Он бродил и бродил по кругу. Нет старта, нет финиша. Такова была бесславная судьба Таноса, сына А’Ларса и Сьюи-Сан, потенциального спасителя Титана. Обладатель великого разума, который некогда изобрел идеальный, безболезненный и справедливый метод убийства, теперь был занят отмыванием окон от зеленоватой инопланетной слизи, которая затвердела и образовала щербатый налет.

Иногда ему нужно было долото. Первые два сломались.

Единственным преимуществом этого занятия было то, что Таносу приходилось обходить весь корабль. По дороге он видел многих товарищей по несчастью, попавших в «долговую кабалу», которые никогда не покидали своей части корабля. На бортовой кухне работала целая семья, которая вела происхождение от первых поваров на корабле – они ни разу не выходили дальше столовой. («Мой дед однажды относил еду Его Светлости в личные покои, – признался кто-то из них Таносу. – Когда вернулся, слова не мог сказать. Уж потом мы поняли: это потому, что Его Светлость отняли у него язык».)

Корабль был герметичен как в буквальном смысле (то есть на нем можно было летать в космосе), так и в переносном (почти никто никогда не входил на него и из него не выходил).

Здесь образовалось отдельное сообщество. Собственная валюта. Собственная культура, сплетенная из наследия десяти тысяч разных эпох и миров.

Танос пользовался привилегией перемещаться по кораблю. Пока он работал, никто его не трогал лишний раз. А некоторые рабы даже были рады его видеть. Вскоре он с изумлением понял, что дома, на Титане, его никогда так хорошо не принимали, как на «Золотой каюте».

Танос обнаружил, что помимо своего желания приспосабливается к ритму и цикличности жизни на корабле. Он привык и почувствовал себя уютно, ведь местные болваны приняли его лучше, чем элита на Титане, представители которой даже не думали о том, чтобы так тепло к нему отнестись. К собственному удивлению, Танос начал расслабляться и по характеру стал свободнее и раскованнее. Если бы не опасность, все еще грозящая Титану, и не гнетущее присутствие Его Светлости, Танос, возможно, даже полюбил бы жизнь на борту этого судна.

Тем не менее, какой бы теплый прием ни оказала Та- носу эта пестрая толпа оборванных слуг и чуть менее оборванных подхалимов, с ним не могла сравниться память о Титане и его жителях. Он не забыл, что нужно сойти с корабля. А потом найти путь в Империю Кри, собрать там силы и спасти Титан. Таносу нужно было спасти свой народ от слепоты и эгоизма, заставить осознать свои ошибки и прислушаться к его словам.

Нужен был план. Нужен был выход.

Первый шаг любого возможного плана – снять ошейник. Для начала Танос попробовал грубую силу: крепко схватился за металл на шее и приложил к нему всю силу своих мышц. Сейчас ему не удалось растащить в стороны ни на миллиметр защелкнувшиеся когда-то два конца ошейника.

Затем, когда Ча на что-то отвлекся, он украл из медицинского отсека лазер. Но тот был предназначен для отделения плоти от костей и с металлом поделать ничего не смог, даже с более сильным источником энергии, который Танос приладил к нему.

Уроженец Титана не привык к неудачам. Ему ни разу не понадобился запасной план, первой мысли всегда было достаточно, разум неизменно вел его к успеху. Теперь он оказался в плену ограничений, наложенных обстоятельствами, и это раздражало.

Танос подумал, что можно было бы штурмом взять кабину управления, проложить маршрут на Халу, Титан, да вообще куда угодно.

Но Его Светлость защитила бы верная свита. Да и Танос понятия не имел, как управлять таким кораблем, как «Золотая каюта».

В конце концов он решил бежать. Каждый день во время уборки Танос осматривал корабль в поисках летательных аппаратов. Или оборудования, которое может оказаться полезным. Ничего. Никаких катапультирующихся аппаратов. Ни один скафандр на него не лез, да и не казались они надежными.

Его Светлость, каким бы тупицей и чудаком ни был, оставался местным лидером. И в своем нынешнем положении Танос ничего не мог поделать. Он знал, что ему остается только подыгрывать этому сумасшедшему.

