Утренние просмотры отснятых кадров каждый раз становились событием неординарным, и зачастую хозяева студии присоединялись к создателям фильма, чтобы сопереживать вместе с ними. Ощущение было однозначным: на их глазах рождалась великая звезда.

Образ, создаваемый на экране Кейт, был таким проникновенным, что лишь редкие зрители вспоминали об участии Ив Синклер в съемках «Бархатной паутины». Ив, с ее отточенным талантом, ее вспышками гнева и раздражения и ее ненавистью к Джозефу Найту. Все это осталось в прошлом. Даже в моменты своего взлета она не смогла бы добиться той глубины и выразительности, которую Кейт Гамильтон привнесла в новый фильм.

Это было словно невидимое прикосновение одного актерского поколения к другому, неотвратимый водораздел между прошлым и будущим.

И Кейт Гамильтон была этим будущим.

Джозеф Найт едва сдерживал чувство огромной радости, которое наполняло его душу, когда каждое утро он приводил Кейт на съемочную площадку и ставил ее перед камерами – так же, как он не мог сдержать свое восхищение, когда приходил вечером домой и, держа ее в своих объятиях, любил ее.

Кейт вживалась в образ героини «Бархатной паутины» так быстро, что всем было ясно: ее талант еще не раскрыл себя до конца. С огромной внутренней энергией она поднимала недавно обретенную актерскую технику до неожиданных высот. Воистину у нее было великолепное, выразительное тело и красивое лицо с лучистыми золотистыми глазами – таких не было ни у кого. Но источник ее чувственности и изумляющей глубины брал свое начало в чем-то таком неведомом, чего Джо не мог постигнуть умом, хотя с каждым днем приближался к этому все больше.

Он понял, что всю свою жизнь Кейт жила, храня в душе неистовую гордость. Напряженность ее существования, ее жизненный опыт были такими, которые другим людям – мужчинам или женщинам – даже не снились. Под обличием белокурой красавицы скрывалась женщина с независимой волей, которая защищала свою нежную, хрупкую душу.

Она была совершенно свободна от стереотипных надежд, убеждений и предрассудков, мелких интересов, поверхностных страстишек, которыми жило большинство известных Найту людей. Несмотря на свою скромность, она полностью жила по своим внутренним правилам, презирая обычаи и установки других. Она обладала внутренней смелостью, которая основывалась на безрассудстве, быть может, даже на грехе.

В Кейт было какое-то внутреннее благородство, которое наполняло Джозефа Найта обожанием. Она существовала независимо от него, даже когда он ласкал ее в своих объятиях; он держал в руках ее свободу, как дикого зверя, укрощенного только ради любви к нему. И в этом порыве он отдавал часть своей души, а не просто обладал ею, как обладал множеством женщин до нее.

Это было новым для него чувством – потеря самого себя ради женщины. Впервые в жизни он ощущал себя свободным от тягучих мыслей о своем будущем, собственном успехе – от того, что отнимало у него так много времени, с тех пор как он мальчишкой убежал из дома. В своей всепоглощающей любви к Кейт он перестал думать о себе. Это было огромным освобождением, более могущественным, чем то, о чем он когда-либо мог мечтать за годы тяжкого труда, потраченного на достижение задуманного. Он сиял, как ребенок, и восторг светился в его карих глазах каждый раз, когда он смотрел на Кейт.

Когда они занимались любовью, Джо казалось, что он пребывает в райских садах и узнает женщину в первый раз. И еще ему казалось, что его мужское начало, растраченное в погонях за химерами, только теперь заново рождалось на свет.

Он не знал, что Кейт чувствовала то же самое, она создавалась любовью Джозефа Найта сейчас заново. Прожив всю свою жизнь без смысла и чувства реальности происходящего, она была призраком, бродившим по земле до того, как встретила Джо; теперь, став его женой, она обрела смысл жизни.

Во время съемок они с Джо жили в его апартаментах в «Беверли-Уилтшир-отеле». Оба они поговаривали о покупке дома среди Голливудских холмов после окончания работы над фильмом. Но по-настоящему они могли пока думать только о работе.

