Она плюнула на землю.

– Никогда о тебе не слышала. Люди тут едва ли помнят плащеносцев за все то добро, что вы нам причинили.

Я улыбнулся и бросил ей лук.

– Что ж, сестрица, я тоже о тебе никогда не слышал. Может, перестанешь пускать мне пыль в глаза и сделаешь то, что я тебе говорю, и люди когда-нибудь вспомнят о нас обоих?

Вторая женщина, такая же белокурая, но на несколько лет старше, судя по морщинам на лбу, сказала:

– Ладно, Полли, у нас все равно ничего не выходит. Можно попробовать…

– Хорошо, – сказала та.

Остальным жителям было под шестьдесят: такие много не навоюют, даже при самом плохом раскладе.

– Что нам делать? – спросила женщина.

Я посмотрел, чем они вооружились – кухонными ножами, которые годились лишь для чистки картофеля.

– Пойдите и передайте всем остальным то, что я вам сказал. Пусть те, у кого есть пики или вилы, идут в восточную часть села, а лучники отправляются в южную. Если увидите людей, одетых так же, как и я, делайте то, что они вам скажут.

Вперед шагнул мужчина.

– Моему внуку Эриду всего двенадцать. Вы не могли бы…

– Нет, – сказал я. Лучше бы им понять, что такое война, раз уж она подошла к самому их порогу. – Хотите, чтобы мальчик выжил? Тогда давайте убьем этих проклятых рыцарей.

Я повернулся и перешел через улицу, где стояла еще одна кучка местных жителей.

Даже в небольшом селении понадобилось много времени, чтобы организовать людей. Нам кое-как удалось построить их в ряд, но они нарушили строй прежде, чем мы успели напасть на рыцарей. Некоторые бежали вне себя от страха, другие впадали в ярость, видя на улицах истекающие кровью тела своих родных и близких.

– Время пришло, – сказал Кест, подойдя ко мне сзади. – Рыцари уже поняли, что мы делаем, и сейчас нападут.

– Держите строй, черт вас побери! – кричала Дариана на другом конце площади. – Думаете, рыцари такие страшные? Они просто люди, которые вас убьют. А я? Я вытащу ваши чертовы задницы за околицу и скормлю вашим же проклятым свиньям!

– Она нашла необычный способ, чтобы поднять их боевой дух, – заметил Кест.

– Сойдет, если это их удержит.

– Фалькио! – позвала Валиана.

Я не сразу нашел ее взглядом: она стояла в окружении детей в тридцати футах от нас в конце узкого проулка.

Подбежав к ней, я спросил:

– Это все? – В основном здесь находились дети в возрасте десяти-тринадцати лет. – А где малыши?

Один мальчик ответил:

– Моя матушка присматривает за ними в дни работы на полях. Они все вон там. – Он показал на двухэтажный амбар с плоской крышей.

– Мне бежать туда? – спросила Валиана.

– Нет, просто выведи этих за околицу. Я разберусь с ними, когда будет можно.

Я огляделся в поисках высокого здания, на которое мог бы забраться, и заметил небольшую водонапорную башню с деревянной потрескавшейся лестницей, ведущей от земли к самой крыше. Бросился к ней, ругаясь каждый раз, когда поскальзывался на мокрой земле. Из-за незаметной течи в траве образовался целый ручеек. Я взобрался наверх, на высоту двадцати пяти футов, и оглядел раскинувшееся передо мной поле боя.

По одну сторону площади стояла Дариана, возглавившая местных жителей с длинным оружием и разным крестьянским инвентарем. Ободряя и запугивая их, она каким-то образом удерживала людей в строю. Рыцари, стоявшие по другую сторону, ждали приказа командира, готовые к атаке.

На южной стороне Брасти выкрикивал команды, проигнорировав мой приказ. Вместо того чтобы собрать всех лучников вместе, он расставил их парами между домами. Нужно признать, эта стратегия оказалась намного лучше, потому что теперь рыцарям было сложнее прикрывать друг друга щитами. Но, с другой стороны, Брасти, конечно, не мог контролировать лучников, и ему оставалось лишь уповать на то, что они выполнят его приказ и будут стрелять по сигналу.

На восточной стороне площади стоял Кест, взирая на отряд рыцарей. Он сжимал меч двумя руками, обнажив клинок и опустив острие к земле. Казалось, что он опирается на него.

На миг я представил, что чувствует Кест, когда красный огонь разъедает его изнутри, а затем сосредоточил все внимание на рыцарях. Пора было браться за свои обязанности.

