- Черный, - ответил он, разуваясь. – И можно без конфет и сыра.

- Так не интересно, - рассмеялась Стеша, а потом подумала, что, наверное, стоит вручить ему тапки. Но для гостей купить она не удосужилась. Олег шлялся по квартире в обуви. Марику и в носках было нормально. Наверное, потому и смеялась, чтобы скрыть собственную неловкость. Ни ужина, ни тапок.

- А давайте я сварю кофе, вам и себе, так будет интереснее? – вскинув брови, предложил Малич. И уверенно шлепал босиком по светлому ламинату за хозяйкой.

- Это я вас из дома выдернула, мне и варить, - хмыкнула Стеша. – Присаживайтесь, - она указала на высокий барный стул у стойки, а сама проследовала к плите. Джезва стояла рядом. К счастью, чистая, в отличие от посуды, все еще выгруженной в мойку грязным клеймом на ее звездном облике. Все же хорошо, что с утра она так опаздывала, что не успела испачкать еще и ее.

Стефания набрала воды, включила плиту и достала банку с молотым кофе. Потом подумала и сунулась к бару, вынула оттуда бутылку любимого Олежиного вискаря и очаровательно улыбнулась:

- М-м?

- Вместо сыра?

- Просто так. Еще был ром. Могу... в кофе, - в конце реплики она почему-то стушевалась. Сюрреализм какой-то.

- Нет, не надо. Спасибо, - отказался Андрей Никитич, следя за ней глазами. За тем, как она перемещается по кухне, берет те или иные предметы, оглядывается на него. Его место оказалось очень удобным для такого наблюдения. И подперев голову рукой, он неожиданно выдал: - У вас имя необычное. Редкое.

- А это в честь бабушки, - перед Маличем начал расти натюрморт из тарелки с несколькими видами сыра, коробки шоколадных конфет, сахарницы и каких-то экзотических фруктов, названия которых никто нормальный не держит в голове. – Она у нас чешка была, Штефание. Переделали в Степаниду. А потом еще и на меня навесили. Очень сложно?

- Ну-у-у… - протянул он и рассмеялся: - Не то чтобы очень. Но на афише, наверное, смотрится красиво.

- Вы в курсе моей профессии?

- Город маленький. Ищешь одно, а узнаешь все скопом.

- И что я приезжая – знаете?

- Совсем-совсем приезжая? – проговорил Малич и зашуршал фантиком, разворачивая конфету. – И давно приехали?

- Полтора года. У меня здесь брат давно, - на плите зашептал кофе, и Стеша метнулась к нему. Успела снять, разлила по чашкам. Чашки были красивые, наверняка дизайнерские. Обе тоже перекочевали на стойку. Одна возле Андрея Никитича, вторая – возле Стефании. – Я решила, что это хорошая идея, поселиться у моря.

Но с морем ее отношения не задались. В какой-то момент плевать ей стало на море за окном.

- Море – это всегда хорошая идея, - согласился Малич, отхлебнул горячий напиток и довольно кивнул. – Вкусно. Я люблю море.

- Вы-то здесь всю жизнь, надо думать, - улыбнулась она. – А честно – внимание на него хоть обращаете?

- Я здесь всегда. И очень обращаю. Практически каждый день.

- Тогда у вас на это есть время. И в таком случае я вам даже немного завидую, - Стеша тоже отпила из чашки и подперла голову кулачком, с тоской взглянув на шоколад. – Вы машину-то забрали?

- Забрал, - Андрей Никитич взял еще одну конфету, отпил кофе и так же подпер голову кулаком. – Даже к умельцам отогнал.

- Чеки сохраните, чтобы потом этот мудак... ну вы поняли.

Он кивнул и некоторое время молча рассматривал ее лицо с яркими и запоминающимися чертами. А потом резко допил оставшееся в чашке и поднялся.

- Ну мне пора. Если что – звоните.

Стеша от его резвости чуть не подпрыгнула на стуле. Но тоже встала.

- Уже поздно, - констатировала она очевидное. – Спасибо, что не бросили в беде... бедную женщину.

- Да как-то не привык, - усмехнулся Малич.

