— О, он не будет один. Я буду с ним.

Взгляд Вивиан помрачнел. Вот и всё, Эван победил. Если она скажет ещё хоть слово, то выставит себя полной стервой. Ашер не знал, смеяться ему или бояться того, чем ему всё это впоследствии обернётся. Наверное, сейчас ему стоит сосредоточиться на поедании своего бутерброда и улыбаться про себя.

***

Когда Эван привёз его домой, снова было темно. Как только Ашер снял с себя куртку с ботинками и наудачу бросил их, он свалился в кровать, зарывшись лицом в подушку. Заснуть было так же тяжело, как и прошлой ночью, когда Вивиан улеглась рядом с ним.

Он слышал, как Эван ходит по гостиной, открывает гардеробную — чтобы повесить куртку Ашера, наверное — а потом заходит в спальню. Ашер не пошевелился. Он хотел заснуть и, проснувшись, узнать, что Марисса жива. Что копы не ищут убийцу Ричтера. И возможно, только возможно, что прошлой ночи с Вивиан не было.

Кровать немного просела, когда Эван сел рядом с ним. Он коснулся рукой волос Ашера.

— Хочешь, чтобы я ушёл?

Ашер не поднял глаз, но вытянул руку и слепо пошарил ей, найдя, наконец, его рубашку. Его пальцы обхватили ткань, не давая ему уйти.

Останься. Не уходи.

Эван вытянулся на кровати рядом с ним. Несколько минут спустя Ашер повернулся к нему и открыл глаза.

В комнате было темно, но его глаза уже привыкли к темноте, поэтому он смог различить беспокойные линии губ Эвана, лёгкую морщинку меж его бровей. Так странно, что кто-то беспокоится о нём.

Они столько сделали, чтобы облегчить его жизнь, притупить боль. Никто никогда раньше этого не делал... по крайней мере, те люди, которые должны были бы.

— Я бы хотел... — начал Ашер говорить с усилием то, что должно было выходить легче, — чтобы ты... остался здесь со мной.

На место обеспокоенности пришла лёгкая улыбка.

— С тобой одна головная боль, — он отбросил с лица Ашера его тёмные волосы и провёл по ним рукой. — Я никуда не собираюсь уходить до тех пор, пока ты сам меня не выставишь. Вот так.

Он хотел, чтобы Эван не прекращал гладить его. Это служило ему напоминаем о его усталости и о том, как мягкое прикосновение может развеять даже самые ужасные проблемы.

— Почему...? Почему тебя это волнует?

Гладящая его рука замерла и обхватила его шею сзади.

— Потому что ты мой друг, Ашер, — Эван опустил свои ресницы. — Ты важен для меня. И я думаю, что в твоей жизни мало тех, кто уделяет достаточно внимания твоим чувствам.

В этом не было никакого смысла. Эван столько отдавал ему, не требуя ничего взамен, и при этом с благодарностью принимал то немногое, что Ашер мог предложить ему. Он ещё ни разу не сделал для Эвана чего-нибудь стоящего. Не пытался избавиться от людей или вещей, которые ранили его. Не был рядом, когда у Эвана в жизни происходило что-то страшное или переворачивающее всё с ног на голову.

Что интересовало Ашера, когда весь его мир вращался вокруг Вивиан? Но даже тогда Эван каким-то образом просачивался в его душу, хоть он и не замечал этого. Линии его жизни, в которой, как думал Ашер, он жил только ради Вивиан, больше не было. В ней были и Вивиан, и Эван. Зима против Лета.

— Марисса полюбила бы тебя, — он не знал, зачем он сказал это, но слова уже были произнесены. — У неё было такое доброе сердце. Я думаю... что для этого мира оно было слишком доброе. Она не знала, что делать со своими детьми, не знала, по какому пути ей идти. Но она любила меня. И полюбила бы тебя.

— Жаль, что я не знал её, — пробормотал Эван. Он снова коснулся пальцами лица Ашера и пощекотал ими его подбородок. Это успокаивало. — Я рад, что у тебя была она. Кто-то, кто был рядом с тобой, пока ты рос.

У Ашера перед глазами всё расплывалось. Его руки снова начали трястись, и он крепко стиснул их у груди. Лоб Эвана соединился с его лбом. Они были так близко, что их дыхания сплетались.

