Мистер Дозайер поприветствовал Кейт и пригласил ее в свой кабинет. Это был маленький круглолиций человек в очках в металлической оправе, одетый в костюм-тройку. Он был больше похож на банковского служащего, чем на голливудского агента. Мистер Дозайер был вежлив, но не сердечен. Он чинно пододвинул ей стул для посетителей, а сам отправился за большой стол, на обширной, обитой кожей поверхности которого лежала только авторучка и папка с подшитыми бумагами. В офисе не было пепельниц. Альфред Дозайер не одобрял курения.

– Итак, мисс Гамильтон, – сказал маленький человек, – как я понимаю, вы хотите стать актрисой.

Кейт улыбнулась.

– Я – уже актриса, сэр, – уточнила она. – Но мне хотелось бы быть актрисой, которую рекомендует Альфред Дозайер.

Он улыбнулся, давая понять, что видит разницу.

– Я думаю, вы знаете, какова статистика безработицы по вашей профессии? – произнес он.

– Да, сэр, – ответила Кейт просто.

– Ну что ж, – проговорил он. – Давайте посмотрим, на что вы способны.

Он достал листок бумаги, не похожий на захватанный множеством пальцев лист Барни Ливингстона. На нем был напечатан текст диалога.

– Не могли бы вы встать и прочесть мне третью строчку от конца? – попросил он.

Кейт встала и вышла на середину комнаты, чтобы он мог видеть ее. Кейт надела облегающее платье, которое выгодно подчеркивало фигуру, и сделала красивую прическу. Она знала, что выглядит привлекательно. Но, глядя в его лицо, Кейт подумала, что с таким же успехом он мог смотреть в окно. У нее закралось подозрение, что агент просто хочет избавиться от нее как можно быстрее. Испытание, видимо, было чистой формальностью.

Она взглянула на третью строчку от конца.

– Не раньше, чем ты уснешь, – было написано там. Кейт улыбнулась агенту.

– В какой ситуации это говорится? Он покачал головой.

– На ваше усмотрение, – ответил он.

Кейт кивнула. Некоторое время она смотрела в текст.

Затем она немного наклонилась вперед и опустила глаза. Мягкая улыбка появилась у нее на лице. Она плавно повела рукой, словно лаская.

– Не раньше, чем ты уснешь, – сказала она, показав голосом, что она – мать, желающая своему ребенку спокойной ночи. И словно возник этот ребенок, согретый материнской теплотой.

– Очень хорошо, – похвалил агент, поднимая брови. – Вы можете прочесть это как-нибудь иначе?

– Конечно, – ответила Кейт.

Она отступила назад, взглянула на него из-под бровей. Затем чуть выставила одну ногу вперед крест-накрест и медленно сделала движение коленом взад-вперед. Она расправила плечи, чтобы показать свою красивую грудь. Кончик языка коснулся верхней губы.

– Не раньше, чем ты уснешь, – сказала она. Каждая клеточка ее тела дышала чувственностью, когда слова слетали у нее с губ.

На этот раз смысл был совсем другой. Она играла девушку, которая разговаривала с мужчиной на своем рабочем месте. Он, должно быть, спросил ее, когда она пойдет домой с работы. И она отвечает с подковыркой, насмешливо. Это была женщина, сознающая свою привлекательность.

Все это произвело впечатление на агента. Он посмотрел на Кейт внимательно.

– Очень хорошо, – проговорил он. – В самом деле хорошо. Скажите, мисс Гамильтон… Мог ли я вас видеть где-нибудь? Вы мне кажетесь чем-то знакомой.

– Только несколько крохотных ролей прохожих, – ответила Кейт. – Ни одной роли со словами.

• Наступило долгое молчание. Альфред Дозайер пристально смотрел на нее. Его глаза были как маленькие круглые льдинки. Маленькие красивые руки были сложены на столе. Потом он улыбнулся.

– Ну что ж, я думаю, нам следует попробовать, – решил он. – Сядьте, пожалуйста, мисс Гамильтон. Я хочу показать вам один из наших стандартных контактов. Быть может, вы хотите, чтобы ваш поверенный взглянул на него?..

Кейт покачала головой:

– В этом нет необходимости, мистер Дозайер. Я знаю, что вам можно доверять.

Он улыбнулся:

– Доверие – хорошее начало.

