В саду Дарлингтона Эми с головой ушла в игру, и Майкл, потрепав ее по волосам, сказал:

– Пойду, принесу тебе попить холодненького, мой огурчик. Да, переберись-ка лучше туда, в тенек. Как бы тебе не стало нехорошо от жары.

По дороге на кухню он завернул поговорить с руководителем группы охраны. Митч Винтер, тяжеловесный добросовестный работник с наголо выбритой головой, разговаривал по телефону, зажав в свободной руке сигарету. На стене его кабинета висели оправленные в рамки карты островов – маленьких островов, население которых образовывало крошечные сплоченные сообщества: Сарк, Лунди, Питкерн, Стипхольм. Мечты немало могут рассказать о характере человека. Порой они выдают то, чего он и сам о себе не знает. Бывший моряк, бывший наемный убийца – Митч Винтер считал, что заслужил право отказаться наконец от участия в этих крысиных бегах. Он мечтал поселиться в каменной хижине, спрятавшейся в лощине между холмами, откуда открывался бы вид на море; мечтал об одиноких прогулках по гребням холмов, о немногочисленных, но дружелюбных соседях; о том, как будет проводить вечера в старинном трактирчике, за кружкой темного пива, у его ног будет лежать собачонка, а на руках не будет больше человеческой крови.

При виде Майкла Митч закончил разговор и почтительно поднялся.

Майкл резко сказал:

– Отец девочки еще жив.

– Ричард Янг? – голос Митча поражал мягкой глубиной.

– И он встретился с этой Сноу.

– Вам известно, где?

– В окрестностях Глеб-коттеджа в Девоне. Пусть два идиота, которых вы туда посылали, снова прочешут округу.

– А когда найдут? Инсценировать несчастный случай?

– Нет! – рявкнул Майкл. – Просто прикончить обоих – любым способом. Задушить, зарезать, пристрелить, затрахать до смерти – мне все равно. Я просто хочу, чтобы этой пары не стало. Немедленно!

– Они не могут представлять угрозу. Всего-навсего...

– Они постараются добраться сюда. Каждому понятно:

Янг вычислит, что у нас готовится.

– Я ими займусь.

Майкл направился в кухню. Его глаза горели. Он напоминал управляемую ракету, нащупавшую цель. Он хорошо знал, чего желает, знал, как этого добиться, и помоги Бог тому несчастному глупцу, который окажется у него на пути.

Ричард объявил пятиминутный привал и посоветовал Розмари воспользоваться случаем подсушить одежду. По его подсчетам, они оставили за собой три мили – достаточно, чтобы не думать пока об озверевших подонках, идущих по следу.

Куст дикой розы на берегу ручья был усыпан белыми цветами. Розмари ходила вокруг него, накалывая на шипы размокшие банкноты.

– Сколько там? – спросил Ричард, сражаясь со шнурками.

– Двести.

– На машину хватит... черт! – мокрые шнурки стянулись в тугой узел. Ричард ногами спихнул неразвязанные кроссовки, стянул джинсы и рубаху. Все тело болело, скорее от напряжения, чем от усталости. Только увидев у себя на груди синяки, Ричард вспомнил, как утром летел кубарем с холма.

Он посмотрел на Розмари. Джинсы облепили ее, как вторая кожа. Когда девочке удалось наконец стянуть их, заодно снялись и трусики. Ричард с трудом отвел взгляд от пучка черных волос на лобке.

Девочка стояла спокойно, как ни в чем не бывало. Видимо, последние две недели выбили из нее всякую стыдливость.

“Занесло бы сюда сейчас группу туристов из какого-нибудь Клуба Молодых Сердец, так они бы, пожалуй, решили, что стали свидетелями оргии под открытым небом”.

Ричард развесил одежду на ветках и, обойдя денежный куст, спустился к ручью, смыть с лица налет хлорки после бассейна. В голове у него звучал голос:

“К вечеру ты должен быть в Вэйкфилде. Ты должен остановить Майкла. Ты должен вытащить Эми и Кристин, и даже эту занозу-в-заднице – Джо Барраса. Должен. Должен. Вот только как?”

Они столько прошли, но так и не увидели ни одной деревушки. “Что дальше, дружок Дикки? Может, попадется одинокий домик? Можно угнать автомобиль у какой-нибудь старушки”.

