Сегодняшний вылет был тридцать седьмым по счету боевым заданием Джо. Если он выживет, ему останется еще двенадцать. Как и другие летчики, он давно перестал их считать– он видел так много мертвых, изуродованных тел своих товарищей, что мозг его мог просто разорваться, если бы он стал заниматься подсчетом. Об этом нельзя было думать. Иногда у него не хватало сил даже на то, чтобы надеяться. Жить означало не думать о смерти. Летчики вели себя как беззаботные дети, отпуская шуточки и рассказывая байки о своих подвигах и опасностях, которым они подвергались, словно ежедневная тень смерти была делом обычным, – делая из слона муху. Чего тут волноваться? Их страх был спрятан так надежно в глубинах души, что поверхность ее казалась абсолютно незамутненной.
Воспоминания о поездке домой к Кейт потеряли свою остроту перед лицом кошмара боевых вылетов. Он хранил их в тайнике своего мозга, куда он заглядывал в те минуты, когда оставался наедине со своей душой. Было больно и трудно думать о Кейт, потому что всякий раз, когда он представлял себе ее красивое лицо и вспоминал их последний поцелуй, его воображение рисовало ему жуткую картину – его тело разлетается на миллионы клочков от взрыва немецкой ракеты. Это может случиться завтра, послезавтра… Завтра он снова летит на задание. Но мысль о собственной смерти терзала его меньше, чем стоявшее у него перед глазами лицо Кейт, искаженное горем, которое принесет ей его гибель.
Кейт всегда была рядом с ним в глубинах его души, но он думал о ней только в те моменты, когда кровавая бойня войны давала ему мимолетную передышку. Позволить себе жить и чувствовать, как в мирное время, означало потерять рассудок.
Сегодня Джо был в своем обычном состоянии– уверенный в себе, полный самообладания и готовности сражаться с противником изо всех своих сил.
Его тревожило только то, что сегодняшний вылет был пятидесятым для его второго пилота Генри Апчерча, двадцатипятилетнего молодого человека, с мягким выговором, из Арканзаса. Генри не скрывал своей радости по поводу того, что это было его последним боевым заданием, но не выражал это открыто из-за суеверного страха. Все летчики боялись последнего задания. Столько пилотов погибло во время такого испытания, что это стало уже своего рода дурной приметой. Всем было не по себе, когда один из членов экипажа отправлялся в свой завершающий полет.
Перед отъездом на фронт Генри женился на девушке, которую он любил почти с детства и которая теперь была матерью их почти полуторагодовалого ребенка. Возможно, из-за того, что он не смог подарить Кейт ребенка прежде, чем покинул Голливуд, Джо ощущал что-то вроде ответственности за судьбу Генри. Он считал своим долгом способствовать воссоединению молодой семьи. Он поможет Генри выйти из последнего боя живым и невредимым.
За завтраком, состоявшим из омлета из яичного порошка и колбасного фарша, Джо старался подбодрить Генри, говоря, что сегодняшний вылет будет не опасным.
– Насколько я знаю, зенитки будут лупить не слишком сильно, – говорил Джо. – Я проведу тебя между их самолетами, Генри. Даю тебе слово.
Генри сделал вид, что успокоился. На самом деле он отлично понимал, что предстоит им. Но он был очень рад, что летает с Джо – Найта считали самым искусным летчиком в авиакрыле – консервативным и осторожным, спасшим не одну боевую машину благодаря верно выбранной позиции в строю, которая позволяла ему отбивать атаки немецких асов и летать всегда выше или ниже линии огня зенитных батарей. Экипаж всегда вздыхал облегченно, когда он пилотировал самолет, – это был почти верный шанс возвратиться с задания живым.
Из-за завесы облаков подразделение вынуждено было спуститься на высоту семнадцать тысяч пятьсот футов. Они были уже почти на подлете к цели. «П-17» уже повернули назад, и бомбардировщики продолжали полет без поддержки, строго придерживаясь боевого порядка. Они прошли западнее Кобленца, а когда миновали Франкфурт, немцы сообразили, что американские самолеты направляются к Швейнфурту. Все знали, что предстоит ожесточенная схватка. Будет горячо.
Джо держался в строю, каждые несколько секунд бросая взгляд на приборы, измерявшие высоту полета и расстояние до цели. И тут началась огненная буря. Зенитки палили беспрерывно. Экипаж слышал отвратительные звуки разрывавшихся восьмидесятивосьми– и стопятимиллиметровых противовоздушных фугасных снарядов, сотрясавших все небо.
