В следующий миг против нас пятерых стояли десять рыцарей, двое из них держали заряженные арбалеты. Мы оказались между ними и жителями деревни с заточенным дубьем.

– Фалькио, – начал Кест.

– Я знаю наши шансы, черт побери. Опустите клинки, – сказал я рыцарям. – Мы не ради этого пришли сюда, Шуран.

Рыцарь-командор клинка не обнажил.

– Согласен, – сказал он. – Поэтому мне нужно, чтобы твои люди и жители деревни сложили оружие. Они не должны угрожать рыцарям герцога.

Вера оскалилась.

– Больше заработаете, если убьете безоружных.

– Опустите оружие, – повторил Шуран, – или мне не останется другого выбора, кроме как приказать своим людям вступить в бой.

– Отдадите этот приказ, – сказал я, – и я прикажу Брасти убить вас первым.

Старик, начавший всю эту заварушку, стоял, тяжело опираясь на лук: казалось, что ему нет дела до происходящего.

– Такого мы от рыцарей и плащеносцев не ожидали.

Другой деревенщина принялся крутить пращой.

– Брасти, поглядывай на него. Вера, следи за своими парнями.

– Фалькио? – позвал Брасти.

– Я занят.

– Ты бы помог мне, если бы сказал, кого нужно убить прямо сейчас.

– Я все еще пытаюсь разрешить ситуацию.

Из леса раздался треск, чуть не дав начало бою. Из-за деревьев вышел худющий, странного вида юноша, который тяжело дышал; в руке он держал рапиру. Немногие использовали в бою рапиры – этого я встречал и раньше.

– Кайри? – с сомнением спросил я.

Бесхитростные карие глаза под густой шапкой волос посмотрели на меня.

– Фалькио! – Он подбежал ко мне и рухнул на колени. – Первый кантор! Поверить не могу, что это вы! Здесь, в Карефале! Вы пришли за мной?

– Встань, – сказал я.

В последний раз я видел Кайрна в Рижу, где он доказал свое ревностное желание стать плащеносцем и в то же время полную неспособность к этому. С тех пор, похоже, ничего не изменилось.

– Я просто…

– Во-первых, ты не плащеносец, а потому не обязан присягать мне на верность, а во-вторых, плащеносцы ни перед кем не кланяются.

Брасти наклонился вперед и прошептал так громко, как только смог:

– Кроме герцогов, как выяснилось, чтобы сподручнее было целовать их задницы.

– Помалкивай, Брасти.

– Кайрн, это правда? – спросила Вера. – Он в самом деле тот, за кого себя выдает?

Кайрн встал.

– Я не знаю, за кого он себя выдает, но это Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев. – Парень сунул руку в карман и достал золотую монету. – Он дал мне это. Я вошел в число двенадцати присяжных, которых он призвал в конце Ганат Калилы. Это – герой Рижу, человек, который вдохновил наше восстание!

Меня передернуло. В голосе Кайрна звучала гордость, смешанная с религиозным усердием, но для меня все это звучало как восторги деревенского дурачка, который в головке сыра разглядел лик святого. Осмотрев толпу крестьян, я заметил, что их настроение немного изменилось: слишком уж им хотелось верить в то, что герои придут и спасут их. Возможно, впервые за долгое время они даже готовы были поверить в то, что эти герои – плащеносцы.

Вера подошла ко мне и остановилась в одном шаге: она изучала мое лицо, словно монету, чтобы убедиться, что она не фальшивая.

– Что ж, герой Рижу, – сказала она, – ты пришел сюда спасти нас или предать?

Карефаль – селение большое. Около двухсот человек жили там в таких условиях, какие только могут позволить себе крестьяне. Посреди деревни шла главная улица, хоть и не выложенная камнем, но все же достаточно ровная, чтобы повозка могла спокойно проехать по ней, не боясь сломать колесо. Дома с треугольными крышами выглядели скромно, но вполне могли защитить от непогоды. Я заметил две церкви: в одной поклонялись богу Монеты, которого в Араморе звали Аргентусом, а в другой – богине Любви, Фении. Эти два божества символизировали простые желания обычных людей. Но больше всего в Карефале меня поразили лица людей, вышедших на улицу. Мужчины, женщины, старики и дети глядели на нас, словно мы были на параде, только никто не улыбался нам и флагами не махал.

