Бодуэн медленно двинулся в мою сторону, и я ощутила, как с каждым его шагом в голове остается все меньше мыслей. Оказавшись совсем близко, он какое-то время удерживал мой взгляд, а потом прошел мимо. Я последовала за ним, словно меня тянули невидимые нити.

— Хочешь сказать, я должна просто отойти в сторону, позволяя ей творить все, что захочет?

— Она кажется разумней одной девы, которую я знал, когда ей было шестнадцать.

Я осеклась, чувствуя, как сжимается горло.

— Той девы больше нет.

— И хорошо, ведь она выросла в женщину, которая извлекла опыт из своих ошибок.

Я отступила и указала на борт, на котором в раскрытом мешке лежал сладкий кекс с лимонными корками и фляга с горячим вином.

— Разделишь со мной трапезу?

Бодуэн приблизился, глядя на принесенное так, будто уже почти позабыл, как выглядит еда.

— Ты всегда приносишь припасов на двоих, когда хочешь побыть одна?

— Да.

— Хорошая привычка. — Он присел рядом на борт. — И как к ней относится твой муж?

— Он к ней не относится.

Я тоже опустилась на прежнее место.

— Рогир сейчас дома, залечивает рану на ноге.

— Тогда мне повезло: все достанется только мне, — произнес он, глядя на меня в упор.

— У вас, покровителей, что, нет праздничных кексов? — невозмутимо спросила я, разламывая десерт на куски.

— Боюсь, нет, — ответил Бодуэн, глядя на то, как я кладу на салфетку порцию и протягиваю ему.

— Ну же, — я качнула куском.

Бодуэн медленно улыбнулся.

— Посмотрю, как ешь ты.

Я медленно положила кусок обратно.

— И горячее вино Покровители тоже не пьют?

Бодуэн чуть качнул головой, все с той же улыбкой, и я плеснула в кубок себе.

— Как ты раньше праздновал Солнцеворот? Или этот вопрос — один из тех, которые мне нельзя тебе задавать?

— Начать с того, что мне нельзя здесь быть.

— Тогда почему ты здесь?

Я посмотрела на него — он не отрывал от меня светящихся радужек.

— Наверное, потому что так я чувствую себя… человеком.

Я замерла, уже поднеся кубок к губам.

— Тогда пусть нечеловеком сегодня буду я. — Я резко выплеснула содержимое наземь. От трещин на дорожке начал подниматься пар.

— Жаль, — произнес он, глядя на пятно, — чувствуется, хорошее вино.

— Так ты не скажешь?

Бодуэн вздохнул и чуть отклонился назад, опираясь на руки и глядя на цветы.

— Я таскал печенья с кухни, прямо, как твой племянник. И еще любил момент обмена дарами. На мистериях про жизнь Праматери мне было скучно…

Я представила, чем было нескучно заниматься красивому принцу во время празднеств, когда замок был полон хорошенькими девушками.

Бодуэн поднялся, и я невольно подалась вперед. Наш разговор походил на те, что были семнадцать лет назад.

— Не уходи.

Он смотрел так долго, что я почувствовала, как в глазах собирается горячее.

— Хамелеонша, я…

— Знаю, больше не человек. Знаю, ненавидишь меня…

— Я тебя не ненавижу. Просто тебе лучше не видеть меня. И когда Алекто пройдет полную инициацию, я уйду.

— Полную инициацию?

— Ты говоришь, что она Морхольт, но она ни разу не перекидывалась. Зато призвала волков в лесу, когда на вас напали. А значит в ближайшее время она станет Скальгердом. Или я ошибаюсь — и Морхольтом, ведь ты с ней тренируешься. А может, и никем из них.

— Что?

— Если она свяжет судьбу с тем, за кем не стоит Покровитель, то дар не проявится полностью и погаснет.

— Но это невозможно. За любым из знати он стоит, даже за Рогиром, хоть у него он едва проявлен.

— Я об этом огнепоклоннике.

Я умолкла.

— Этого не произойдет.

Он обвел сожалеющим взглядом куски кекса.

— Мне пора. Закрой глаза.

— Зачем?

— Не хочу, чтобы ты это видела.

Я послушно прикрыла их, а когда раскрыла, передо мной уже никого не было.

— Итак, продолжим?

