Алек сочувственно молчал.

— Мой брат был умственно отсталым, но у него были еще и проблемы со здоровьем. — Оливия вспомнила своего брата маленьким мальчиком с белой, почти прозрачной кожей, под которой на висках явственно проступали вены. — Клинт был слишком маленьким и хрупким для своего возраста, его мучила астма. Так что нас нельзя считать обычными близнецами. Мне приходилось присматривать за Клинтом.

Оливия помогала Клинту во время ночных приступов астмы. Она дралась с ребятами, которые смеялись над ним. Оливия делала за него домашние задания, пока одна из ее учительниц не сказала, что ей не удастся защитить брата от всего. «Ты должна позаботиться о себе самой, Ливви». Оливия в конце концов так и поступила. Однажды уйдя из дома, она попросту вычеркнула Клинта из своей жизни. В самом начале совместной жизни Пол предлагал ей написать брату или навестить его, но даже при поддержке мужа Оливия так и не смогла набраться мужества и вновь впустить брата в свою жизнь.

— Как он умер? — спросил Алек.

— Что-то с желудком и проблемы с дыханием. Моя мать умерла через несколько лет после того, как я ушла из дома, но Клинт и наш старший брат Эвери продолжали жить в Пайн-Барренс. Клинт обожал Эвери, но тот был плохим примером для подражания.

Официант принес заказанные блюда и поставил перед Оливией тарелку с нежным лососем.

— Это из-за брата ты решила стать врачом? — поинтересовался Алек.

Оливия покачала головой.

— В колледже я совсем не интересовалась медициной. В то время я жила у женщины-врача. Элеонора приходилась сестрой… — Как много она может ему рассказать? — Все это так запутано. Она была сестрой Эллен Дэвисон, учительницы, в доме которой я жила, когда училась в старших классах школы.

Оливия положила в рот еще кусочек лосося и медленно прожевала. Потом заговорила снова:

— Я всегда поддавалась влиянию окружавших меня женщин, старших по возрасту. Моя мать не годилась в образцы для подражания, поэтому я выросла неуверенной в себе. Когда я была маленькой, на меня влияли мои братья. К двенадцати годам я могла побить любого из сверстников. — Оливия улыбнулась. — Но, повзрослев, я поняла, что девочке не пристало так себя вести. Поэтому я стала присматриваться к Эллен Дэвисон, чтобы поучиться тому, как должна вести себя женщина. Я начала подражать ей, и это вошло в привычку. Когда я поступила в колледж, я жила у ее сестры Элеоноры. И так захотела стать врачом, как она.

— Удачно, что Элеонора не оказалась ассенизатором. Оливия засмеялась.

Они ужинали в приятной атмосфере, пока Алек не заговорил о Лэйси и Клае. Оливия вспомнила, как выглядела Лэйси несколько дней назад. Дочь явно доставляет Алеку немало хлопот.

— У них есть бабушки и дедушки? — спросила Оливия, чтобы узнать, не помогают ли Алеку другие члены семьи. — Твои родители еще живы?

— Нет, они умерли много лет назад, еще до рождения Лэйси и Клая.

— А родители Анни?

— Они даже не встречались с ними, — с горечью ответил Алек.

— Прости, я не хотела портить тебе настроение, — извинилась Оливия.

Алек отложил вилку.

— Родители Анни заранее спланировали жизнь дочери. Она должна была пройти весь положенный путь — частные школы, балы дебютанток. Отец с матерью должны были сами выбрать для нее мужа, который бы устраивал их. Когда мы с Анни поженились, ее родители вычеркнули дочь из своей жизни. Они отказали ей не только в материальной помощи, но и в общении. Я пытался с ними связаться, несколько раз звонил, но они даже не подходили к телефону. Я написал несколько писем, указывая адрес ветлечебницы для ответа, но не получил от них ни строчки. В конце концов, — Алек улыбнулся своим воспоминаниям, — я придумал, как мне показалось, замечательный план.

— И что же это был за план? Алек наклонился к ней.

— Это произошло около пяти лет назад, когда Анни в очередной раз стала замкнутой, нелюдимой, перестала со мной общаться. Я всегда думал, что эти перемены настроения связаны у нее с воспоминаниями о родителях. Поэтому я отправился в Бостон, вооружившись фотографиями Анни и детей. Я записался на прием к отцу Анни. Мистер Чейз был кардиологом.

