— Я не знала, приедешь ли ты, — продолжала Джулия. — Ты ведь последнее время не практикуешь.

— Молодец, что позвонила, — ответил Алек.

— Я не сразу на это решилась, честно признаюсь. Но к кому я могу обратиться, если речь идет о диких лошадях?

Алек с улыбкой посмотрел на Джулию и продолжил накладывать швы. Пол осторожно передвигал пальцы, предвосхищая движение иглы. Напряжение ушло из его тела. Пока Алек был рядом, табун диких лошадей больше не казался ему опасным. Впервые ему показалось, что он понимает, почему Анни ушла от него к Алеку. У нее не было никаких скрытых мотивов, она ничего не планировала заранее, не собиралась угождать родителям. Пол легко мог представить ее рядом с Алеком. В Анни всегда жила потребность быть любимой и при этом чувствовать, что о ней заботятся, что она в безопасности. Алек дал ей все это без особых усилий.

Пульсирующий свет маяка словно замедлил свой бег, на несколько секунд задерживаясь на руках Алека и снова уносясь в темноту. И вдруг эти руки замерли, игла застыла над раной. Пол поднял голову и увидел, что Алек смотрит на него.

— С тобой все в порядке? — спросил О'Нил, когда яркий свет залил их обоих.

— Да, — Пол опустил глаза. Интересно, что увидел на его лице Алек?

«Ладно, — подумал Пол, — ты выиграл. Анни был;! твоей, а не моей. Она любила тебя, а не меня. Ты победил. Алек. И это была честная победа».

Было уже почти одиннадцать часов, когда Алек наконец распрощался с Полом и вошел в дом. Лэйси и Клай еще не вернулись, и одиночество показалось ему нестерпимым. Даже Трехлапый не потрудился спуститься на первый этаж и поприветствовать хозяина.

Алек налил себе чай со льдом в один из зеленых стаканов ручной работы, которые Джулия подарила Анни на день рождения несколько лет назад, и прошел в гостиную. Устроившись на диване, он уставился на телефон. Слишком поздно звонить Оливии, и дело не только во времени. Он стал слишком зависимым от этих звонков. В любом случае они увидятся утром. Оливия согласилась поехать с ним на Рио-Бич и заняться серфингом.

Алек лег, вытянулся во весь рост, подложил подушку под голову. Как давно он не работал с животным. И как же хорошо он себя чувствовал, впервые за долгое время делая что-то нужное, полезное, правильное. Алек ожидал увидеть мертвую лошадь на дороге или, что еще хуже, умирающую. Вероятно, именно поэтому он попросил Пола поехать вместе с ним. Разговор по дороге отвлекал его, Алек не так нервничал.

Наверное, Пол самый чувствительный из всех мужчин, с кем Алек был знаком. Когда муж Оливии сидел над жеребенком, у него в глазах появились слезы. Алек легко мог представить Пола рядом с Оливией. Пол и Оливия вместе. Картинка получилась непристойной, и Алек прикрыл глаза рукой, чтобы отогнать непрошеное видение. Это была первая эротическая мысль за многие месяцы, что прошли со дня гибели Анни.

Господи, как же ему ее не хватало. Спать с ней, просыпаться рядом с ней. Алек так соскучился по еженедельным пятничным «обедам» в мотелях. В эти два часа Анни преображалась. Она никогда ему не отказывала, но он знал, что его жена ищет лишь ощущения близости, а не секса. Она готова была удовлетвориться объятиями и нежными словами. Алек давно уже понял, что ему самому нужен именно секс, простое физическое удовольствие, которое Анни не разделяла. Они признали, что в этом отличаются друг от друга, и пытались сгладить это различие. Но во время их тайных свиданий Анни становилась более страстной, более чувственной.

Алек допил чай со льдом, жалея, что не налил себе чего-нибудь покрепче. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и задремал под тихое гудение кондиционера.

Когда Алек проснулся, то не сразу понял, где находится. Неяркий свет лился из кухни, оживляя овальные окошки с витражами. Он заснул на диване в гостиной. Он был возбужден, а женщины, которую он желал, больше не было с ним рядом. Анни… Проклятье!

Алек в ярости вскочил с дивана, сбросил на пол подушку. Будь проклят приют для женщин! Будь проклят Закари Пойнтер! Он схватил стакан и швырнул его в стену. Будь ты проклята, Анни!

