Андрей разлепил губы и велел:

- Тогда собирайся.

И Стеша с готовностью откинула в сторону простыню и выпрыгнула из постели.

- Я только к Ритке за купальником! – и ее взгляд замер на часах. Еще шести не было. И вопрос целесообразности столь раннего визита нарисовался сам собой. Но Стефания Адамова не была бы собой, если бы не выдала со всей свойственной ей упертостью: - Ладно, в футболке поплаваю. Там все равно еще никого нет, да? 

- Летом там всегда кто-то есть, да и зимой иногда, - усмехнулся Малич. – Иди у Женьки в шкафу посмотри.

- В смысле – у Женьки?

- В смысле, поищи в Женькином шкафу себе купальник.

- А можно?

- Вот именно сейчас – нужно.

- Ты не забывай, пожалуйста, что я на чужой территории и теряюсь, - деловито сообщила она и подхватила простыню, заматываясь в нее, как в римскую тогу. – Мне, как минимум, надо понимать, что здесь можно, а что нельзя. И где здесь этот шкаф. И насколько ты уверен, что жена олигарха не затягает потом по судам за несанкционированное использование ее вещей.

- Все сказала? – рассмеялся Андрей.

- Нет. Еще не сказала, что по утрам у меня почти всегда плохое настроение. И что группа крови у меня вторая положительная – в случае нападения акул это важно.

- Ага, - кивнул он. – Ну тогда шкаф в комнате напротив, и у тебя есть семь минут.

Она уложилась в одиннадцать. И ему пришлось ее ждать, потому что когда в жизни появляется кто-то еще, это неизбежно ведет к сумбуру в устоявшемся. А уж если в жизни появляется Стефания Адамова, то этот сумбур гарантированно будет сопровождаться спецэффектами. Такова природа женщины. Такова Стешина природа.

Но разве хотел бы он для себя другого утра в эти минуты, покуда ждал ее уже одетым в прихожей? Или потом, когда они шли по направлению к пляжу между знакомых ему с детства дворов, которых она совсем не знала? Или после, когда они делали первые шаги в холодную после ночи и из-за пришедшего течения воду? И, наконец, когда слепящее солнце подсвечивало брызги на ее смуглой коже, отчего та искрилась и казалась золотистой?

Разве мог он хотеть другого утра?

Унимая дыхание после долгого заплыва, близко-близко, кожей к коже далеко от берега, слушая, как шумит море, которое Стеша, оказывается, могла полюбить, и молча глядя друг другу в глаза – именно так Андрей больше не завидовал ветру, который мог касаться ее лица.

Примерно те же дни

Примерно тот же город. Но, может быть, и какой-нибудь другой…

- Завтра!

- Завтра?

- Завтра.

Примерно те же дни

У побережья Италии…

Ласковые, золотившиеся под заходящим солнцем волны Средиземного моря мягко облизывали борта «Эльдорадо», возвышавшейся в порту на радость туристам, которых так и тянуло в этот глянцевый яхтный мирок – каких посудин тут только не было! Глаза разбегались. Одна другой краше, и пусть «Эльдорадо» была отнюдь не самой крупной из всех, хотя и порядочных габаритов, но зато уж точно выдраена так, что можно прямо сейчас поместить на обложку журнала о жизни в стиле лакшери.

Для того трудилась команда матросов и обслуживающего персонала, сейчас, впрочем, дружной толпой семенившая по трапу на причал, на сушу. Нет, не на законные выходные. Не в отпуск. Не в честь попойки по поводу проводов хозяина восвояси. А потому что человек, гостивший на яхте с разрешения владельца судна, настойчиво просил оставить его одного.

- Господин Панкратов, - доносился с палубы голос капитана, - по вашему приказу люди отпущены, но я по-прежнему не уверен, что ваше намерение выйти в одиночку... да еще и вечером... достаточно взвешенное.

- Да бросьте, Гульермо! – легко отмахивался Олег Станиславович от навязчивого молодого итальянца. – Я на таких крошках рассекал, когда вы еще в мореходной школе учились. Яхтный спорт – моя слабость!

- Я боюсь, что управление этой махиной не вполне относится к видам спорта. Если позволите, мне бы хотелось вас сопровождать. Так было бы спокойнее.

