И что со страхом бесполезно бороться, когда он хватает за горло и не дает дышать.

Стефания вернулась в репетиционный зал. На немой вопрос Жильцова отмахнулась: чепуха. И отыграла намеченное до конца, все еще не позволяя себе расклеиться. Знала, что завтра все обо всем будут знать, но сейчас у нее еще есть это время, что она держит внимание на себе своей работой, а не одиозностью собственной личности.

А потом, когда вышла на воздух, вспомнила, что и правда – ей нужен адвокат. И надо еще подумать, кто. Узнать цены. Прикинуть, насколько это все вообще реально.

Вот только отгородившись от внешнего мира дверцей своего Мини Купера, она отправилась совсем в другую сторону – не на поиски юриста, которого не особо понимала где взять, и не домой.

Елизавета свет Романовна была девицей с довольно покладистым характером, несмотря на собственные полтора месяца от роду – самый сложный возраст в жизни ребенка. Что вокруг происходит – пока еще непонятно. И чего самой надо – тоже. Но, вопреки всем законам генетики уродившись характером в деда Андрея, она стоически сносила все тяготы и, даже если ей очень хотелось к маме, предпочитала сообщать об этом легким причмокиванием губ и пореже повышать голос – а то еще привыкнут и перестанут внимание обращать.

Впрочем, сейчас эта всеобщая любимица, несмотря на небольшой росток и довольно невразумительные звуки, издаваемые ее неокрепшим для полноценной речи артикуляционным аппаратом, в самом деле приковывала к себе внимание всех окружающих, и сей факт явно заставлял ее еще сильнее играть на публику, размахивая крошечными лапками на руках у самого старшего члена ее замечательной семьи – Андрея Никитича Малича. Лиза уже дважды умудрилась зарядить ему в лоб, когда он приближал свое лицо к ее мордашке и, кажется, имела целью заплевать его футболку. И это она еще не срыгивала!

- Жека! Ты б предупредила, что к вам теперь надо в шлеме приходить, - негромко хохотал дед, - или напрокат выдавайте.

Он прибыл в крепость Моджеевских под кодовым названием «Золотой берег» буквально десять минут назад и был немедленно усажен полдничать вездесущей Еленой Михайловной, все еще по-дурацки строившей ему глазки. И это могло бы стать проблемой, если бы Андрей хотя бы немного обращал внимание. Нет, не обращал. Вернее, обращал на другое. Например, на то, что вот уже который раз за прошедшие дни сбежал с работы пораньше. У Стеши репетиция, а он все равно свалил. Будто бы его скорый отъезд из мастерской приблизит и ее возвращение из театра.

Дабы убить время – сунулся к дочери, на ходу вспоминая, что повод навестить их у него имеется. И даже не повод – целое дело. Весомая причина. И это в кои-то веки не Лизка, теперь долбанувшая его пяткой по животу.

- Больно? – встрепенулась Женька, наливавшая отцу кофе из кофейника, заботливо принесенного Леной Михалной. – Давай ее сюда!

- Э-э-э… - возмутился Андрей Никитич. – Не суетись. Пусть буянит. Будем считать, это она потому, что скучала.

- Я тоже скучала, но не дерусь же! – рассмеялась Евгения. – Вообще совести у тебя нет!

- У тебя воспитание хорошее, - довольным тоном проговорил Малич-старший. – Я, кстати, тоже скучал.

- Ага, рассказывай. Ты выглядишь слишком счастливым, чтобы я тебе поверила, - Женька показала отцу язык, презрев хорошее воспитание, и наконец уселась на диванчик, внимательно глядя на отца с детенышем Моджеевского на руках. – Не разучился еще держать, да? 

- Как видишь, - задумчиво проговорил отец, глядя на внучку, а потом поднял глаза на Женю. – В субботу на обед придёшь?

- Куда? К тебе? Я думала, ты к нам, все равно Юльки нет. 

- Ко мне, - кивнул Андрей Никитич и улыбнулся, - вернее к нам. Буду тебя с мачехой знакомить.

Женя тоже улыбнулась ему в ответ и даже в ладоши хлопнула.

- Все? Решил? 

- Столько радости, что сбагрила, да? – развеселился Малич. – Между прочим, вы с ней знакомы некоторым образом, как оказалось.

- Вот как? Ну тогда колись. А я уж решу, радуюсь я, что сбагрила, или наоборот переживаю, как ты там наедине с этой грымзой.