Он нажал на столе кнопку внутренней селекторной связи и поговорил с секретарем. Минутой позже Кейт подписывала свой второй контракт с голливудским агентом. Когда она закончила, она обменялась рукопожатием с Альфредом Дозайером, который проводил ее до выхода из офиса с той же холодной любезностью, с какою он встретил девушку всего несколько минут назад.

Кейт глубоко вдохнула воздух, стоя на пыльном Сансет-бульваре. Ей казалось, что она теряет чувство реальности. Ноги у нее подкашивались – она не знала, как прийти в себя. Все, что случилось с ней с тех пор, как она встретила Нормана Вэбба и начала заниматься с ним актерским мастерством, казалось сном. Не было никакой связи между этим миром и жизнью, которой она до сих пор жила.

Наверное, подумала она, в этом состоит суть профессии актера – добровольно отказаться от реального мира и дышать странным воздухом иллюзий. Похоже, она наконец по-настоящему приехала в Голливуд.

Через неделю после своей беседы с Альфредом Дозайером Кейт пробовалась на роль со словами в вестерне, который снимала «Парамаунт».

Вооруженная контрактом, своим новым статусом клиентки Альфреда Дозайера и всем тем, чему научил ее Норман Вэбб, не говоря уже о ее собственной железной решимости идти вперед, она получила роль.

Роль состояла из одной строчки. Съемки ее сцены заняли двадцать минут. Ей заплатили восемнадцать долларов – стандартная плата за подобные эпизоды, от которых осталось четырнадцать с половиной после вычета процентов для мистера Дозайера и уплаты налогов.

Две недели спустя она получила роль официантки в мюзикле. На этот раз у ней были две строчки, и она получила двадцать два доллара.

Еще через неделю позвонил мистер Дозайер и предложил роль в костюмированной драме, где Кейт должна была изображать горничную одной леди. Она улыбнулась, когда увидела, что одна из ее трех реплик гласит: «Миссис Эбернези, ваш племянник – внизу».

Кейт вспомнила свои занятия с Норманом.

– Миссис Пембрук, там кто-то пришел, – сказала она сама себе.

Получив деньги за эту роль и за три последующие, Кейт подсчитала свой доход. В Голливуде она заработала больше, чем в ресторане в прошлом месяце.

Кейт посмотрела на себя в зеркало. Сейчас, только сейчас она смогла допустить мысль, что Норман Вэбб был прав.

Хотя Ив Синклер и не знала этого, ей еще предстояло встретиться с Джозефом Найтом.

Первый раз он попался ей на пути, когда увел из-под носа «Оскара» и использовал его для того, чтобы сделать звезду из блестящей молодой актрисы Ребекки Шервуд, главной героини его фильма «Конец радуги». Это был один из самых тяжелых ударов, поразивших Ив за всю ее жизнь – личную и профессиональную. Она смаковала мысль: если ей выпадет шанс отомстить Найту за то, что он сделал, она сделает это с наслаждением.

Но теперь ее мнение изменилось.

Двадцать третьего июня ее агент позвонил и сообщил поразительные новости.

– Послушай, Иви, – сказал он. – Ты никогда ни угадаешь, кто хочет, чтобы ты снялась в главной роли в его фильме.

– Я не играю в угадайки, – ответила Ив холодно.

Ее агент нервно кашлянул. С Ив было трудно иметь дело даже в самые лучшие ее времена. Слава Богу, у него есть для нее хорошие вести.

– Джо Найт, – сказал он, используя фамильярное уменьшительное имя, несмотря на то что он никогда не видел Джозефа Найта.

На другом конце трубки наступило молчание. Она думала. Без сомнения, новость произвела на нее впечатление.

– Что за фильм? – спросила она сдержанно.

– У него пока нет названия, – ответил Фредди. – Но сегодня я получил сценарий с курьером. Найт написал его сам. Поверь мне, это – бомба. В нем есть все, что в «Радуге» – и даже больше. – Ив ничего не ответила. Она знала, что Фредди, как и все голливудские агенты, любит преувеличивать. Она никогда не верила его восторгам, пока не убеждалась сама.

Но она знала, даже не видя сценария, что, если его написал Джозеф Найт, это нечто, к чему следует отнестись серьезно. Даже в своей ненависти к Найту за то, что он невольно похитил ее «Оскара» за лучшую женскую роль для юной Ребекки Шервуд, она не могла не видеть, что в «Радуге» не было проколов. Это было творение кинематографического гения, человека, чей недостаток опыта в этой области не только не ограничил его возможности, но, наоборот, позволил ему снять фильм неподражаемо искренний, непосредственный и оригинальный.