То время, которое они проводили вдвоем, было настолько заполнено страстью, что они едва находили время, чтобы рассказать друг другу о своем прошлом, о том, как они жили до того момента, когда встретились. Кейт рассказывала о своем умершем отце, равнодушной матери, своих странствиях. Она не вспоминала Квентина. Ее первое замужество казалось незначительным, попросту несущественным в сопоставлении с тем, что было у нее сейчас с Джо, оно словно было кощунством, которое могло оскорбить ее любовь к Джо, если она упомянет имя Квентина. Он существовал до ее возрождения. Он был нереален сейчас.

Она слушала такую же лаконичную историю Джо – о его потерянной матери, его одиноких путешествиях, деловой жизни, которая в конце концов привела его в Голливуд. Он не скрыл от нее тот факт, что его многочисленные достижения оставляли в душе лишь пустоту и чувство своей ненужности как мужчины. Кейт могла догадаться, что в жизни у него было много приключений, но она не настаивала на подробностях – она чувствовала, так же как и он, что ничто в его прошлом несопоставимо с тем удивительным, невероятным фактом, что они встретились. Прошлое было стерто, и только будущее расстилалось перед ними.

Лишь на один украденный у работы уик-энд Джо удалось увезти Кейт из Голливуда – на восемнадцать драгоценных часов. Он привез ее в Сьерры, чтобы показать ей «хижину», которую купил год назад. Это было уединенное место на берегу очень глубокого горного озера– двести футов глубиной, – возникшего в ледниковый период, миллионы лет тому назад. Ныряя в воду на глазах у Кейт, Джо шутил, говоря, какая в нем ледяная вода и как легко к ней привыкнуть.

«Хижина» была прелестной деревенской постройкой, сделанной из массивных дубовых бревен, с простой мебелью, толстым ковром на полу и картинами и гобеленами на стенах. Джо объяснил, что других хижин на озере нет – он хотел уединения. Он купил всю землю в округе и принял меры предосторожности, чтобы избавиться от любопытных. Он знал, как важно ему обрести уединение теперь, когда голливудская рекламная братия избрала его героем нынешнего дня. Ситуация может еще более осложниться, так как слава Кейт тоже росла – факт, который он уже отметил.

– Когда мы не будем заняты съемкой, – говорил он, – сможем приезжать сюда каждый уик-энд. В этом озере водится форель. Хочешь, я научу тебя удить рыбу?

Ты можешь учить меня всему, чему захочешь. Лицо Кейт засияло от радости, когда она подумала о том, что проживет всю жизнь с Джозефом Найтом. Это было бы слишком хорошо, чтобы стать правдой.

Но мысли о будущем могли и подождать, потому что съемки постепенно приближались к концу. Казалось, работа, в которой были заняты все актеры и съемочная группа, стала более напряженной и тяжелой, чем когда-либо. Они выкладывались без остатка, так как видели, что казавшийся неминуемый провал, вызванный нелепым поведением Ив Синклер, начал оборачиваться успехом – рождался новый фильм, который имел шанс стать великим.

Все работали на одном дыхании, на грани измождения и восхищения – пока однажды, в середине ноября, все это не окончилось. Съемки были полностью завершены. Между фильмом и зрителями стоял только последний этап – монтаж и тиражирование.

Джозеф Найт и его жена были совершенно выжаты съемками, но в полном восторге от достигнутого. Им не терпелось увидеть завершенный вариант фильма и узнать, как оценит его публика.

После небольшого поиска Джо и Кейт купили скромный маленький домик, и Кейт занялась тем, что оформляла и обставляла его, пока Джо завершал работу на студии с Ларри Уолшем и Оскаром Фройндом. Каждый день она ждала, когда он вернется домой, и перед тем как начать думать об обеде и наступающем вечере, они занимались любовью в тиши спальни.

Никогда они еще не чувствовали себя такими близкими, никогда еще не были так полны друг другом. Но все же, в эти минуты душевного спокойствия и счастья, Джо и Кейт начали испытывать новые, неожиданные ощущения. Хотя они еще сильнее были влюблены друг в друга и полностью поглощены мыслями друг о друге, странное чувство неполноты счастья нависло над их совместной жизнью.