— То есть ты пришел к нему как к врачу? Алек грустно улыбнулся.

— Хитро, да? Ты бы видела его приемную. Стильная, обставленная дорогой мебелью, отличные копии работ старинных мастеров на стенах. Одна из медсестер отвела меня в смотровую и спросила, что меня беспокоит. Я рассказал, что у меня боли в груди, и она заставила меня снять рубашку, сделала кардиограмму. Это в мои планы не входило. Я не собирался впервые встретиться с моим тестем полуголым.

Оливия невольно представила себе, как Алек выглядел без рубашки.

— Разумеется, кардиограмма оказалась нормальной, — продолжал Алек. — Медсестра вышла, и появился доктор Чейз собственной персоной. Он спросил, на что я жалуюсь, и тогда я ответил: «Я не болен, я ваш зять».

— И что он сказал?

— Отец Анни побагровел и приказал мне немедленно убираться ко всем чертям. Он вышел, хлопнув дверью. Я оделся и перед уходом вручил медсестре конверт с фотографиями и попросил обязательно передать его доктору Чейзу.

— И он получил их? Он дал о себе знать? Алек подцепил вилкой кусочек крабового мяса.

— Потом мы узнали, что доктор Чейз умер от сердечного приступа. Старая подруга написала Анни об этом через месяц после похорон. Когда я сообразил, какого именно числа он умер, то понял, что это произошло на следующий день после моего визита.

— Боже! — Оливия откинулась на спинку стула.

— Так что ты понимаешь, почему я не рассказал Анни о своей встрече с ее отцом. Она была так подавлена тем, что не узнала о случившемся вовремя и не попала на похороны отца. Господи! — Алек недоуменно покачал головой. — А вот ее мать не постеснялась появиться на похоронах дочери. Я даже не подошел к ней, хотя мог бы многое ей сказать. Чертова сука! — Он виновато взглянул на Оливию. — Прости, сорвалось.

Она рассмеялась, и Алек улыбнулся в ответ.

— И как это меня снова занесло? Ладно, хватит об Анни, вернемся к завтрашнему ток-шоу. Ты как, готова?

— Думаю, да, — кивнула Оливия.

— Я заеду за тобой около десяти.

Официант унес тарелки, они заказали кофе. Оливия заметила, что Алек улыбается своим мыслям, размешивая сахар в чашке.

— Алек! — негромко окликнула она.

— Гм?

— Ты сегодня не похож на себя.

— Неужели? Это хорошо или плохо?

— Это просто замечательно. Ты выглядишь спокойным, даже когда говоришь о родителях Анни.

Алек кивнул.

— Я чувствую себя гораздо лучше. С каждым днем мое состояние понемногу меняется. — Пламя свечи играло на радужке его глаз. — И этой переменой я во многом обязан тебе. Ты выслушиваешь меня, позволяешь мне высказаться, поплакаться в жилетку. И мой сегодняшний выход на работу — это тоже твоя победа. Спасибо, Оливия.

Она почувствовала, как их колени под столом соприкоснулись, и на этот раз не стала отодвигаться.

Они вышли из ресторана. Из парка, расположенного неподалеку, доносилась громкая музыка. Разноцветные фонарики придавали окрестностям праздничный вид. Алек вел Оливию к машине, легко касаясь ее спины, но она остро ощущала его прикосновение.

Трое подростков пересекали стоянку, вероятно срезая угол, чтобы побыстрее добраться до аттракционов. Они подошли совсем близко, прежде чем Оливия узнала Лэйси и ее друзей, которых видела в больнице.

— Папа? — Лэйси застыла в нескольких шагах от них. Алек напрягся, поспешно опустил руку.

— Привет, Лэйси, Джессика. — Алек посмотрел на парня, шедшего между подружками. А его дочь не сводила с Оливии взгляда, полного изумления и ужаса.

Оливия нарушила молчание.

— Мне нравится твоя стрижка, Лэйси, — сказала она. — В декабре ты выглядела иначе.

Она пристально посмотрела в глаза девочке, давая понять, что ни словом не обмолвилась ее отцу о том, что они встречались в отделении неотложной помощи совсем недавно.

— Это Оливия Саймон. Познакомься, Лэйси. — С этими словами Алек отодвинулся от Оливии. — Ты ее помнишь?