С одной стороны, мне хотелось улыбнуться, потому что Кест всегда тихо, но упорно настаивал на том, что ограничения обычного человека к нему не применимы. С другой стороны, я понимал, что вскоре потеряю лучшего друга.

– На сколько тебе нужно уйти? – спросил я.

– Не знаю. Я ничего об этом не знаю. Я думал… думал, что поражение Кавейла – это моя победа. Думал, что всё будет лучше, но это не так, Фалькио. Я не стал лучшим фехтовальщиком, чем был прежде. Когда я впервые почувствовал… в общем, то, что перешло ко мне от Кавейла, это было как… даже не знаю. Словно я вдребезги пьян и в то же время абсолютно трезв. Но что-то внутри меня сломалось. Раньше я дрался, потому что хотел этого или так было нужно. А теперь… мне приходится.

– Знаю, – тихо сказал я.

Несколько лет я жил, повинуясь безумию, которое не имело ничего общего с отвагой или долгом. Эталия исцелила меня, но вряд ли она могла бы помочь Кесту. Я думал о том, что сделала Швея, о том, что мне предстоит и как сильно я нуждаюсь в поддержке Кеста. От нахлынувших мыслей произнести то, что нужно, оказалось еще тяжелее.

– Тебе нужно идти. Ты должен отправиться в тот храм и найти Биргиду.

Кест поглядел на меня.

– Не знаю, если у меня получится, Фалькио… Не знаю, смогу ли я после этого вернуться. Если я не обуздаю… чем бы «это» ни было, то…

– Ты вернешься, – твердо сказал я и пошел подбирать наши плащи, стараясь не обращать внимания на ножевую рану в плече, хотя от каждого шага все тело пронизывала острая боль. – Ты со всем разберешься, а затем найдешь меня. И мы спасем этот дрянной мир от него самого.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

Я бросил ему плащ.

– Мы плащеносцы, – сказал я. – Только это и умеем.

Он рассмеялся.

– Что смешного?

– Ничего, – ответил он, поднимаясь на ноги. – Просто мне пришло в голову, что, если бы Брасти был с нами, он бы как-нибудь пошутил – правда, не знаю как, – а затем я подумал, что Брасти бы подтрунивал надо мной за то, что я не могу придумать шутку, а потом я начал смеяться. Странно, правда?

Он надел плащ, подошел к дереву, вынул свой клинок, а затем исчез в лесной чаще.

– Ты теряешь много крови, – заметила Дариана.

Я взглянул на плечо и заметил, что кровь пропитала рубаху.

– Меньше, чем мог бы. Ты умудрилась не разорвать мне мыщцу. Отличный бросок.

– Я же не могла допустить, чтобы ты умер у меня на руках.

Я сунул руку во внутренний карман плаща, достал бинт и принялся заматывать плечо.

– Дай-ка мне, – сказала она. – Ты всё неправильно делаешь.

Она отобрала бинт и отложила его в сторону.

– Что ты хочешь?

Дариана достала из кармана пузырек с мазью.

– Нет смысла просто заматывать рану: так ты все равно истечешь кровью, просто чуть медленней.

Она была права. Я совсем забыл об этом. Дариана нанесла тонкий слой мази на края раны, а затем наложила крепкую повязку на плечо. Делала она это медленно и осторожно и тем самым довела меня до бешенства.

– А побыстрее нельзя?

– Не хочу проделывать все это ради того, чтобы ты просто откинул копыта еще до того, как мы начнем.

– Что начнем?

Она закрепила бинт и помогла мне надеть плащ.

– Ну вот, так-то лучше.

Я заглянул ей в глаза – она улыбнулась.

– Итак, ты не погиб, и двенадцать плащеносцев под прикрытием не вернулись вместе с тобой, так что же ты там узнал?

– Мрачную истину, – сказал я, повторив слова старика.

– И что это значит?

– Там нас ждал старик: он сказал то, чего мы все боялись.

Если дашини совершили самоубийство после того, как я уничтожил двух их собратьев в Рижу, то убийцы, раздирающие Тристию, не члены их ордена. Так кто же они? Чем дольше я думал, тем становилось яснее. На самом деле всё очевидно: многие годы по стране ходили слухи. В животе все скрутилось узлом, сердце билось глухо. Кто еще, кроме дашини, мог пробираться в замки, минуя охрану и рыцарей, чтобы убить тех, кто защищает герцогов, и не только герцогов – чтобы, черт побери, убить их всех, а потом выскользнуть непойманным из дворца? Мне было известно лишь еще об одной группе людей, способной на такое.