Когда мы подошли к центральной площади, Кайрн уже стоял на каменном постаменте статуи, такой же высокой, как и дома позади нее. Статуя изображала толстого и плохо приспособленного к войне человека в доспехах и с боевым топором в руках. Должно быть, подразумевалось, что это сам герцог Исолт или один из его предшественников.

– Жители Карефаля! – крикнул Кайрн. – Вы знаете, что я не умею произносить речи.

Толпа в ответ разразилась криками от «Тогда помалкивай!» и «Хвала святым за это!» до «Подрасти сперва, мальчишка!». Видимо, и здесь к Кайрну относились не лучше, чем в Рижу. Но, к его чести, он не обратил внимания на издевки.

– Друзья мои, – обратился он и указал на меня, – перед вами стоит Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев. Здесь стоит герой Рижу!

На мгновение воцарилась тишина. Затем маленький мальчик сказал:

– А я думал, его зовут Фальсио.

И тут толпа словно взбесилась.

Вокруг меня роились люди. Если бы воины Шурана хоть немного волновались за мою безопасность, они бы давно напали, но рыцарь-командор приказал им отступить от толпы. Меня тормошили и трогали, не слишком вежливо, люди выкрикивали мое имя. Некоторые задавали вопросы, но я не успевал ответить, потому что меня тут же отвлекали другие. Постепенно голоса слились, и толпа начала скандировать:

– Фальсио! Фальсио! Свободу Карефалю! Свободу Карефалю!

Вера и ее люди начали отталкивать от меня односельчан.

– Довольно! – кричала она. – Вы рехнулись? Разве не видите, что там стоит десять герцогских рыцарей? Не понимаете, что этот Фальсио или Фалькио, как бы он себя ни называл, приехал сюда вместе с ними? Так и будете унижаться перед этим дрессированным псом, пока герцог не захватит нашу деревню?

Несколько человек все еще продолжали скандировать мое имя, но постепенно крики улеглись. Кто-то положил руку мне на плечо – я оглянулся и увидел Кеста.

– Что еще? – спросил я.

– Просто подумал, что пора бы тебе успокоить толпу, прежде чем тут начнется очередной бунт и рыцари всех уничтожат.

Я повернулся к жителям деревни. Святые угодники, да Кест прав: все они вперились в меня горящими взглядами. Прошло пять лет с тех пор, как король умер. Пять лет постепенного упадка: стабильно, день за днем, люди теряли веру в своих правителей, в свою страну и более всего в себя. Кто бы на их месте не пошел за первым же человеком, который кричит громче всех? И если сохранить уважение к себе можно лишь в бездумном, обреченном на провал бунте, то это уже кое-что.

– Меня зовут Фалькио валь Монд, – сказал я, подавив желание произнести свое имя по слогам – «Фаль-ки-о». – И да, я – первый кантор плащеносцев. Я был в Рижу.

Толпа взревела.

– Полагаю, что чем больше люди пересказывают историю, которая там произошла, тем более героическим и благородным я в ней становлюсь.

Толпа засмеялась, хвала святым.

– Я пришел сюда не для того, чтобы начать войну, а чтобы остановить ее. Эти рыцари надели доспехи не для красоты. Если вы нападете на них, они не останутся в долгу. Если вы одолеете их, то придут другие и перебьют вас всех до одного. И нам, плащеносцам, не останется ничего другого, как умереть рядом с вами. Посмотрите на свои семьи. Посмотрите на ваших детей. Нет ничего благородного в том, чтобы погибнуть от руки армии, которая после себя оставит лишь трупы ваших детей.

Толпа начала затихать: выражение надежды и обожания на лицах людей менялось на отвращение и отчаяние.

– Интересно, – заметила Дариана, – а в Рижу ты говорил то же самое? Если это так, то должна сказать, что трубадур пересказал твою речь куда как интереснее.

– Фалькио прав, – обратилась к толпе Валиана. – Если вы не отступитесь прямо сейчас, вас перебьют. Все мужчины и женщины вашей деревни погибнут. Ради чего?

– Они тоже умрут, – ответила Вера, указав на рыцарей. – И дворяне немного поголодают, потому что некому станет возделывать поля – будем надеяться, что собственное брюхо Исолту дороже, чем гордыня!