Омод прошелся по своим покоям и опустился на край кровати.

— Продолжим, ваше величество.

— Вы выглядите сегодня по-другому.

— Как именно?

— У вас глаза светятся, и румянец на щеках, и в то же время вы будто расстроены.

— Это… оттого, что я жду ваш День рождения. А до него еще несколько дней.

— Они пролетят быстрее, чем вы думаете.

— Да, сир. Ну что ж, давайте приступим.

Я попросила Омода призвать Дикки, и с третьей попытки у него это получилось. Причем ему удалось удерживать Дикки настолько долго, что у нас состоялся с его младшим братом разговор.

— Дихард весьма смышленый, — заметила я, когда Омод снова вернулся и, пытаясь отдышаться, приходил в себя. — Хотите узнать, о чем мы говорили?

— Нет, миледи, — немного резко ответил он, и я поняла, что Омоду неприятно говорить о своих братьях и о том, что происходит, когда он не здесь.

— Мне показалось, он бы хотел получить вещи, запертые в сундуке. Вы можете передать это матери, когда увидитесь с ней?

— Да, если меня не подведет память, — коротко бросил он, поднимаясь и подавая мне руку, — а теперь не хотите ли пройти в галерею? Там сейчас должны играть в шахматы.

Когда мы вошли, шахматы были в самом разгаре. Причем фигурами служили сами игроки в плащах двух цветов — красных и золотых.

Омод тотчас присоединился к тем, что были в золотых, я же хотела остаться просто наблюдать за партией, вызывавшей у участников смех и оживленные возгласы. Похоже, многие, как и я, впервые видели такую игру. Но король, заметив, что я отошла, утянул меня на свое поле.

Время до обеда прошло в этой забаве, принесшей мне двойное удовольствие, еще и оттого что я наблюдала за королем, пребывавшем в прекрасном расположении духа. Теперь я в полной мере поняла, что Бланка имела в виду, говоря о достоинствах сына. Омод отпускал остроумные и вместе с тем не задевающие никого замечания, почтительно помогал дамам и делал точные умные ходы.

— Как вам? — спросил он, подавая мне руку, чтобы помочь перейти с клетки на клетку.

— Очень необычная забава. Мне нравится.

Он рассмеялся и тут же срезал ферзя вражеского поля.

Пожалуй, Людо назвал бы его слабым. Вернее, принял бы за слабость светящуюся в его глазах ласку и мягкость, звучащую в голосе. Теперь, когда Омод казался успокоенным и пребывал в хорошем настроении, невозможно было представить его произносящим что-то резкое.

— Вы чувствуете приближение Двенадцатой ночи? — спросил он, когда игра закончилась окончательной победой золотых, и мы двинулись дальше по галерее.

— Я хочу остановить сейчас, — произнесла я, глядя на его счастливое оживленное лицо и следя за тем, чтобы по ошибке вновь не назвать его "Людо". — И чтоб эти праздники, закончившись, начались тотчас заново. А еще лучше не заканчивались вовсе.

Он рассмеялся и двинулся дальше.

— Скажите, чем вы занимались вчера?

— Вчера?

— Да. В обед я посылал за вами, но слуга не застал вас в покоях.

— Мы с леди Алекто гуляли.

— Где-то по замку?

— Нет, мы решили посмотреть розарий. Ее величество немало над ней потрудилась.

— Хорошо, что вы не стали отходить далеко, — чуть кивнул Омод, — даже в группе из придворных это небезопасно. С учетом того, что произошло вчера в столице при участии огнепоклонников.

— Да, сир.

Лицо Омода стало серьезным.

— От этих людей всего можно ожидать. Как только закончатся праздники, я активно возьмусь за решение этой проблемы.

Мы уже дошли до конца галереи, и я услышала негромкий скрип. Подняв голову, я заметила впереди три лампы. Та, что была в центре, покачивалась, тогда как остальные свисали неподвижно на цепях.

— Поглядите, похоже, к нам пожаловал лорд Хокон, — фыркнув, заметил Омод.

— Тот самый, что влюбился в банщицу, а потом выбросил ее из окна?

— Да.

— Но с чего вы взяли?

— Видите, светильник в центре качается? Говорят, это происходит, когда его дух заглядывает в замок.