Готов ли он нарушить закон и, может быть, даже причинить вред невинному гражданину ради того, чтобы вовремя поспеть в Вэйкфилд?

Ричард застывшим взглядом уставился на скользящую между пальцев струю. Над водой пронеслась, блеснув на солнце золотистыми крыльями, стрекоза. Высоко в небе гудел вертолет.

Он знал ответ. ДА. Идет борьба за выживание. Закон природы. Природе не нужна малышка, которая обожает белый шоколад и мультики про Тома и Джерри, любит командовать и может без причины наброситься на старшего брата, кусая его за нос так, что у мальчишки слезы выступают на глазах. Природе не нужно, чтобы он, Ричард Янг, спасал дочурку по имени Эми. Нет, природа желает, да что там, требует во что бы то ни стало сохранить гены предков, заключенные в теле ребенка. Он просто-напросто рабски повинуется закону, по которому миллиарды лет живет вся природа. Поэты и опьяненные лунным светом юнцы называют его любовью.

“Я выполняю заданную программу”. Совсем как повисшая над ручьем стрекоза или птаха, которая, не жалея крыльев, носится за мошкарой, чтобы наполнить жадные клювы горластых птенцов. Это не родительская любовь, а генное программирование. И собака, и крыса, и человек отдают жизнь ради спасения отпрыска, чтобы он мог выжить и породить новую жизнь. Мы не родители, а гребаные почтальоны! Дети – почтовые конверты с наборами генов, и все человечество покорно трудится, стремясь в целости доставить их к месту назначения. И все ради того, чтобы удовлетворить беспощадного тирана, которого почему-то зовут “мать-природа” и который желает заполнить весь мир, от дна морского до горных вершин так называемой жизнью. “Чего ради, спрашивается! Что приносит нам жизнь, кроме боли, разочарований и, в конце концов, неизбежной смерти?”

– Ричард! Что с вами?

Он поднял взор. Глаза жгло, все расплывалось перед ним.

– Глаза слезятся. Хлорка, должно быть.

Вытирая слезы, Ричард позволил девочке отвести себя за руку на берег. Там он опустился на траву, опустил голову. Она крепко обхватила его за плечи, прижала к себе. Мгновенье он сидел так, застывшей глыбой льда, но потом чувства прорвали ледяную кору, и Ричард всхлипнул, как обиженный ребенок, зарывшись лицом в ее согретые солнцем волосы.

Человеческое тепло оказалось целительным лекарством Теплая волна разбежалась по всему телу, снова делая его человеком.

“Стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить? Да, черт подери!”

И жизнь его близких также драгоценна. Он отстоит своих, и даже в глубокой старости, окруженный счастливыми детьми, внуками и правнуками, не забудет этого дня. Дня, когда ощутил в себе жизненную силу, превосходящую мощь миллионов ядерных реакторов, – вечную, как звезды, пронизывающие ветви ивы, травинки, кусты шиповника, птиц и стрекоз – и его самого. И все это подарила ему измученная перепуганная девочка, прижавшаяся к его плечу.

Ричард поднял голову, взглянул в ее сияющие глаза.

– Мы справимся, Розмари. С нашей командой Майклу не тягаться.

На губах Розмари появилась улыбка:

– Майкл еще не знает, с кем связался. Мы ему покажем, верно?

– Точно, малыш.

Неожиданно для самого себя он поцеловал ее в губы.

Какие нежные губы! Ричард дрожал, чувствуя, как волна живительной силы переливается от ее губ к нему и возвращается обратно.

Еще мгновенье они смотрели друг другу в глаза, откинув головы, но не размыкая объятий – и читая во взглядах друг друга слова великой тайны.

Потом Ричард почувствовал, что настала пора разомкнуть руки. Розмари застенчиво улыбнулась. Она тоже поняла.

Они больше не касались друг друга, но связь не прервалась. Ричард чувствовал, что эта шестнадцатилетняя девочка сейчас так близка ему, как никто и никогда в жизни.

Розмари повернулась, чтобы собрать одежду, и он заметил что-то новое у нее на левой щеке. Ричард присмотрелся. Что-то изменилось, но что?

И тут он понял, в чем дело.

– Стой, Розмари. Дай взглянуть на твою щеку.