1-й батальон, в котором служил Альфред Руббель, был размещен в Замке Германа. На фотографии внутренний двор бывшей эстонской казармы. На переднем плане лейтенант Арно Тиеле, ротный офицер в 3-й роте 29-го танкового полка, который уже 26 ноября 1941 года был награжден только что учрежденным Немецким крестом в золоте и на фотографии несет его на правом нагрудном кармане.

Фельдфебель Ханс Фендезак (на фотографии слева) командовал «боевой группой» и возвращается с совещания по обсуждению боевых действий. Альфред Руббель был наводчиком в его танке. Фельдфебелю Фендезаку еще предстоит стать успешным командиром танка и в 503-м тяжелом танковом батальоне.

На трех танках Pz. IV мы поехали от места выгрузки на вокзале в Кингисеппе через Гатчину. Нашу «боевую группу» возглавлял обер-фельдфебель Ханс Фендезак. Несмотря на постоянные снегопады, дорога была очищена. Хотя я происходил из мест, где зима была холодной, я понятия не имел, как переживу мою первую — а всего у меня было четыре — зимнюю кампанию.

По дороге мы переночевали и заправились в царском замке в Красногвардейце недалеко от Гатчины.

В неразрушенном дворце находились штаб корпуса и полк истребителей.

Мы прибыли на место, Фендезак вернулся с инструктажа на боевое задание. Наши танки были еще покрашены в темно-серый цвет, и в заснеженной местности на них ездить было опасно. Белой краски не было, а покрасить обычной известковой побелкой на сильном морозе было невозможно.

Когда приезжали маркитанты, мы надеялись получить алкоголь, шоколад и табак. Но, как обычно, эти товары интересным образом куда-то исчезали по мере приближения к линии фронта. В этот раз нам привезли только зубную пасту, которую мы с негодованием отвергли. Кто будет чистить зубы при температуре минус 20 градусов? Но наш водитель «Гобби» Тост кое-что придумал. Было много выброшенной зубной пасты, и она должна была послужить нашей безопасности. Мы нагрели тюбики с зубной пастой и нанесли ими маскировочную окраску на танки.

Однажды была пехотная атака, которую мы должны были поддерживать нашим танком. Во время этой атаки мы подбили первый русский танк, КВ-1, экипаж которого, вероятно, спал. Он стоял на «9 часов». С нашей смешной 7,5-сантиметровой пушкой-окурком мы его пробить не могли, кумулятивные снаряды разрывались перед ним, потому что он стоял в кустах. После обстрела русский экипаж сбежал и оставил танк стоять. После этот танк был взорван пехотными саперами из 12-й танковой дивизии. Это мне было засчитано как мой первый подбитый танк.

Фельдфебель Фендезак возвращается к своему танку после получения приказа.

Экипаж Фендезака: сверху слева заряжающий (имя неизвестно), рядом с ним водитель Курт, внизу слева водитель Тост, возле него наводчик Альфред Руббель. Солдаты носили на себе самые разные вещи, полученные из «Зимнего пожертвования», но главное, что было тепло!

Вскоре после этого бои для нас закончились. На дороге, по которой шло наше снабжение, русские, потому что они знали, что наши танки ни по лесу, ни по высокому снегу ездить не могут, заложили противотанковую мину. Ррррумс! Танк высоко подпрыгнул, люки вылетели, все закричали: «Нас подбили! Нас подбили!..» Командир висел на пушке, я подождал некоторое время, не случится ли что-нибудь еще, потом увидел, что наша гусеница лежит на дороге за танком. Мы как-то выбрались из танка. Пехота отходила назад, мы спрятали секретные кумулятивные снаряды и тоже отступили, танк остался на вражеской территории.

После того как несколько дней и ночей провели на открытом воздухе на морозе, мы могли вернуться в тыл, в «Лесной и теплый лагерь». Там мы нашли себе место в бункере. Мы ждали, что будет контратака и наш танк отобьют, но потом разведка доложила, что русские его взорвали.

На деревянных санях, что для танкистов выглядело совсем не шикарно, мы живыми и здоровыми вернулись в Нарву.

Когда привозили маркитантские товары, солдаты надеялись на алкоголь, шоколад и табачные изделия. Но маркитантские товары исчезали тем быстрее, чем ближе они приближались к фронту, и в этот раз до 29-й танковой дивизии доехала только зубная паста. Но кто же чистит себе зубы на 20-градусном морозе? Водитель «Гобби» Тост придумал нагреть много тюбиков с зубной пастой и покрасить танк зубной пастой.

