Затем он наклонялся… и опять пара минут на раздумья. И медленными движениями сгребал оброненное с пола. Эта процедура повторялась медленно и бессчётное количество раз. Любой нормальный человек уже с ума бы сошёл от такого труда.
Упоминание о магии заставило меня спросить чернолунницу:
— Так ты всё-таки маг?
— Нет, я же… кхм… Безлунная.
— Ой, я тебя умоляю, — я закатил глаза.
— Ты, привратник, наверняка слышал, что Безлунных ещё называют Ночными Магами?
Я кивнул, вспомнив градацию всех местных магов. От слабых Утренних, Полуденных и Вечерних до сильных Магов Первого и последующих Дней. И да, солдаты в степи возле Маловратска, как я помню, забавлялись над тем, что Безлунных называют Ночными Магами. Чаще, правда, просто чушками.
— Так вот, нельзя меня считать Лунной. Я такая же Безлунная, как… как этот мальчик, например.
Хромой вздохнул. Судя по его глазам, пацан очень сильно мечтал о том, что когда-нибудь в нём чудом проснётся магический дар.
— По воле Незримой мы, Дети Чёрной Луны, обладаем особыми знаниями, позволяющими чувствовать этот мир. Иначе как мы узнаем, что наступают последние времена? Ведь уже когда выйдет Чёрная Луна, и когда увидим мы собачью тень Незримой на ней, будет уже поздно.
— Только давай без проповедей, — улыбнулся я, а потом вдруг спохватился, — Какую тень?!
— Ну, деверь мой неразумный. Неужели ты не слышал, что Незримая часто является самым праведным своим последователям в образе собаки?
Я ошарашенно покачал головой. Эвелина с видимым удовольствием приготовилась прочитать мне очередную проповедь о Незримой, как вдруг стены вокруг осветились красным.
По туннелю пронёсся мощный порыв ветра, заставив нас с Эвелиной пригнуться. Мальчишку даже сдуло с камня, на котором тот сидел.
Бедный помойник потерял равновесие и рухнул рядом со стеной. Он так и остался лежать, некоторое время ещё шевеля руками, будто отскребая порошок. Кажется, до него ещё не дошло, что он упал.
Тут же под сводами пронеслись целые мириады искорок и осыпались на нас мелким крошевом. Я с удивлением достал из волос крошечный красный камушек, мерцающий неровным светом. Пирус?
Весь тоннель будто был усыпан красными звёздочками, мигающими, словно гирлянды.
— Кажется, это Вертун чихнул, — вставая, сказала Эвелина.
Она с недоверием смотрела на кончик её посоха — тот сиял, как звезда, сильно напитавшись энергией. Наши глаза до того привыкли к темноте, что теперь я мучительно жмурился, пытаясь прикрыться ладонью.
Из темноты туннеля послышался хруст, будто кто-то весьма тяжёлый раздавил камушек. Одновременно всё моё нутро сжалось, предчувствуя опасность.
Я обернулся, пытаясь рассмотреть хоть что-то в том конце тоннеля, откуда прилетела взрывная волна. Через пару секунд в круге света показалась безглазая морда, расколотая клыкастой пастью и обрамлённая огненной гривой.
«Уголёк» издал звук, отдалённо похожий на рычание, но больше напоминающий треск углей в костре.
— Да, ну твою мать, — вырвалось у меня.
— Незримая, храни нас, — с ужасом прошептала Эвелина.
Я сплёл пальцы в особом якоре. Вообще, режим берсерка так часто нельзя использовать, потому как можно повредиться умом. Но выбора особого у меня не было.
— Ярость пса, — прошептал я.
И ничего…
— Что за ярость? — испуганно спросила Эвелина, тихонько пятясь от приближающегося «уголька», — Какого пса?
Я не слушал её, обеспокоенно оглядываясь и поднимая глаза к потолку. Берсерк не сработал опять! Да, грёбаный насрать, почему?!
Ответом мне служило чувство беспомощности внутри, будто какая-то часть моей души рвалась к небу. Она пыталась дотянуться до Красной Луны, но не могла, потому как нас отделяли толщи камня и земли.
Твою-то Пробоину… Кажется, техника Пса, которой меня обучили духи Борзовых, каким-то образом сплелась с моими собственными навыками.
Глава 3. Единственная
Монстр тихонько двигался к нам. Выставив нож, другой рукой я попытался завести Эвелину с мальцом себе за спину.
