Замок, выстроенный на неприступной скале, оборонялся около года. Когда же силы и возможности осаждённых были исчерпаны, и стало ясно, что твердыня вот-вот падёт, Бертран Марти, епископ «чистых» (так переводится с греческого слово «катары») призвал к себе троих из числа последних защитников твердыни.
Одним из них был Кламен, катарский священнослужитель и величайший знаток древних манускриптов. Второй — Экар, совсем ещё юноша, паж одного из рыцарей, превосходно знавший окрестности Монсегюра и не раз переправлявший на вершину скалы по тайным тропам людей и припасы. Третьим, как нетрудно догадаться, был сам рыцарь Хуго д'Эрваль. Этим троим было доверено вынести из обречённого замка и скрыть от торжествующих победителей священные реликвии катаров.
Поручение было не из тех, которые можно отложить на потом. В ночь перед падением крепости трое выбрались по тайной тропе наружу, после чего разделили реликвии и разошлись, условившись встретиться через год и составить запись о том, где они спрятаны.
Встреча состоялась, как и было условлено, через год, в одном из городов французского Юга; трое хранителей составили зашифрованный особым катарским кодом текст, каковой перенесли на пергамент и отдали на хранение рыцарю Хуго. После чего договорились и принесли в том клятву, что каждый из них обязательно женится, оставит потомка мужского пола и воспитает его строго в вере «чистых». А по достижении совершеннолетия возложит на сына священное бремя: раз в тридцать лет встречаться с потомками остальных хранителей и передавать друг другу пергамент с записями — по очереди, повторяя этот ритуал из поколения в поколение, пока не настанет время явить скрытые святыни миру.
Годы шли, менялись десятилетия, неспешно проползали века. Европа сотрясалась от войн, междоусобиц, ересей, церковных расколов — но раз в тридцать лет потомки д'Эрваля, Кламена и Экара встречались, передавали очередному хранителю бесценный пергамент и назначали время и место очередной встречи.
Но ничто в этом мире не длится вечно…
В пятнадцатом веке потомок Кламена, чья очередь хранить пергамент как раз настала, отправился в Рим. Там под покровительством Папы Римского жили потомки последнего императора Византии Константина XI Палеолога, и Кламен, унаследовавший склонность своего далёкого предка к наукам, был приглашён для обучения племянницы Константина, царевны Зои. Но в Риме случилось несчастье: Кламен скончался от чёрной оспы, не оставив наследника. Единственное, что он успел — это отдать драгоценный пергамент на сохранение царевне, взяв с неё обещание, что она и её потомки примут на себя древнее священное бремя «чистых». Зоя, превосходно образованная для своего времени, знала, конечно, об этой древней кровавой истории, втайне от Папы изучала альбигойскую ересь — а потому легко дала своё согласие. И когда она уехала в Московию для того, чтобы выйти замуж за московского князя Иоанна, то взяла пергамент с собой в числе прочих книг, свитков и манускриптов, которых в её багаже ехало великое множество.
Увы, выполнить клятву в точности Зоя (выйдя замуж, она приняла имя София) не смогла — огромные расстояния и, главное, положение супруги Великого князя Московского помешали ей прибыть на очередную встречу хранителей тайны. Имелся вариант поручить пергамент заботам родного брата, Андрея Палеолога, как раз собиравшегося возвращаться от двора Московского владыки в Европу — но, хорошо зная алчность и корыстолюбие Андрея, а так же влияние, которое имел на него Папа Сикст IV, по здравому размышлению от этой идеи отказалась. Вместо себя она послала доверенного слугу, которого не посвятила в тайну, а только передала письмо, зашифрованное кодом катаров (потомок Кламена предал ей его вместе с манускриптом).