– И что это? – спросила Дариана.

Истина, от которой нам изменяет отвага и сердце готово сдаться. Те, кого мы больше всего боялись, – это мы сами.

– Убийцы – плащеносцы, – печально сказал я. – Это делают наши.

– Что? Да ты… Ты уверен?

Я не ответил. Чувствовал ли я себя когда-либо более одиноким, чем сейчас? Последние несколько недель я боялся остаться парализованным, заточенным внутри своего тела. И вот без всякого паралича я попал в ловушку полного одиночества.

Я поглядел на Дариану и побоялся, что от этой неизбывной печали могу проговориться о том, что узнал.

– Спасибо за мазь, – поблагодарил я, потом поднял рапиры, но не вложил их в ножны.

– Ждешь беды? – спросила она.

Я попытался поднять рапиры и занять защитную позицию, но от боли в левом плече чуть не потерял сознание, поэтому выронил оружие.

– Ты не испугалась.

– Что ты имеешь в виду?

– Кеста. Он сказал, что займется тобой после меня, но ты не испугалась – даже не очень-то удивилась, когда это произошло.

– Ты рехнулся? Конечно, я испугалась. Но какой смысл убегать в слезах? Вообще-то я спасла тебе жизнь, помнишь?

Она выглядела сбитой с толку и даже сердитой, на лице не появилось даже намека на обман. Но я уже изучил ее.

– Ты лжешь, – сказал я. – Ты знала, что он это сделает. – Я оглядел поляну и красные камни, окружавшие ее. Как я раньше об этом не подумал? – Эти камни – их здесь не было, когда мы проходили в первый раз. Ты принесла их, чтобы горячка святого усилилась, не так ли?

Она не дрогнула лицом, но подняла руку, отведя указательный палец от большого на дюйм.

– Совсем немножко, – ответила она. – Она бы у него и так началась. Но мы не были уверены, что он вскипит, когда нам нужно.

Я подумал: наверное, стоит позвать Кеста, но знал, что он уже слишком далеко. Может, все равно стоило, но меня настораживало еще кое-что. Она не испугалась.

– Скольких ты с собой привела? – спросил я, оглядывая деревья вокруг поляны. – Они хорошо прячутся.

Дариана кивнула, словно мы с ней пришли к соглашению.

– Нас девять, и Кест уже далеко ушел.

Из-за деревьев появились фигуры, один за другим они вышли на поляну и окружили меня, держа клинки наготове. Все были одеты в плащи.

– Лучше так, – сказала Дариана. – Если бы нас было меньше, ты бы попытался подраться с нами, а это не помогло бы ни тебе, ни Швее.

– Думаешь, я позволю просто так убить себя?

– Убить тебя? Нет, первый кантор, это проблему не решит. Ты же хочешь обличить Швею? Наорать на нее? Начать угрожать ей? Вот и замечательно, мы тебя к ней и отведем.

Я посмотрел на людей, окруживших меня.

– Вы понимаете, что она собирается разрушить всю страну? Убить герцогов? Вооружить крестьян и толкнуть их на путь восстания? Начнется гражданская война и хаос на целое десятилетие.

Дариана поглядела на меня так, словно я шутил.

– Одного я в тебе не понимаю, Фалькио.

– Чего?

– Тебе и правда есть до этого дело.

Глава тридцать седьмая

Вина

– Ты снова перевернул всё с ног на голову, Фалькио, – сказала Швея, уставившись на меня.

– Пожалуй, – согласился я, не отводя глаз.

Нас окружали ее так называемые плащеносцы, но мою рапиру они не забрали – значит, совсем меня не боятся. Я попытался сделать вид, что меня это вовсе не задело.

– Всего-то тебе и надо было убраться подальше, – продолжила она. – Ты бы мог уехать со своей шлюшкой и жить счастливо с этой «сестрой милосердия». А вместо этого вынуждаешь меня так поступать с тобой. – Голос ее загустел от гнева и обиды, словно это я унизил ее достоинство, а не она предала меня.

Она протянула мне руку, и на миг выражение ее лица смягчилось.

Я искренне желал, чтобы все случившееся оказалось ужасной ошибкой, недопониманием, возникшим между старыми друзьями, которое можно было бы разрешить словами, а не оружием, но одного мимолетного взгляда на убийц, стоявших рядом с ней и позоривших форменный плащ, который значил для меня так много, было достаточно, чтобы напомнить: мы не примиримся, этого никогда не случится.