Сначала она была небольшая, пропускавшая только небольшой ручеек воды. Еще мгновение спустя раздался треск и обшивка стены окончательно лопнула вслед за надписью. Как кусок полиэтилена в руках у ребенка. Из разлома хлынул поток прозрачной воды.

Трещина расширялась и расширялась, а я не могла отвести взгляд от черной бездны. Очередное сотрясение земли, сопровождающееся оглушающим рокотом, заставило меня прижаться к ближайшей колонне, забиться под нее. Я закрыла глаза и сжала уши руками. Только бы избавиться от этого грохота. Невыносимого, раздирающего до потери сознания.

— Девушка, что с вами?

Мое плечо ходило ходуном.

— Вам плохо? Вызвать скорую?

Я открыла глаза и посмотрела вперед. Синие штаны, синяя куртка…

Оставьте меня в покое… Оставьте меня в покое!

Но рука не унималась. Вот под носом появилась смоченная ватка, и в голову ударил нашатырь. И таблетка. Без упаковки. Ну уж нет, таблетку я принимать не буду! И, вяло застонав, я отрицательно покивала головой, давая понять, что со мной все хорошо.

— Девушка, возьмите таблетку, у вас давление упало!

Да что же это за напасть! У меня уже появились силы злиться. Очень много сил! Рука в синей униформе продолжала маячить перед носом.

Охранница метро, вспомнила я и, снова закрыв глаза, попыталась унять внутреннюю дрожь.

— Отойдите! Отойдите! Ей нужен воздух! — раздался шамкающий командный голос. — И таблеточка у меня есть.

Заскрежетала молния сумки или кармана, зашуршала разрываемая упаковка, и у меня перед глазами оказалась еще одна таблетка. Теперь я ее даже смогла разглядеть. Но опознать название все равно не получилось.

— Вот, от высокого давления, — продолжал приговаривать шамкающий голос, не оставляя надежды скормить мне медикамент.

— Какое поднялось? — возмутилась первая помощница. — Наоборот, упало! — наступила минутная тишина, и я поняла, что если сейчас не выберусь из-под опеки этих небезразличных гражданок, то ничем хорошим наш междусобойчик не закончится.

— Мне нехорошо…. Это сейчас пройдет…

— Давайте-ка, я выведу вас на воздух. Может, вы недавно бокал вина выпили? — синяя куртка приблизилась, и до меня долетел запах пота с примесью духов.

Я судорожно закачала головой. Только этого не хватало. Выгонит из метро, и как мне домой добираться в такое время?

— Нет, все в порядке, — убирая дрожь из голоса, выдохнула я. — Смена тяжелая на работе, переутомилась.

Охранницу мое объяснение не устроило, и она продолжала подозрительно изучать мое лицо.

— Я в лечебнице здесь, неподалеку работаю. Со смены домой еду, — силы постепенно возвращались, и, опираясь на стену, я встала и даже, как мне показалось, держалась уверенно, не качаясь, как осинка на ветру.

Охранница еще раз посмотрела мне в глаза и, лениво пожав плечами, направилась в сторону, а я порадовавшись, что так легко отделалась.

Ну все, больше никаких отлыниваний от терапии! Доктор Василина Андреевна тоже человек и нуждается в психиатрической помощи, вздохнула я про себя. И затягивать с ней не стоит. Хорошо, что сейчас все обошлось.

Я еще раз окинула взглядом платформу, рельсы, тоннель и вообще всю станцию. Все было на своих местах. Ни раскрошенных в пыль мраморных плит, ни вздыбившихся рельс, ни воды с песком. И тем более, маняще-черной трещины, расколовшей плоскость станции пополам.

Прошло минут десять, и я, построив план, решающий сразу несколько этических проблем, возникших с первого дня моей работы, уверенно прошагала к платформе и остановилась, не доходя до желтой линии. Из тоннеля лился золотистый свет фар, поезд был близко.

— Явилась! Наконец-то! — едва я закрыла входную дверь, как Василий, про которого я и думать забыла, пользуясь своей независимостью от гравитации, бросился мне под руки. — Я весь переволновался!

Я хмуро смотрела на тень, суетящуюся перед моим носом, и, мысленно послав по известному адресу Маланью Степановну, которая обязательно выйдет, задержись я в коридоре на лишнюю минуту, не раздеваясь, прислонилась к стене и уставилась в одну точку. Моя жизнь вышла из-под контроля. План, казавшийся блистательным еще совсем недавно, рассыпался, как карточный домик.