Мы недолго ждали, нас опять отправили на фронт. Нарва находилась на расстоянии 100 километров от линии фронта. Вместе со следующей отправкой танков на Волховский фронт отправили и нас. Тем временем мне присвоили звание обер-ефрейтора и назначили командиром танка, чем я был бесконечно горд. Вместе с моим не всегда беспроблемным экипажем я вспоминаю имена Пауэрс, Белох и Книспель, мы были на пути на фронт. Был гололед, шипов на гусеницах тогда еще не было, за мостом в Нарве мы попытались заехать на восточный склон. Танк все время скатывался назад. Наконец мы доехали до погрузочного вокзала. Разгрузочный вокзал был в Кингисеппе, аппарели там не было. Мое искусство разгрузки танков с платформы оказалось недостаточным, водитель, унтер-офицер Вестернхаге, терпеливо следовал моим указаниям, но танк застрял. Освободить его удалось, только сдвинув весь поезд. Моя самооценка упала до нуля. От разгрузочного вокзала в Кингисеппе мы поехали до дороги Москва — Ленинград, в Любань. Там было три месяца очень странной для танкистов войны, в лесной и болотистой местности мы поддерживали 21-ю пехотную дивизию. Названия населенных пунктов, таких как Дубовик, Липовик, Берёзовка и Тигода, до сих пор сидят у меня в памяти. Война в эти зимние месяцы при температуре около минус 40 градусов «замерзла»! Обе стороны боролись за свое выживание. Русские при этом выглядели лучше немцев. Они были более привычны к холоду и лучше подготовлены к зиме, у них было меньше трудностей. Наш пулемет MG 34 не работал, потому что немецкое оружейное масло замерзало, наши танковые аккумуляторы теряли на морозе свою мощность, и танковые моторы не заводились. Мы должны были снимать тяжелые аккумуляторы, чтобы нагреть их над огнем. Русские заводили свои моторы сжатым воздухом, и они работали. Для обеих сторон главным была борьба с холодом. Следствием этого было то, что фронт до лета 1942 года оставался на месте. То, что перенесли наши солдаты, и то, что они придумывали, чтобы выжить, сегодня невозможно представить.

Весной 1942 года фронт отодвинулся от Волхова на запад и проходил по линии Погостье, Дубовик, Липовик, Чудово. Мы с нашим танком воевали только в качестве перемещающегося бункера. Нам это не нравилось, но мы понимали, что танк, как никакое другое оружие, может успешно применяться во всех видах боя.

В марте 1942 года у Дубовика я только чудом избежал смерти. Все еще было очень холодно, пехота все еще ходила в тех самых шинелях, в которых они ходили дома, в вязаных шлемах под стальными касками и перчатках, в которых они пережили зиму. Русские выглядели совсем по-другому: валенки, ватные куртки и брюки, меховые шапки. Мы поставили оба наших танка в позицию для атаки в зимнем лесу. Пехота села на танки, чтобы не идти по снегу, что было очень тяжело. Где находится враг, мы не знали. Целью таких атак обычно было местное улучшение линии фронта.

Танки поддерживали продвижение пехоты. Опушка леса могла быть занята врагом, пехота спешилась. Спустя час мы были в лесу без соприкосновения с врагом. Все было хорошо, и мы немного расслабились. Вдруг с кратчайшего расстояния, примерно с 200 метров, раздался выстрел, и снаряд попал в мой танк. Башню танка перекосило влево, сопровождавших нас пехотинцев сбросило в снег. Я заметил, как КВ-1 исчез между деревьями. Сначала наша атака остановилась. Потом, опять не видя врага, мы начали медленно продвигаться в заснеженный лес. За елями мы увидели нашего противника. Мы открыли по нему бешеный огонь, но он не реагировал. Мы осторожно к нему приблизились. Я вышел из танка и под защитой пехотинцев залез на КВ. Он застрял, и экипаж его бросил, танк был полностью готов к бою. Перед атакой нам сказали, что у русских нет бронебойных снарядов, но в этом КВ я насчитал более 20 штук. Нам очень повезло, что по нам он выстрелил осколочно-фугасным снарядом, который только оставил вмятину на башне нашего танка. Если бы это был бронебойный снаряд, то сегодня я бы этого не писал!