Так потомки д'Эрваля и Экара узнали, что манускрипт теперь находится в Московии. На очередной встречи, состоявшейся в итальянской Флоренции было решено, что Экар отправится в Москву и заберёт документ. Но по дороге он сгинул — скорее всего, был убит в стычке где-то на территории охваченной кровавыми междоусобицами Речи Посполитой. Год спустя в Италии умер от холеры его малолетний сын и, таким образом, их трёх ветвей хранителей тайны катарских реликвий осталась только одна. Но тогдашний д'Эрваль не мог покинуть свой родной Табр и отправиться вслед за потомком Кламена — двумя годами раньше он лишился ноги при осаде какого-то замка, а сын его был ещё слишком юн для такого путешествия. Возвращение манускрипта пришлось оставить следующему поколению «хранителей», но к тому времени к власти в России пришёл Иоанн Четвёртый, и Европу наполнили слухи об ужасах, творящихся в Московии — войнах, опричнине, кровавых бессудных расправах над виновными и невиновными… Пришлось взять паузу ещё на 30 лет, потом ещё и ещё. В итоге очередной потомок Хуго д'Эрваля сумел-таки добраться до Москвы — как офицер саксонских наёмников при польском войске, сопровождавшем Самозванца, но никаких следов манускрипта найти он там не смог. Выяснил только, что книги и свитки, вывезенные Софьей из Константинополя, легли в основу знаменитой библиотеки царя Иоанна Четвёртого, но к тому времени следы её давно уже затерялись. Выходило, что Зоя-Софья не оправдала надежд доверившегося ей потомка Кламена — возможно, это было связано с тем, что царевна искренне приняла православие и, как следствие, пересмотрела своё отношение к увлечению альбигойской ересью.
Тогда, в 1612-м году, потомок рыцаря Хуго сумел убраться из Московии живым — чего не скажешь о большинстве его соратников и подчинённых. С тех пор уже его потомки дважды предпринимали попытки найти библиотеку — первый раз в царствование Петра Великого, когда очередной д'Эрваль под видом французского инженера-фортификатора (каковым он и был на самом деле) предпринял вояж в Россию. Там он, вроде, даже напал на след библиотеки, о чём послал зашифрованное письмо в Гасконь — но погиб при второй осаде Нарвы. Следующая одна попытка была сделана его сыном, совсем ещё молодым человеком, в 1760-м году. Но и тут не сложилось: Россия вела затяжную войну с Пруссией, юноша был насильно рекрутирован в армию короля Фридриха Второго; едва не сложил голову при Цорндорфе, дослужился до фельдфебеля, был ранен, дезертировал — и наконец, после пяти лет мытарств, последний из хранителей, вернулся домой, так и не добравшись до границ Московии.
И вот, в начале следующего, девятнадцатого века, в году 1812-м от Рождества Христова, пришла очередь его сына предпринять попытку выполнить древнюю семейную клятву. Как вы, вероятно, уже догадались, Жан Доминик Арман д'Эрваль, гасконский дворянин и лейтенант Пятого гусарского полка Великой Армии Наполеона Бонапарта.
Х
— Значит, вашему учёному другу вы изложили свою историю в урезанном виде? — спросил Ростовцев. Он сидел напротив лейтенанта, крутя в пальцах потухшую глиняную трубочку-носогрейку. — Напомните, кто он там, астроном, географ?
— Математик. — ответил лейтенант. Двухчасовая беседа изрядно его вымотала — он охрип, посадил голос и теперь то и дело прикладывался к кружке с квасом, оставленным на столе Прокопычем. — И не в урезанном, а скорее, в видоизменённом.
— Почему так — не секрет?
— Ну… — француз замялся. — Как бы вам это объяснить… За прошедшие после падения Монсегюра века на тему катарских реликвий возник целый пласт мифов и легенд, об этом плетут небылицы ещё со времён тамплиеров.
— Вы опасались, что собеседник поднимет вас на смех?
— С одной стороны — да. В окружении Императора не слишком жалуют религию, да и в среде учёных нового поколения, достигших своего положения уже после Революции, атеистов немало. А с другой стороны — именно в научной среде всегда хватало последователей недоброй памяти Джона Ди[1], каббалистов, розенкрейцеров и прочих поклонников эзотерических учений, как тайных, так и явных. А если вспомнить, что мой визави не только математик, а ещё и архитектор, то поневоле задумаешься.