Вот я — психиатр без пяти минут. И у меня глюки. А сегодня еще и апокалипсического характера.

— Василина, ты чего?

Мохнатая тень снова промчалась перед глазами, крутанулась на сто восемьдесят градусов и сочувственно заглянула в глаза.

Ужас пробрал до глубины души. И холод. Казалось, бездна заглянула в душу. Слезы покатились из глаз и, всхлипывая, я сползла на пол, прямо в своем любимом кардигане.

— Ты чего? Что случилось?

Пушистый хвост, точнее, его тень снова мелькнула рядом.

— Не молчи! — призрак вдруг выгнул спинку дугой, задрал хвост столбом, а потом свернулся клубком у меня на коленях и замурчал.

Машинально махнула рукой, словно собиралась погладить, но рука прошла сквозь воздух без малейшего сопротивления и я, не сдерживаясь, зарыдала навзрыд.

Но звук мурчания не удалось перешибить ни рыданиям, ни сварливому голосу Маланьи Степановны, предсказуемо высунувшейся из своей комнаты.

Мурчание затихло. Тень спрыгнула с моих коленей и метнулась в сторону старухи. Круговые движения, взмах хвостом. Маланья Степановна продолжала сурово смотреть, хмуря брови и сведя губы в тонкую ниточку, а потом внезапно раздался странный чавкающий звук и, не веря своим глазам, я уставилась в спину старой каракатице. Хлопнула дверь. Еще пара минут тишины. Скрип постели, и почти сразу зычный храп эхом зашелся в стенах квартиры.

— Готово! — Василий призывно мотнул хвостом и, снова наводя мурашки, заглянул в глаза. — Я свою часть работы выполнил, мррр!

Вздохнув, я неуклюже встала и замерла на минуту в ожидании, когда мурашки разбегутся и ногам вернется чувствительность. А потом проковыляла на кухню и щедро разбрызгала валерьянку.

— Вот, мррррр, так-то лучше! — тень шустро замелькала в воздухе, а потом, выгнув спинку и вытянув лапы, потянулась. — Давай, р-р-рассказывай, что у тебя стряслось!

— У меня стряслось, то, что ты мой глюк, — раздраженно фыркнула я.

— Я твой кто? — желтые глаза (О святая Марфа, разве у призраков могут быть такие? — Да, если это галлюцинация, — ответила сама себе), не мигая, уставились на меня.

— Глюк, — как можно невиннее, представив себя в телешоу, выдохнула я. — Галлюцинация.

Кот замер на месте.

— Я, между прочим, тебе не оскорблял!

— Я тоже никого не оскорбляю, — и выдохнула устало.

— Ничего не понимаю!

— Шизофрения у меня, Василий. Или психоз. Острая фаза.

Кот молча не сводил с меня взгляда.

— Я сегодня такое в метро видела! Закачаешься.

Кот все еще стоял неподвижно, и лишь самый кончик хвоста заходил влево-право.

— Что ты видела в метро?

— Апокалипсис. Вода из всех щелей лилась, пока не разнесла все вокруг. Но видишь, я живая и невредимая вернулась домой, — и нервно хихикнула. — Значит, — поднесла руку к виску и прикоснулась пальцем к мокрым от пота волосам, — все здесь. В моей голове. Только в моей голове. И ты тоже, только в моей голове.

— Я бы не торопился с выводами, — не согласился Василий.

— А я и не торопилась. Уже скоро восемь лет будет, как накрывает меня.

Кот, застыв на месте, продолжал мотать хвостом, словно обдумывая сверхважную информацию.

— Восемь лет, говоришь?

Я только кивнула. Дожила, жалуюсь галлюцинации на свои глюки. Реверсивный психоз…

— Это не галлюцинации, — решительно, словно принял неизвестное мне решение, произнес кот. — Ты не обычный человек.

— Конечно же, необычный! Ненормальный я человек! — осмотрелась куда бы грохнуться и зареветь позатяжнее и погромче. Чтобы совсем бедную себя жалко стало.

— Расскажи мне все, Василина! Ничего не упуская, — голос Василия изменился. Погрубел.