Облизывая губы, Танос зашел в лечебницу. Волна воспоминаний окатила его и разлилась под ногами. В детстве здание показалось ему большим и светлым, а сейчас – потускневшим и обветшавшим. Теперь Танос понимал, что звукопоглощающие стены должны были заглушать крики Сьюи-Сан.

Раскрыв ладонь, он прижал руку к стене и почувствовал ее твердость. Сколько криков о помощи впитали эти стены?

В груди Таноса вспыхнул огонь ненависти. Нельзя такое спускать. Каким бы ни было положение А’Ларса в обществе, он не может так обращаться со своей женой.

Танос зашел в приемную, куда первый раз ступил еще в детстве. Тогда мозгом ребенка он не до конца понимал собственный характер и эмоции. Теперь же он стал почти взрослым мужчиной.

Перед ним стоял двуногий синтет в такой же черной тунике, как и «врач», которого Танос избил до смерти в свой первый визит. Выглядел он точь-в-точь как тот первый робот. Такой же или новая модель? Ладони вдруг увлажнились. Это был его пот, а не биотопливо, которое много лет назад он принял за кровь. И все же воспоминание было живо и почти осязаемо.

– Танос, – в голосе синтета послышалось неодобрение. – Меня предупреждали, что ты придешь.

Следующую фразу он отчеканил:

– Сенсоры системы безопасности определили твое присутствие и передали его в синтетическую кору моего мозга, после чего запустился запрограммированный алгоритм действий. Твой отец предусмотрел все, включая повторное появление.

Силясь подавить злость на Ментора, Танос заставил себя вспомнить, что давным-давно говорил А’Ларс: «Этот “врач” – синтетическая форма жизни, которую я вывел специально, чтобы заботиться о твоей матери. В них предусмотрена более интенсивная эмпатия и сострадание. Поздравляю, Танос. Ты забил до смерти то, что никогда по-настоящему не жило... и то, что по сути своей не знало, как давать сдачи».

Интенсивная эмпатия и сострадание...

Танос развел руки, выставив ладони вперед в знак мирных намерений, и сказал:

– Прошу простить мое вторжение. Я не хочу никому причинить вреда или проявить неуважение.

За долю секунды, в которую замешкался синтет, Танос понял, что у того изменились параметры ответных действий. Теперь, когда титан знал, что имеет дело с искусственным, запрограммированным созданием, он понял, как можно им манипулировать, используя код.

– Ты не причинил никому вреда, – мягко произнес синтет.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Танос самым жалобным тоном, на который был способен, стараясь не скатиться в откровенное нытье. Интенсивная эмпатия и сострадание. Он пытался запустить прописанные у синтета протоколы оказания поддержки, для чего нужно было показаться слабым, беззащитным и беспомощным. – Пожалуйста, – попросил Танос. – Помоги мне. Я без тебя не справлюсь.

Синтет склонил голову набок.

– Согласно моим инструкциям я должен попросить тебя покинуть помещение.

– Я и сам хочу уйти отсюда, – ложь далась Таносу легко, – но не могу. Для этого мне и нужна твоя помощь.

Синтет улыбнулся.

– С радостью помогу в этом твоем намерении, Танос.

Тот угрюмо кивнул.

– Я хочу уйти отсюда, но для этого мне нужно сначала поговорить со Сьюи-Сан. Поможешь это сделать?

Синтет покачал головой, но Танос заметил, что теперь в роботе конфликтуют две противоречащие друг другу функции – об этом говорили едва заметные подергивания глаз, когда биопрограммы старались выполнить противоположные протоколы. Помогать. Не пускать Таноса. Две несовместимые директивы.

– Пожалуйста, – повторил Танос, размышляя, стоит ли падать на колени. А’Ларс наверняка предполагал такой театральный жест и прописал в программе отрицательную реакцию на него. Значит, нужны менее красноречивые и более осмысленные средства.

– Помоги мне обрести себя, – произнес он. Эти слова получились сами собой. Это была правда, без тени лукавства. – Я не знал своей матери. Я видел ее только во сне. Я хочу увидеть ее/ чтобы узнать, чтобы понять, кто я такой. Пожалуйста, – снова повторил Танос. – Позволь мне взглянуть на нее. Поговорить с ней. Только она может рассказать мне, кто я и что я. Только ей есть до меня дело.

