Алекто с удивлением посмотрела на нее, и мать осеклась.

— Идемте, — повторила она.

— В другое место, где вы так же обидите хозяина? И сами определите, на что мне смотреть, и в какой момент дышать?

— О, здесь на площади есть славное местечко, где продают вафли, вкуснее которых я не пробовала в жизни, — раздался рядом голос леди Рутвель.

— Я с удовольствием составлю вам компанию, — раздраженно ответила Алекто, беря ее под руку. — А вот моя мать имеет другие интересы.

— Кажется, вы были излишне резки с вашей матушкой, — заметила фрейлина, когда они отошли, — она явно огорчена.

— Просто вы никогда не были на моем месте, — горько заметила Алекто. — Порой я чувствую себя, как та птица, на которую набрасывают ткань, как только она начинает чувствовать радость жизни и петь. Зато мой отец… он бы вам понравился. Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились. Он скоро приедет, и вы увидите, какой он.

— И какой же?

— О, очень веселый. И еще он метко стреляет и приносит к столу таких косуль, которых вы не видывали.

Тут их обогнали двое оруженосцев, торопясь в лавку, на вывеске которой был намалеван непонятный знак.

— Этот ювелир совсем обнаглел: заломил такую цену за застежку на плащ, — кинул им на ходу один.

— Но оно того стоит, — подхватил второй.

И оба ввалились в лавку, толкнув в грудь стоящего на пороге старика. Тот закашлялся и поспешил за ними.

— Нам нужно два золотых, — заявил первый.

— Это немалая сумма, — ответил старик, беря трясущимися руками бумагу и перо, — мне нужна будет расписка от господина.

— Ты вконец лишился совести, старик, — схватил его за грудки второй, — будь рад, что мы берем у тебя деньги.

— Конечно-конечно, господин, но…

Окончание беседы Алекто не узнала, пройдя мимо.

— Это племя совсем потеряло понятия, — заметила одна из гостей-дам, шедшая неподалеку в компании супруга. — Они должны быть благодарны, что им позволили поселиться в столице.

— Вы правы, дорогая, — поддержал ее муж.

— Что за племя? — резко поинтересовалась Алекто.

— Кровопийц, — ответила дама, приподняв брови. — Разве вы, милочка, не знаете, кто такие ростовщики?

Алекто обернулась на старика, у которого два золотых уже были выманены — или скорее вытряхнуты — безо всякой расписки, и который вовсе не походил на кровопийцу.

Впрочем, сказавшая это дама была так багрова лицом, что кровопускание ей не помешало бы.

— Они пользуются бедственным положением людей, чтобы давать им деньги, а потом имеют наглость просить больше выданного.

— И правда наглость: давать деньги тем, кто их попросил, — заметила леди Рутвель и потянула Алекто к переулку.

Дама сперва согласно кивнула, а потом воззрилась ей вслед, словно раздумывая, правильно ли поняла смысл.

— Наконец-то свежий воздух, — блаженно вдохнула леди Рутвель.

Алекто тоже потянула носом. Они вернулись на площадь, которая после тесных улочек казалась больше.

— Вам с маслом или сыром? — спросила леди Рутвель, уже стоя напротив дородной женщины, одетой в каль и замасленную котту, поверх которой была шаль, и заведовавшей двумя мощными рельефными сковородами. При их соединении получался такой тонкий хрустящий блин, что у Алекто потекли слюнки.

Чтобы с такими управиться, нужны были ручища, как у этой женщины.

— С медом, — отозвалась Алекто, и в воздух было выпущено ароматное шипение.

Вскоре они с леди Рутвель с наслаждением вгрызлись в подпеченные кругляши.

— Я тоже люблю с корочки начинать, — заметила Алекто. — Как и мой отец. Еще он любит горячее вино с пряностями.

— А что еще любит ваш отец?

— Играть в кости и весело проводить время с друзьями. Рядом с ним все тоже забывают про тревоги, и жизнь кажется беззаботной, нескончаемым праздником.

— Должно быть, это замечательное чувство, — заметила леди Рутвель, лицо которой вдруг сделалось серьезным и даже немного грустным, и откусила маленький кусочек вафли.