Пока так.

Если при текущих обстоятельствах ничего не удастся, придется менять ситуацию. И это потребует радикальных мер.

День и ночь на кольцеобразном корабле не имели фактического значения, но экипаж все же старался следовать времени суток. Однако на «Золотой каюте» собрались представители настолько разнообразных миров, что они никак не могли договориться о том, который идет час или хотя бы день наступил или ночь. Поэтому иногда сутки длились двадцать четыре часа, был день, и была ночь. А порой ночь длилась часов тридцать, если не дольше, или день тянулся неделю. Временами на три ночных часа приходилось шестнадцать часов блеклого рассвета, затем наступали сумерки и тянулись десять и больше часов подряд. Сначала это сводило с ума, но потом Танос научился игнорировать свет и тьму.

Шла пятая неделя пребывания Таноса на борту «Золотой каюты». Он спал в период темноты, как вдруг что-то разбудило его. Он лежал и вслушивался в тишину.

В этой беззвучной тьме что-то происходило. Что-то скрывалось.

Возможно, его шанс.

– Что случилось? – спросил он вслух, впрочем, не ожидая ответа.

– Двигатели заглохли, – отозвался Ча, который тоже проснулся и теперь сидел на кровати. – Плывем через космос.

Тишина. Танос вспомнил тишину на родной планете, и его кольнула душевная боль – на Титане остались Гвинт и Синтаа. Он переключился на настоящее. Танос уже привык к жужжанию двигателей и холоду металлического ошейника. А теперь звук стих.

В космосе нет атмосферы, нет и трения, которое могло бы затормозить и остановить «Золотую каюту». Огромное кольцо продолжит вращаться по инерции, хотя в конечном итоге замедлится под действием внутреннего давления, и тогда исчезнет искусственная гравитация.

Но важнее было то, что без двигателей корабль не сможет разгоняться и маневрировать. Он будет идти прежним курсом на прежней скорости, пока что-нибудь не встанет у него на пути. Например, планета.

Или звезда.

Без двигателей они не смогут вырваться из сферы действия тяготения почти любого небесного тела. Корабль разобьется. И они все умрут.

– Я не собираюсь здесь погибать, – пробормотал Танос, свесив ноги с кровати.

– А кто говорит о смерти? -– поинтересовался Ча, который сидел на верхней полке, скрестив ноги и вытянув руки вверх. Его глаза были закрыты. Он медитировал. – Вселенная посадила нас на этот корабль и отправила сквозь пустоту не для того, чтобы мы умерли.

– А звучит так, будто как раз для этого, – возразил Танос, натягивая одежду. – Если тебе кажется, что твоя судьба приготовила для тебя больше, чем бессмысленная смерть посреди космоса, это не значит, что физика вдруг перестанет работать и не убьет тебя.

– Не обязательно верить в то, что у вселенной есть на тебя планы, Танос. Цветы растут независимо от того, верим мы в них или нет.

– Очень обнадеживает, когда сидишь в ржавой громадине, которая даже повернуть не может, – сказал Танос и принялся открывать ветхую неисправную дверь. Он захлопнул ее за собой, пока Ча Райгор не успел наговорить еще кучу каких-нибудь глупостей. За время, проведенное на «Золотой каюте», Танос почти бессознательно полюбил Ча; но, с другой стороны, его уверенность в иррациональной доброте Вселенной откровенно раздражала. Большая часть того, что Ча считал работой судьбы и стремлением к общему благу, рассыпалось перед лицом логики, разума и науки, согласно которым жил Танос. Это был прискорбный недостаток чудесного в остальном товарища.

Танос шагал по коридорам. Он отыскал машинное отделение, где, почесывая затылок, Демла разглядывал мерцающие панели с цифрами. Корабль был настолько стар, что все его панели были двухмерными: экраны, сенсорные устройства. Никаких интерактивных голограмм.

Демла служил на корабле мелким инженером, который следил за двигателями и мог разве что звать на помощь в случае поломки. С ним был Гуга, главный инженер. Насколько мог судить Танос, Гуга получил эту должность только потому, что оказался под рукой, когда умер прошлый главный инженер. Его Светлость обходился тем, что есть.