— Мне просто невыносимо, когда ты смотришь на меня так, — прошептал Эван.

Ашер сильнее стиснул руки, впиваясь ногтями в ладони.

— Как?

— Так, будто твоё сердце разбито.

Он не мог вымолвить ни слова. Слова застряли в горле. Разве на его сердце не было уже столько швов и трещин, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь? Оно разбивалось, собиралось воедино и снова разбивалось. Но он всё равно доверял всего себя тем немногочисленным людям, которые имели для него значение, падал и вставал снова и снова.

Все в итоге уходят, это жизненный факт, когда-то сказала ему Марисса. Нужно лишь понять, когда они уходят только потому, что даже и не пытаются остаться. Потому ли Вивиан ранила его снова и снова только потому, что ей всё равно?

Мариссы больше не было рядом, чтобы он мог спросить её об этом.

Эван мягко вздохнул, когда Ашер придвинулся ближе. Он обвил талию Эвана руками и уткнулся носом в его тёплую шею. Пытаясь не разрыдаться. Ни по Вивиан, ни по Мариссе. Но Эван был прав — ему больно. И что ему остаётся делать, кроме как ждать, пока эта боль не покинет его?

— Не прячься, — прошептал Эван. Ашер не сказал ни слова, но вот он — лежит рядом с Эваном, который обнимает его.

И плачет впервые за многие годы.

Вторник, 21 октября

— Что ты наденешь на мессу? — спросил Ашер. Эван помог подобрать ему наряд, который намного лучше подходил для предстоящих похорон.

За последние несколько месяцев это уже вторые похороны. Сначала — Броди, затем — Марисса. Сами похороны будут только завтра, а месса будет проходить сегодня в молельне — там же, где когда-то проходили похороны Броди. Для Броди не проводилось никакой мессы. К тому моменту он уже был неделю как мёртв, и к тому же никто бы всё равно не пришёл. Даже среди родственников Броди не пользовался большим успехом.

А вот на похоронах Мариссы было полно народу. По большей части это была его заслуга, Вивиан не хотела видеть никого из своих родственников. Ей хотелось поскорее со всем покончить.

Эван настаивал на том, что хочет подвезти его, наплевав на то, что он пропустил уже большую часть занятий в колледже. У Ашера не было никаких сил спорить с ним. Предстоящий день обещал быть тяжёлым, даже несмотря на то, что Эван будет рядом. Семейное похоронное бюро находилось поодаль от дороги, его окружали надгробия, и огорожено оно было коваными железными воротами. Шпиль одинокой часовенки тянулся к небу.

Ашер узнал бабулю Беатрис и сестру Мариссы, Нэнси, которые стояли рядом с входом вместе со своими мужьями, чьи имена Ашер не помнил. В этой семье всегда главенствовали женщины. Мужья же либо оставались в тени, либо вовсе отсутствовали. Наверное, это было отличительной чертой семейства Хилтон.

Если бы Марисса была на десять лет постарше и у неё был характерный кашель курильщика, то она была бы просто копией Нэнси. Глаза Нэнси были покрасневшими, когда она посмотрела на Ашера. Лицо Беатрис скрывала траурная вуаль, поэтому было не видно, плачет она или нет. Прошло уже несколько лет со времён их последней встречи, и они, наверное, уже не помнят его.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Он хотел незаметно проскользнуть мимо них, но всё-таки смерть Мариссы была и для них горем, поэтому он должен был выразить свои соболезнования.

— Я пришёл, чтобы почтить память Мариссы, — сказал он. — Я друг Вивиан.

Беатрис, похоже, узнала его.

— О. Ну конечно. Ты Аши, не так ли?

Его челюсть напряглась.

— Ашер, да.

Она важно кивнула.

— К сожалению, Вивиан здесь нет. Она не смогла заставить себя войти внутрь.

И она просто ушла? Ашер проглотил проклятия, которые так и просились соскочить с языка.

— Ничего страшного, я ей позже перезвоню. Прошу меня простить.

Он хотел было войти, но никто не посторонился. Женщины переглянулись, а затем уставились на него. На губах Нэнси появилась слабая улыбка.

— Милый, мне очень жаль. В завещании Мариссы указано, что если по ней будет проводиться месса, то она бы хотела, чтобы на ней присутствовали только члены семьи. Но ты вполне можешь прийти завтра на похороны.