студии был непроницаем. Он спокойно потягивал виски.

Когда Найт окончил, Хэйс поставил стакан.

– Ну а теперь, – сказал он, – могу я услышать этот таинственный конец? Чем заканчивается вся эта кутерьма?

Джозеф Найт пересказал ему последние эпизоды сценария в нескольких хорошо взвешенных и подобранных словах. Это была блестящая концовка, слишком совершенная, чтобы поверить, что такое возможно. Хотя она логически вытекала из сущности характеров и основного конфликта истории, при этом была совершенно неожиданной. Хэйс заинтересованно слушал. Даже самые лучшие умы его студии не смогли бы придумать такого финала. Зрители будут потрясены.

Конец действительно был трагическим. Герой умирал, героиня продолжала его дело и жила памятью о нем. Подобное завершение костюмированной драмы казалось просто неслыханным. Но, благодаря ему, героиня поднималась до невиданных высот психологического воздействия на зрителя. Актрисе, которой предложат эту роль, подобный шанс может выпасть лишь раз в жизни.

Найт улыбнулся.

– Я говорю вам все это тет-а-тет, – сказал он. – Потому что я уважаю вас и знаю, что вам можно доверять. Как видите, я вложил в эту идею много труда и не хочу, чтобы он пропал даром. Вот почему я пошел прямо к вам. Предлагаю свою идею «Континентал пикчерз» и вам лично.

Хэйс мысленно взвешивал лесть незнакомца и его несомненную искренность. Он рассматривал красивое, загорелое лицо Джозефа Найта, когда слушал его рассказ. Было трудно заставить его обнаружить свои истинные чувства. Его глаза полны тайны. Он был молодым человеком, но выглядел старше своих лет. Ясно, что это – незаурядная личность.

– Почему я раньше не слышал о вас? – спросил Хэйс, улыбнувшись. – Это блестящий замысел. Снимаю перед вами шляпу. Где вас носило до сих пор?