- Видишь ли, она – личность творческая, и фантазия у нее... хорошо развита, - отчаянно сдерживая смех от воспоминаний о Стешиных придумках, проговорил Андрей Никитич. – В общем, не так давно она закатила тебе сцену ревности в клубе на пляже.

И всё-таки рассмеялся. Вместе с ним забулькала и Лиза. Впрочем, пока определить тональность ее настроения было сложно. Поддерживает она деда или возмущена – оставалось загадкой.

- В смысле – сцену ревности? – озадачилась Евгения все еще Малич, квадратными глазами глядя на отца. За последнее время в силу обстоятельств Рома уговорил ее на одну-единственную вечеринку, потому что ему – надо по делу, а ей – надо развеяться. И оставив Лизку на няню... они отправились в Айя-Напу, где на пляже... – Погоди, погоди... это ты про...

Женя негромко охнула и замолчала. Замолчала и маленькая Моджеевская, видимо, выжидая, чем обернется диалог деда и матери.

- Она сказала, что наговорила тебе... Жень, она... - Малич с трудом подбирал слова, чтобы хоть как-то объяснить случившееся. – Понимаешь, она придумала, что ты и я... Правда она не знала ни про тебя, ни про Юльку. Как-то не до того было. Не сердись на нее, ладно?

- Да погоди ты! – отмахнулась Женька от его объяснений. – Погоди! Ты хочешь сказать, что это ты с... ней, что ли? Как ее... с Адамовой?

Отец торжественно кивнул.

- Да ты когда успел, па?!

- Да в общем-то это вот она виновата, - улыбнулся он и кивнул на мелкую Моджеевскую. – Я к Роману ехал в роддом, а Стеша меня подбила.

- Куда подбила?

- Задний бампер японцу снесла.

- Оу... – выдохнула Женя и замолчала. Чай и кофе были позабыты. Она склонила голову набок, глядя на своего отца и свою дочку, и пыталась систематизировать мельтешащие в голове обрывки мыслей, среди которых что-то упорно рвалось впереди прочих, но никак не могло проскочить. Видимо, материнство в любом возрасте сказывается на умственных способностях, - решила про себя Евгения Малич, а вслух произнесла:

- То есть, ты хочешь сказать, что отбил эту женщину у Олега Станиславовича? – и полыхнуло. Прямо в висок. Отчего Женька резво подорвалась с дивана и прижала руку к груди: - Ты что? Ничего не знаешь?  

- Я знаю, что был банкир. Жень, ну был и был. Мало ли у кого и кто был. Мы же не дети.

- Так его убили, па! – воскликнула Евгения, уставившись на отца, точно так же уставившегося на нее.

- Как убили? – опешил он.

- Па! Ты правда не знаешь? Она ничего не сказала?!

- Нет, - хмуро проговорил Андрей Никитич. – Что случилось?

- Так ведь ее же, наверное, должны были поставить в... – Женя запнулась и попыталась взять себя в руки. Даже села обратно и вперилась взглядом в настороженные и потемневшие глаза отца. И начала сначала: - У нас Арсен Борисович этой ночью из Италии прилетел, они с Ромой перешли на военное положение с утра. Олег Станиславович ушел в море на Ромкиной яхте, помнишь, мы прошлым летом в отпуск на ней ходили? А в этом году он ее Олегу одолжил... а она рванула, но это точно не наша вина. Рома говорит, что яхта прошла техосмотр, с ней не могло быть проблем. А Арсен Борисович сказал, что карабинеры обнаружили следы взрывчатки на обломках... на Панкратова было покушение. Тело не нашли пока, но шансов, вроде, нет.

Пока он слушал все, что говорила Женя, постепенно до него доходила единственная вещь, совсем не связанная с бывшим «соперником». Вычленил Малич главное. Как ему в ту минуту казалось – главное. Совершенно естественно – главное. Для отца двух дочерей.

- Точно на него? – выдохнул Андрей Никитич, подавшись к своей старшей. – Яхта ведь Романа. Ещё не хватало! Жень!

- Нет, ты что! – замахала та руками, тоже сообразив, к чему он клонит, но немедленно отметая подобную версию. И успокаивающе принялась пояснять, вместе с тем поселяя в нем новую тревогу, пока еще неясную. – Мы никуда и не собирались, пока врачи не разрешат Лизе перелеты. А что Панкратов будет на ней... много кто в курсе. Даже не думай о таком! С нами это никак не связано, и подобная версия даже не рассматривается. К тому же Арсен Борисович утверждает, что на Олега уже покушались, по крайней мере, один раз. Они теперь с Ромой в следаков играют.