– Проклятье! – процедил Джо. У него перехватило дыхание. Зенитки били точно по целям. Швейнфурт был чрезвычайно важным объектом, погода стояла ясная, и немцы были готовы к бою. Американцы ждали.
Джо все еще гадал, как ему лучше маневрировать под неистовым огнем зениток, когда услышал, что вышли на связь.
– Вызываю экипаж! – Это был бортовой стрелок, один из самых опытных людей в машине. – Истребители выше отметки десять!
– Правый бортовой стрелок вызывает экипаж! Истребители ниже отметки три!
– Башенный стрелок вызывает пилота! Два истребителя прямо перед носом! Один из них горит, другой уже падает!
– Хвостовой стрелок вызывает второго пилота! Еще истребители на отметке девять! Их там целая прорва!
Джо вышел на связь:
– Пилот вызывает штурмана. Сколько до цели?
– Минут пять, – ответил тот.
Джо стиснул зубы. Их спасение только в том, чтобы отделаться от тяжелых бомб и набрать высоту, чтобы лететь выше линии зенитного огня. Но снаряды нужно было приберегать для того, чтобы поразить объект. Это был критический момент в жизни экипажа.
Джо быстро посмотрел на Генри. Взгляд второго пилота был полон страха.
Джо подбодрил его:
– Мы пробьемся.
Найт продолжал придерживаться боевого строя, но огонь зениток становился все жестче. Они были повсюду, обрушивая смертоносный шквал артиллерийских снарядов и ракет на маленький бомбардировщик. Слава Богу, ни одна из установок не попала в цель! Но экипаж был словно в аду.
Руки Джо намертво вцепились в штурвал. Он услышал голос штурмана:
– Через минуту можно начинать!
Бомбардир открывал люки. Эскадрилья готовилась к бомбовому удару. Джо уже было вздохнул с облегчением.
Неожиданно раздался оглушительный взрыв. Самолет резко накренился, и Джо понадобились все его умение и сила, чтобы справиться с управлением. Он быстро взглянул на приборы. Но в этом не было необходимости. Прежде чем он их увидел, его нос почувствовал, что поврежден топливный отсек. Зловоние стооктанового керосина наполнило кабину.
– Второй пилот вызывает пилота, – слышен был голос Генри. – Первый двигатель вышел из строя. Четвертый горит.
– Проклятье! – выругался Джо, пытаясь оценить ситуацию. – Соедини эти двигатели. Пилот вызывает бомбардира! Все готово к бомбометанию?
Ответа не было.
– Пилот вызывает второго пилота! – снова вышел на связь Джо. – Генри, оставь двигатели мне. Ползи в бомбовый отсек и убедись, что эти чертовы бомбы падают. Гидравлическое давление быстро падает!
– Понял, – Генри быстро отстегнул ремни и выбрался из кабины. Он был легким юношей – весом всего в сто сорок пять фунтов, несмотря на свой рост. Это оказалось очень кстати, так как проход в бомбовый отсек был настолько узким, что человек нормального телосложения едва ли смог бы протиснуться в него.
Пытаясь держать под контролем управление самолетом, Джо одновременно пытался связаться с другими членами экипажа. Но боковые стрелки не отвечали. Хвостовой стрелок ответил, что с ним все в порядке, но радист молчал.
– Пилот вызывает башенного стрелка, – начал снова Джо. Он обращался к Рою Ходжесу, двадцатитрехлетнему красивому юноше-новобранцу из Калифорнии. – Попробуй выяснить, что случилось с боковыми стрелками. Сообщи мне о повреждениях.
Уже сейчас можно было понять, что в самолет угодил зенитный снаряд или ракета. Вероятно, было повреждено крыло. Один взгляд на приборы, измерявшие уровень давления и топлива, оставлял мало надежды в том, что он ошибался. На аэродром они сегодня не вернутся.
Прямо по курсу другие бомбардировщики тоже были подбиты. Немцы находились в полной боевой готовности. Их зенитки били педантично в цель. Американские самолеты бомбили объект отчаянно или, если были подбиты, просто избавлялись от снарядов, не долетев до мишени. Боевой строй смешался. Сегодняшний вылет обойдется очень дорого.