— Пока задержу его, попробуете уйти, — твёрдо сказал я, хотя понимал, что под словом «задержу» скрывается скорее всего смерть.
Что собой представляет «уголёк» по сути? Что-то среднее между собакой и львом, только выскочившим из самого ада. Убежать от такого монстра не представлялось возможным — в памяти прекрасно сохранилось, с какой скоростью носятся все эти элементали стихий.
— И не думай, деверь! — чернолунница встала рядом, выставила посох красным концом вперёд, — Жена Последнего Привратника рождена для того, чтобы спасти этот мир. И, видит Незримая, нет высшей чести, чтобы отдать жизнь для защиты хотя бы частички этого мира.
Я усмехнулся. Это она, видимо, имела в виду Хромого… Красиво говорит, хоть и непонятно.
Судя по глазам пацана, тот бы и рад броситься бежать, но только ноги приросли к полу от страха. Ладно хоть мой Василий больше не устраивал гормональных истерик — пообтёрся со мной парень, возмужал.
«Уголёк» пока не кидался, водил безглазой мордой из стороны в сторону, словно принюхивался к стенам туннеля, и мне впервые удалось рассмотреть исчадие Вертуна так близко.
Тёмно-красная, почти чёрная шкура, с ярко-алыми прожилками, будто она тлела изнутри. Между прожилками перескакивали искорки, словно угли трескались, и эти всполохи напоминали редкую шерсть.
На загривке внутренний жар «уголька» вырывался на полную, образуя огненную гриву — языки пламени поднимались от шеи, бросая на стены вокруг отсветы, как от костра. Хорошо хоть, в туннеле теперь точно не было недостатка света.
У монстра не было глаз, просто вытянутая морда, так же испещрённая трещинками-прожилками. На носу угадывались ноздри, выбивающие струйки дыма. А из пасти на пол летела слюна — срываясь с раскалённых клыков, горящие капли падали с характерным звуком, будто потёк расплавленный пластик.
— Так вот ты какой, жжёный пёс… — вырвалось у меня.
В нос ударил запах гари, да и дышать стало труднее. Кажется, «уголёк» сжигал кислород в туннеле — да уж, магия магией, а законы физики работали и тут.
Кстати, о законах физики…
В холке огненный зверь доставал мне до пупка, и, предположительно, можно было попробовать справиться с ним, как с очень крупной собакой. Очень, очень крупной собакой.
Под удивлёнными взглядами спутников я чуть отступил и стал медленно снимать куртку.
— Жжёный ты пёсик, горелый ты пёсик… От Тимки уйди, от Васеньки уйди, а капита забери, — тихо приговаривал я.
«Уголёк» вдруг прислушался и повернул голову в сторону, где возле стены заворочался помойник. До зомби только-только дошло, что горизонтальное положение — это не вертикальное, и он начал вставать, всё так же бормоча про «порошок» и «пирус».
Здесь, под Каменным Даром, помойники уже давно превратились в корм для «угольков», а значит, один вид и запах вонючего зомби означал для них лёгкую добычу. Поэтому адский зверь сразу же рванулся, чтобы сомкнуть пасть на шее помойника под крики Хромого и дикий визг Эвелины:
— Незри-и-и-и-и…
Двигался «уголёк» действительно наподобие собаки, и рвал свою жертву зубами так же: дёргал всем телом и головой, утробно рыча, и мотая жертву словно тряпку. Монстр клацал пастью, раз за разом вгоняя клыки всё глубже в бедную голову помойника, плоть которого шипела и шкворчала.
Мечущиеся по туннелю тени, летящие на стены и пол брызги крови, запах палёного мяса… и вечный визг. Твою псину, как Эвелине дыхалки-то хватает?
— …и-и-и-имая! — как раз закончила чернолунница, резко вдохнула, и снова, — Незри-и-и-и!..
Хромой прятался за её спиной, целясь в зверюгу… из моего оракульского пистолета?! Вот же засранец! Втайне я до последнего надеялся, что пацан не мог его у меня украсть.
Всё это время я стоял, хладнокровно наматывая куртку на предплечье. Можно, конечно, броситься на спину зверю и всадить нож, но я не был уверен, что смогу попасть, куда надо. Меня больше интересовала шея, куда в прошлый раз я «снежка» уложил ударом сабли.