Синтет переводил взгляд из стороны в сторону, нервно поднимал и опускал глаза. Выражение лица сменилось с равнодушного на сочувственное, а затем посуровело, и когда Танос уже потерял всякую надежду, губы синтета внезапно растянулись в улыбке.

– Хорошо, Танос. Позволь тебя проводить.

Шли они недолго – одному пациенту не нужно много пространства. Синтет провел Таноса по коридору, затем они повернули. По пути встречались другие роботы, одетые в те же черные туники, и радушно им улыбались.

– Пришли, – произнес синтет, указав на дверь. Танос нажал на рычажок, но ничего не произошло.

Довольный робот прижал к панели доступа свой палец, и дверь отворилась. Танос замялся.

– Это ее комната, – радостно и уверенно проговорил синтет.

Танос знал это. Он знал, что за дверью комната Сьюи- Сан, но вдруг ноги отказались его слушаться.

– Ты заболел? – поинтересовался синтет. – При необходимости я могу создать подходящее лекарство. Опиши симптомы.

Заботливый тон робота будто толкнул Таноса вперед. Ноги начали слушаться и переместили его внутрь; дверь за ним заперлась.

Маленькая комната была ярко освещена. Стены покрывала мягкая обивка, и уже это многое говорило о состоянии Сьюи-Сан. Вероятно, она часто на них бросалась.

У стены парила кровать, другой мебели не было. Как понял Танос, не было и личных вещей его матери. Он разозлился на А’Ларса. Сьюи-Сан не лечили. Просто убрали с глаз долой, как старую мебель в чулан.

Ее «хранили» здесь. Прямо здесь, где стоял теперь Танос. Он видел ее впервые в жизни.

Он сразу заметил, как она красива.

Может быть, все дети по умолчанию воспринимают родителей приятными глазу. Хотя вряд ли: А’Ларс на вид казался ему ничем не примечательным. А вот мать – исключительно красивой.

Ее красота освещала даже эту давящую, пропитанную антисептиком палату. Кожа Сбюи-Сан сияла, волосы чернильным потоком струились по плечам. Танос смотрел на нее и думал, что, должно быть, весь мир только и спрашивал: как такая красота могла породить это чудовище?

Сьюи-Сан, скрестив ноги и положив руки на колени, сидела на полу. Глаза ее были закрыты. Она ровно дышала. Злость на А’Ларса испарилась. Таносу показалось, что его мать здорова, спокойна и расслабленна. Возможно, ей даже нравилось жить в такой обстановке. Никакого перегруза сенсорной информацией. Ничего, что могло бы ее расстроить.

Пока Танос смотрел на мать, она склоняла голову то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз, будто рисуя в воздухе знак бесконечности, и тихо напевала.

Он сделал шаг вперед и прочистил горло. Сьюи-Сан медленно, как бы просыпаясь ото сна, открыла глаза.

– Мама. Это я. Твой сын. Танос.

Ее голова все еще лениво описывала восьмерку, взгляд блуждал. Танос подошел ближе, нежно взялся пальцами за ее подбородок и приподнял его, чтобы привлечь к себе внимание.

– Мама, – повторил он. Ее глаза все еще смотрели в пустоту. Зрачки были не больше булавочной головки. – Мама, это я. Я пришел помочь тебе.

И тут Сьюи-Сан наконец посмотрела на него. Она широко распахнула глаза, резко оттолкнула от себя руку Таноса, по-крабьи отодвинулась от него и в ужасе закричала.

Танос оглянулся через плечо, но вдруг вспомнил о местной звукоизоляции. Никто ничего не услышит.

– Мама, – снова начал он, вытягивая руки в знак того, что не опасен. – Мама, я твой сын, твое дитя.

– Ты! – выкрикнула она, прижимаясь к стене. – Ты! Я тебя видела! Видела твое лицо!

– Да, видела. Когда я только родился. А ты держала меня на руках, да? – на глазах Таноса заблестели слезы. Он осторожно, так, чтобы не напугать мать еще больше, приблизился к ней.

Сьюи-Сан шумно выдохнула и еще сильнее вжалась в угол.

– Демон! – закричала она. – Ты – смерть! Я видела ее в твоих глазах! Она текла из твоих ушей, заливала кровью мою грудь! Ты смерть! Ты смерть!