— Когда он приедет, вы это почувствуете, — пообещала Алекто, почему-то так и не решившись спросить, что ту тревожит.

Мысли потекли в сторону фигурки, лежавшей в ее кошеле среди мелких монет.

— Леди Рутвель, — она придвинулась к фрейлине, — могу я попросить вас об одной услуге?

— Если выполнение оной будет в моих силах, леди Алекто.

— Я хочу послушать одного… менестреля.

— Какого?

— Старого Тоба. Ее величество сказала, что он играл, когда она еще была маленькой девочкой, и я бы желала его навестить. Он живет в столице.

— Где-то поблизости? Нам лучше не отделяться надолго от остальных, — забеспокоилась фрейлина, глянув туда, где мелькали богатые одежды, и слышались голоса.

Алекто прикусила губу. Она понятия не имела, где искать Старого Тоба, но если признаться в этом леди Рутвель, та наверняка откажется искать музыканта.

Вывески, — осенило ее. Если у представителей каждого рода занятий есть вывеска с обозначением, то и у музыкантов должны быть.

— Вывески со струнами вот там, — словно прочитав ее мысли, махнула рукой леди Рутвель. — Но вы уверены, что хотите послушать именно его? В замке собралось столько менестрелей, искусство игры которых наверняка немногим уступает умению этого музыканта.

— Да, уверена, — Алекто закинула в рот остатки вафли и отряхнула подол от снега. — Мне нужен именно он.

— Что ж, тогда не будем терять время.

Рядом, словно подведя черту, раздался стук топора, отсекшего нугу от общего бруска размером с овечью голову.

— Куда вы? — осведомилась леди Элейн, которая вместе с леди Томасиной покупала эту сладость.

— Познать других радостей столицы, — любезно ответила ей леди Рутвель с легким поклоном, и они с Алекто двинулись к цели.

Дом старого Тоба оказался куда более скромным, чем у ювелира. И лишь потертое изображение трех волчьих гончих на стене сообщало посетителям, что внутри обитает приближенный ко двору.

Дорогу им указал спрошенный по дороге банщик. Алекто посмотрела на вывеску со струнами, более старомодную, чем те, что были у его собратьев-музыкантов, и нерешительно приблизилась ко входу.

— Что ж, будем надеяться, он не откажется исполнить пару-тройку вирелэ, — слегка натянуто улыбнулась леди Рутвель.

— Дома ли он? — Алекто окинула взглядом фасад, за которым не различалось ни звука, ни шевеления.

— Если он, как вы говорите, звался Старым Тобом, еще когда ее величество была маленькой девочкой, то сейчас он должен быть слишком дряхл, чтобы выходить. Он либо у себя, либо где-то неподалеку. Ну же, идемте, — ободрила фрейлина.

Благодарно кивнув, Алекто постучала в ставень. Довольно долго никто не откликался, и в тот момент, когда она хотела постучать еще раз, ставень распахнулся, и на нее уставилась женщина средних лет в кале и с бесцветным лицом с крупными некрасивыми чертами.

— Мы к Старому Тобу, — произнесла Алекто. — Скажите, он дома?

Женщина продолжила смотреть на нее, не отвечая, и Алекто решила, что та ее не расслышала или не поняла.

— Проходите, — кивнула наконец она и исчезла из окна.

Заскрипели половицы, и дверь распахнулась.

Женщина, которая держала ее, пока они с леди Рутвель заходили, оказалась на голову ниже Алекто, зато такой кряжистой, что, случись буря, ее бы не унесло.

— Так мы можем увидеть вашего… мужа? Или брата? — спросила леди Рутвель, вежливо окинув взглядом скромное, но содержащееся в чистоте жилище размером с половину комнаты Алекто.

Вообще-то они фактически оказались прямо на кухне: рядом со входом стояла печь, и были прибиты полки с кухонной утварью. Тут же располагалась узкая лежанка, на которой, как догадалась Алекто, спала сама женщина.

— Вы можете увидеть Старого Тоба, леди.

— Мы хотели бы попросить его исполнить вирелэ, — зачем-то вставила Алекто, которой казался каким-то неправильным этот разговор, полный пауз.

— А вот это вряд ли, леди, — произнесла женщина, проходя к занавеске, за которой, как догадалась Алекто, был закуток.