- А номер... номер электрика поищете? На всякий случай, - разумеется, это было похоже на повод для продолжения знакомства, но Стефания ничего не могла с собой поделать. Чувствовать себя беспомощной было невыносимо. Она ни в одной сфере своей жизни больше не допускала беспомощности.

- Поищу, - пообещал Андрей Никитич. Вышло даже торжественно. И, пожелав Стефании хорошего вечера, отправился восвояси. Она снова закрыла за ним дверь. Потом вернулась на кухню и некоторое время постояла, глядя на немытые чашки. Вернее, не так. Глядя на его чашку. Этот день с него начался и им же закончился. Никакой не рабовладелец. Дядька как дядька. Даже симпатичный – к вечеру то ли он похорошел, то ли его подвиг в ее глазах добавил ему привлекательности.

Стефания рассмеялась в кулачок, сама себе, и пошла проверять, как там ее платье в стиральной машине. То все еще стиралось. На часах было почти одиннадцать, а она практически не спала прошлой ночью. И правда, надо как-то уже прекращать пыжиться. Слишком она для такого старая. С этой мыслью Стеша поднялась к себе на этаж, где бо́льшую часть пространства занимала кровать. Включила подсветку в изголовье, переоделась в ночную сорочку и отправилась под одеяло со здравой мыслью, что сон - хорошее лекарство от хандры, а платье она и завтра отправит на сушилку.

С тем и засыпала, чтобы всполошил ее в очередной раз заоравший внизу телефон. «Панкратов раздуплился», - подумала она и злорадно улыбнулась. После чего вынула из-под подушки беруши и немедленно воспользовалась ими по назначению, прекрасно представляя себе, как Олег примчится с утра устраивать разборки. Или трахаться – смотря насколько будет зол. 

[1] Цитата из пьесы «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса (1947)

[2] Цитата из пьесы «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса (1947)

Олег Станиславович был очень зол. Прямо с утра и был. То и дело поглядывал на часы, потом утыкался в телефон, непроизвольными нервными движениями поправлял пуговицу бледно-голубой рубашки, делал глоток чаю и начинал сначала. Стефания не перезванивала больше. Вечером позвонила, а теперь выдерживала характер. Он тоже пока набрать ее не мог. Только набил в мессенджер: «Что ты хотела», - и сидел ждал ответа. А ни ответа, ни привета. Бред какой-то. Эти кошки-мышки его подбешивали, и не сделать ничего.

Панкратов морщился. Сорвался на домработницу, накрывавшую на стол – блины, дескать, горят у нее. А на жену, сидевшую напротив, смотреть избегал. Лучше не будить лихо, пока оно тихо.

Но лихо и само не спало. И сдержанные метания господина Панкратова были прерваны негромким, но уверенным в собственной правоте голосом:

- Ты должен устроить Уленьку в подходящий колледж в Лондоне.

Олег Станиславович едва не захлебнулся только что сделанным очередным глотком и уставился на дражайшую свою супругу.

- В какой еще колледж в Лондоне? – счел необходимым поинтересоваться он. – И что значит – устроить?

- Не надо делать вид, что ты не понимаешь, - веско проговорила Лилианна Панкратова. – Играй роль недоумка в другом месте. Неужели так сложно озаботиться судьбой дочери?

- А при чем тут судьба дочери? – ухмыльнулся Олег Станиславович. – Я прекрасно знаю, чем на самом деле ты предлагаешь мне тут озаботиться. Или она не ела тебе мозг Богданом Моджеевским весь год?

- И? – повела его законная вторая половина бровью, которой татуаж придал самую идеальную форму.

- А то, что сей славный отрок в этом году валит в Великобританию. Дай угадаю, колледж наша умничка хочет тот же самый?

- Наша дочь хочет учиться! Неужели это плохо? Или ты решил подвергнуть сомнению качество английского образования?

- Наша дочь хочет трахаться с Богданом Моджеевским подальше от моих и твоих глаз, и чтобы ей за это ничего не было! – рявкнул Панкратов. – И потом, я прекрасно знаю, что такое «устроить в колледж» в ее случае! Качество английского образования, может быть, и неплохо, а качество Улькиных знаний – сильно не по ГОСТу!

- Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? – вспылила Лилианна. – Кем ты считаешь Уленьку? Как ты так можешь?