Но сейчас Ритка на этом солнечном диване смотрелась – обнять и плакать.

- Что рассказывать? – вздохнула Рита. – Созвонились, договорились, что он придет. Он сегодня не работает, и у меня же отпуск начался. В общем, нет и нет его. Я звоню – он не отвечает. Эдька в поход ушел. Ну я и пошла к нему. А у него эта лахудра, которая Эдьку крестила. Кума, блин! Она же давно на Марка глаз положила, а сейчас как с Пашкой разбежалась… И этот сидит, слюни распустил, глаза блестят. Даже плешь блестит!

- Трахались, что ли?

- Водку жрали!

- Тьфу ты! – плюнула Стефания, мимолетно отметив про себя, что раз не трахались – уже хорошо. Потом сам же будет страдать. – А какого черта он вообще должен был к тебе идти? Вы же все!

- Ну-у-у… - Ритка замялась. – Мы в гости ходим. В прошлый раз я у него была. Мы пельмени делали. Ты же знаешь, как он любит домашние пельмени.

- Знаю, - получилось сдержанно и глухо, потому что звонко было нельзя. Со звоном в голосе она обязательно рассмеялась бы. – А он зачем должен был прийти? Ну мне так… для справки.

- В гости! – сердито буркнула Рита. – Ну вот в гости! Тебе жалко?

- Мне? Мне для родной невестки ничего не жалко! Даже этого идиота! Ладно, хорошо. Причины выяснили. Дальше чего было? Совсем ужрался или лыко еще вязал?

- Да лучше б не вязал. Начал орать, что я сама виновата. И что нефиг мне с физкультурником зажигать. У него уже мозг сплющился от ревности!

- А ты зажигаешь с физкультурником?

- Ни с кем я не зажигаю, - вздохнула Рита и снова уныло уставилась в стол.

Официантка принесла им кофе. Стефания придвинула к невестке тот, что был с ромом, а себе оставила тыквенный. Ей сегодня точно не стоит. У нее планы. Слишком грандиозные, чтобы вляпаться, как родной братец.

- Сволочь он, - проворчала Стеша, собирая ложечкой пенку с латте.

- Угу, - кивнула Рита.

Сволочью Марк стал много лет назад, когда, не совладав с собственной природой, изменил собственной жене с коллегой. В те времена он работал официантом в одном из популярных ресторанов города. Для дурацкого поступка много ума не надо. Но Марк пошел еще дальше – и честно признался в измене Рите. А та, в свою очередь, сгребла в охапку дочку, свалила в закат и подала на развод.

- Вот закончит Эдька школу, поступит – и уеду! – в сердцах выдохнула Рита. – Не могу больше!

- Не уедешь, - спокойно возразила Стефания и сделала глоток. – Куда тебе ехать?

Ее внимательные темные глаза ощупывали невестку, будто бы проверяя, насколько серьезно та настроена, и, как обычно, определяли главное – ничем эта показуха не закончится. Двадцать лет назад Марик прикатился за ней в Солнечногорск из столицы, наплевав на истерики матери и суровое осуждение отца, твердившего, что у него не будет нормального будущего в провинции. Нормального с точки зрения родителей. Бабушка подливала масла в огонь: заявила, что семья в столь молодом возрасте и в подобной дыре затянет в болото и, в конце концов, наскучит ему. Их советам Марк не внял, пошел за большой любовью. И всю жизнь пожинал плоды, потому что старшее поколение Адамовых во многом оказалось правым.

Рита измены ему так и не сумела простить до конца. А он сам уже третий десяток лет маялся.

Впрочем, кому, если не Стефании, понимать, что у всех своя маета?

- Сама подумай, - продолжала она гнуть свою линию, - на что? И зачем? Только и разницы, что название города сменится. А все остальное останется при тебе.

Собственно, именно смена названия – читай фамилии – и преследовала Риту. Сначала она сменила девичью на Адамову. После развода – Адамову обратно на девичью. С ней и жила. Правда Марк предлагал снова пожениться после рождения Эдика, но Рита проявила твердость характера. И скорее всего, именно этот самый характер и заставил ее броситься с головой в роман с коллегой. Это случилось после ее выхода на работу из второго декрета. Марк, создавая традицию, приревновал, а Рита, включила обидку и сошлась с историком.

- А что у меня есть, Стеш? – спросила Рита. Она отхлебнула кофе, поморщилась и ткнула пальцем в сторону чашки. – Вот! Моя жизнь такая же! И не ром, и не кофе!