- Ну дайте мне почувствовать себя старым морским волком. К ночи мы с этой деткой будем здесь. И дальше ру́лите вы с вашими ребятами. Люблю, знаете ли, побыть один.

- Господин Панкратов, но вы хоть бы штурмана не отпускали... вода бывает коварна.

- Маркони! При всем моем уважении к вам... мне кажется, вы уже на меня давите! – расхохотался Олег Станиславович, чем заставил молодого капитана нахмуриться. Не в его привычках было уступать в вопросах безопасности, но гость в этот раз попался упертый.

Он поправил фуражку на голове, взглянул на часы и угрюмо, но настойчиво сказал:

- Я надеюсь, господин Панкратов, в случае любого непредвиденного обстоятельства вы свяжетесь с берегом. И мы вас встретим.

- До завтра, Гульермо, - усмехнулся Олег и отрезал: – Раньше утра надеюсь вас не видеть.

А когда яхта отчаливала, ее капитан еще некоторое время глядел ей вслед. На душе было неладно, а он привык доверять собственной душе. Столько раз это его выручало! Или, может быть, все оттого, что на суше Гульермо Маркони чувствовал себя куда хуже, чем в открытом море, а сегодня его спровадили сохнуть?

В конце концов, он развернулся и отправился прочь от порта, в гостиницу, где их разместили. В городке сегодня было шумно и празднично, и чем быстрее близилась ночь, тем ярче он горел восхитительными огнями неувядающего веселья, какое бывает только на побережье. И отсюда, с побережья, среди этих огней, где было увидеть крошечную, едва заметную вспышку, полыхнувшую несколько часов спустя посреди живой южной ночи в свободных водах, бесконечно далеких от берега.

Фролов задумчиво смотрел на метроном в кабинете шефа, Моджеевского Романа Романовича, глушившего свой крепкий_вырвиглаз_кофе и вещавшего что-то про немцев. Про немцев Фролов не любил, немцев курировала Раечка, а с Раечкой все было сложно. Вернее, наоборот – НЕ сложно. Именно потому, что НЕ сложилось, несмотря на все прилагаемые им усилия. И как назло, Моджеевский уперто склонял его к этой поездке. Ему-де некогда. Он-де теперь молодой папаша.

- Ты понимаешь, Вить, что ты мне там позарез нужен, а? – вещал Роман Романович. – Я тебя потом даже в отпуск отпущу, но запуск проекта надо контролировать, а Рая – это Рая.

Рая – это Рая… да…

- Вы меня в прошлый раз уже отпустили!

В прошлый раз Виктора Валентиныча с самолета снимали едва ли не в гавайской рубашке и шлепанцах, потому что Моджеевский возжелал его на переговоры тащить. Что характерно – в другом самолете бизнес-классом. Но не на Сейшелы – осьминогов в кокосовом кари жрать, как планировал Фролов, а в Турцию – проект стадиона утверждать. В общем, совсем в другую сторону.

- Я тебе лично путевку куплю! – хохотнул Роман, и оба они понимали, что вопрос необходимости присутствия Виктора Валентиныча в Мюнхене – давно решен.

Фролов, собственно, собирался себе еще пару преференций выторговать, но с этим не срослось, поскольку дверь в кабинет распахнулась и на пороге появился начальник СБ.

Выглядел непривычно – тщательно скрывал свое волнение за маской безразличия. Впрочем, заметить это могли только те, кто знали его слишком давно и слишком близко.

- Надо поговорить, - без предисловий сказал Арсен Борисович, не останавливаясь на пороге.

- Фролов, - Моджеевский махнул головой в сторону выхода, ясно давая понять: вали. Тот подхватился с кресла и быстро распрощался, покинув кабинет. И без того было понятно - ему этого слышать не надо. И никому не надо, потому дверь за собой затворил без хлопка, но плотно.

Едва они с Ковалем остались одни, Роман вскинул брови, спрашивая:

- Что?

- Ночью взорвалась «Эльдорадо». В десяти километрах от берега.

- Чего?! – Роман вскочил на ноги, опрокидывая чашку. Остатки кофе поползли коричневой жижей по столу. – Как это?