– Я обращаюсь к рыцарю-капитану, – крикнул я.

Один из рыцарей, стоявших в центре боевого отряда, поднял голову вверх и начал озираться, пока не заметил меня. Он пронзил меня взглядом.

– Кого это я там вижу? Странную коричневую птаху, которая свила гнездо на водонапорной башне и чего-то там чирикает?

Рыцарь говорил с расстановкой, как и полагается дворянину: скорее всего, он был вторым сыном какого-нибудь лорда или маркграфа. Но это меня к нему совсем не расположило.

– Что это за черная ворона каркает в ответ? На ней должен быть желтый табард Лута или зеленый, араморский. А может, багровый, рижуйский? Как по мне, рыцари в черных табардах самовольно ведут войну со своим народом. Вот что я вижу, рыцарь-капитан.

– Плевать, что видит маленькая коричневая птаха, – ответил он. – Скоро ей обрежут крылья, и она больше не сможет чирикать. Может, лучше что-нибудь споешь?

Я глубоко вздохнул, надеясь, что остальные сумеют удержать людей в строю.

– Вот что я спою, рыцарь-капитан. Мы сдаемся.

Повисло молчание – рыцари смотрели на своего командира.

– Вы сдаетесь? – спросил рыцарь-капитан.

– Целиком и полностью. Просим лишь о милости, простой милости. Эти люди молят лишь о том, чтобы вы пощадили их жизни, и ни о чем другом.

Рыцарь-капитан разразился смехом.

– Простой милости? Для псов, которые кусают ноги своего хозяина? Мы можем оказать лишь единственную милость этим разбойникам: кулак бога войны падет на их жалкие душонки и раздавит. Эти крестьяне обзавелись стальным оружием, да еще поднимают его на своих хозяев, нарушая тем самым закон.

– Они за это заплатят. Но на вас они не нападали, а наказание за владение стальным оружием – всего лишь штраф или заключение в темницу, но не смерть. Я повторяю, рыцарь-капитан, мы подчиняемся. Эти люди…

– Мерзкие свиньи, – сказал рыцарь-капитан. – И сегодня мы уничтожим каждого мужчину, женщину и ребенка.

– Повторяю в третий раз, сэр рыцарь, мы сдаемся и просим помиловать нас.

Во всех старинных легендах это повторялось трижды, и я решил придерживаться традиций. Некоторые рыцари забеспокоились, но большинству не было дела. Ну и ладно, я и такое приму. Если мне удастся заставить хотя бы некоторых усомниться в порядочности своего командира, то мы сможем воспользоваться замешательством в их рядах.

– Сдавайтесь хоть тысячу раз, если хотите, – засмеялся рыцарь-капитан. – Ничего не изменится. О том, что сегодня произойдет в Гарниоле, крестьяне и через сто лет будут рассказывать испуганным шепотом, помня о том, кто их хозяева.

– Ладно, хорошо, – согласился я. – Просто хотел спросить.

Если мой ответ и удивил рыцаря-капитана, то он этого не показал. Лишь повернулся к своим воинам.

– Арбалетчики, кто-нибудь из вас подстрелит для меня эту коричневую птаху?

Двое отложили клинки и отстегнули кожаные ремешки, которыми арбалеты крепились к их спинам.

– Прежде чем выстрелите, я бы хотел, чтобы вы еще кое-что узнали, – крикнул я.

– О! Неужели у тебя есть еще одна песенка?

– Есть. Это песня о рыцарях. О рыцарском кодексе Тристии, которому они когда-то следовали. Жили, дрались и умирали по правилам, которые никто не смел нарушить в течение тысячи лет. Кто из вас впервые надел доспехи и взял в руки оружие, мечтая стать таким же, как рыцари прошлого? А сегодня вы прячетесь за щитами и готовитесь уничтожить людей, которых обязаны защищать. Или теперь вы следуете другому кодексу? Получше? Кто из вас клялся погибнуть героем?

Я посмотрел на них и попытался представить лица рыцарей, хотя не видел их. Кто они? Молодые ретивые юнцы, впервые попробовавшие вкус битвы, или седобородые ветераны, послушно исполняющие приказы?

– Ну что? – прокричал я. – Чувствуете себя сегодня героями? Думаете, те самые рыцари, о которых рассказывают легенды и слагают песни, назвали бы вас своими братьями? Или бросили бы вам в лицо железную перчатку и вызвали на поединок? Нет, мне кажется, они бы даже не согласились сойтись с вами в поединке. Не сочли бы вас достойными этого.