Стакан пролетел через комнату, и когда он разбил один из витражей, Алек замер. Изображение темноволосой женщины с зонтиком разлетелось вдребезги.

Алек закрыл глаза и застонал.

Двор освещали лампочки, расположенные под навесом крыши. Они давали достаточно света, чтобы разглядеть осколки стекла на песке. Алек присел на корточки под окном и принялся собирать мелкие, неровные фрагменты витража.

На улице перед домом остановилась машина. Алек услышал смех, потом хлопнула дверца, и во дворе появился Клай.

— Папа? Что ты здесь делаешь? — Он посмотрел на ос колки цветного стекла в ладони отца. — Кто разбил окно?

— Это вышло случайно. — Алек проследил за взглядом сына. Тот смотрел на зеленый толстый стакан, валявшийся на песке.

— Это Лэйси…

— Нет, это не Лэйси. Клай помолчал.

— Слушай, пап, уже поздно. Пойдем домой.

— Я не хочу оставлять осколки, — Алек провел пальцами по песку и нашел прозрачный треугольный фрагмент, некогда бывший частью зонтика.

— Ничего страшного не случится. — Клай огляделся по сторонам, будто боялся, что кто-то из соседей увидит эту сцену. — Вставай, пап. Завтра я помогу тебе собрать осколки.

Алек снизу вверх посмотрел на сына. Красивый молодой человек. Семнадцать лет. Черные волосы, смуглая кожа. Судя по всему, этим вечером он занимался любовью с Терри Хэзлтон. Через месяц он уедет из дома, начнет новую жизнь. Свою собственную жизнь.

— Мне так не хватает твоей матери, — признался он, глядя сыну в глаза.

Клай опустился рядом с ним на песок и прислонился к стене дома.

— Я знаю, папа, — тихо ответил он. — Мне тоже ее не хватает.

Просеяв песок сквозь пальцы, Клай обнаружил кусок красного стекла и протянул отцу.

Алек сжал осколки в ладони и поднялся.

— Они собираются передвинуть маяк, Клай. Они вытащат эту проклятую штуковину из песка, и Киссривер никогда не будет прежним.

Алек мог бы пригласить Оливию к себе домой. Там стояли доски для серфинга, а небольшая бухта позади дома вполне подходила для обучения. По дороге к Рио-Бич он понял, что не хотел, чтобы Оливия встречалась с его детьми. Почему его это так волнует? Нола все время заходит к ним, и при ее появлении у него никогда не возникало чувства неловкости. Но если к нему приедет Оливия, Алеку придется объяснять детям ее присутствие. Клай и Лэйси могли помнить ее по тому вечеру в больнице, хотя, может быть, уже и забыли. Дело было не в этом. Алек просто не хотел, чтобы сын и дочь видели отца с другой женщиной, сколь бы платоническими ни были их отношения.

Оливия стояла, прислонившись к своей машине, на маленькой парковке возле Рио-Бич. Поверх купальника она накинула белый халатик, и ее ноги были почти одного с ним цвета. Эта женщина и в самом деле слишком много работала.

Алек остановил машину рядом с ее «Вольво». Оливия, заслонившись от солнца рукой, смотрела, как он снимает доску с багажника.

— Предупреждаю вас, Алек, — улыбнулась она, — плавать я совсем не умею.

Он бросил ей спасательный жилет.

— Вам незачем уметь плавать, — заметил Алек, — а вот крем от загара вам бы не помешал.

— Уже намазалась. Я ведь первый раз на пляже этим летом.

— А я подумал, что первый раз в жизни.

Оливия состроила ему гримасу и взялась за второй конец доски, чтобы помочь нести ее сквозь кусты, отгораживающие пляж.

— Почему вы взяли только одну доску?

— Потому что для вас сегодня просто замечательный ветер, а для меня это все равно что полный штиль. Здесь совсем мелко, так что я смогу стоять рядом и руководить вами.

Рио-Бич был всего лишь узенькой полоской песка у самой воды, на которой едва уместилась подстилка, принесенная Алеком. На волнах играли солнечные блики, вдали скользили по воде другие серфингисты. Но Алек знал, что никто из них не попадет на Рио-Бич. Бухта была его маленьким секретом.