- Хорошо. Давай посмотрим под твоим ракурсом, - включилась в предложенную игру Стефания. – Не ром и не кофе. Пусть. Представь себе, что ты выбрала что-то одно тогда, сразу. Не дала бы слабины, не позволила бы Марику вернуть тебя, наверное, вышла бы замуж снова... И тогда не было бы Эдьки. Нравится расклад?

- Нет! – насупилась Рита и фыркнула: - А ты?

- А я – как вчера и как буду завтра. Комментариев не даю, но флакон зеленки ношу с собой, - пожала Стеша плечами и посмотрела на море. Порывы ветра птиц не сбивали, но затрудняли их полет. Впрочем, те были упертые, стремились к цели. Птицы в этом смысле куда сильнее людей.

- Если я залью Марика зеленкой… - задумчиво пробормотала Рита и вдруг оживилась: - Вот скажи мне! Почему я дружу с его родственниками?!

- Это со мной, что ли? Наверное, потому что я классная!

- Ты – классная. Тогда я…

- Что ты? Ну вот что ты? Ритка! Этот идиот тебя любит больше половины жизни! Ты думаешь, в этом вопросе твоя лахудра-кума что-то решает, а?

Рита очень внимательно воззрилась на родственницу. Ром еще не взял свое, и потому она с чистой, не испорченной алкоголем совестью резко выдала следующий набор восклицаний:

- Ха! Так? Ок! Ну…

- Баранки гну. Ты ее выставила?

- Нет.

- То есть зашла, выслушала и ушла? 

- Они – радио, чтобы я их слушала?! – возмутилась Рита. – Наслушалась я! Хватит.

- Он сейчас точно у тебя под дверью сидит, - ослепительно улыбнулась в ответ Стефания. – Еще кофе или поешь чего?

- Сейчас он дрыхнет! – зло выдохнула Рита и уставилась на мельтешащих внизу людей. Они все жили своей жизнью. Хорошей… плохой… какая разница…Туда же перевела взгляд и Стефания – вслед за слетевшей на плитку набережной чайкой, которая до этого сидела на стеклянном бортике террасы. Стеша улыбалась, глядя, как та расправила крылья, а сама, глазами уже скользнув по макушкам внизу, но мыслями еще оставаясь с птицами, вдруг спросила:

- Тебе тот историк хотя бы нравился?

- Стеш! У Марка плешь и живот… Ты сейчас серьезно?!

- И покруче животы видали, - хохотнула Стефания, и смех застыл на ее губах, искажая лицо. Как-то в одну секунду делая его похожим на какую-то жуткую маску. Должно быть, тому виной – подвижность ее мимики. Издержки профессии. А может быть, актерство тут ни при чем. Стеша порывисто поднялась и вцепилась тонкими пальцами в перила, напряженно глядя вниз. Туда. На людей. Хороших. Плохих. Сбитых порывами ветра. Какая разница.

Медленно прокатила по горлу ком и позволила себе осознать то, что видит в эту минуту.

Совсем недалеко, так, что ей казалось, она бы и услышала голоса, если бы их не забивало чертово море и не перекрикивали чертовы птицы, у края набережной, куда даже брызги достают в такую погоду, открывалась ее взору картина, которая, несомненно, могла бы растрогать любого циника и вызывала умиление сердца. Немолодой, но по-настоящему красивый мужчина с тронутыми сединой прядями густых волос толкал впереди себя детскую коляску. Он был высок, подтянут и со вкусом одет, как, справедливости ради, мужчины одеваются редко. И надо признать, что ему очень шла эта коляска, она даже по цвету совпадала со светло-голубой рубашкой, верхние пуговицы которой были расстегнуты, отчего Стефания почти ощущала под пальцами его загорелую кожу. Так и отцовство, должно быть, ему шло, потому что когда человек светится от счастья – ему это определенно на пользу.

Под руку с ним, неспешно и, пожалуй, что в ногу, прогуливалась женщина – эффектная, красивая даже на Стешин придирчивый взгляд. Ее волосы темными волнами ниспадали вдоль спины, а талия была такой тонкой, что и не скажешь, что вот эта самая женщина – похоже, совсем недавно родила ребенка. На ней были белые туфли на плоской подошве и такое же светлое легкое платьице, открывавшее стройные ноги до коленей – к слову, замечательной формы. В росте она явно выигрывала – Стефания была из разряда таких, которые «маленькая собака всю жизнь – щенок». И еще она очень красиво улыбалась. Улыбалась – ему. Улыбалась – морю. Улыбалась – ребенку в коляске. Даже людям вокруг – улыбалась.