— Они, к слову, и сейчас не в курсе произошедшего. Мы не стали рассказывать, — вздохнув, добавила графиня.

С одной стороны, это было отличной новостью — мне можно было ни с кем не объясняться и ни перед кем не краснеть за допущенное происшествие. Естественно, я сейчас имел в виду князя и графа Белорецких, которые и так из-за моих войн не шибко были рады, когда их дочери проводят со мной время. В лицо мне, конечно, это не сообщалось, но догадаться о мыслях отцов мне было нетрудно и без дара телепатии.

С другой же стороны, струсить и не сообщить об этой угрозе, даже если это единичный случай, я себе позволить никак не мог — становилось позорно на душе от одной только подобной мысли.

— Придётся рассказывать, — вздохнул я и поднялся с ног. А затем, почувствовав в животе пустоту, тут же добавил: — Только сначала поедим.

Следующие два месяца, прошедшие без каких-либо потрясений и конфликтов, стали для меня приятным и неожиданным подарком судьбы. Пожарские полностью исчезли из поля зрения, оставив любые попытки и намерения как-то мне навредить. Вместе с ними с радаров пропали и Светлицкие, которые, что удивительно, ни разу за всё время даже не заикнулись о потере члена рода. Будто Виктория никогда и не жила среди них, и не считалась членом клана. Хотя, признаться, я до последнего ожидал вопросов на её счет хотя бы от императора. Но он, казалось, будто был даже и не в курсе случившегося.

Студенческие будни начали по-настоящему затягивать; университетская рутина вкупе с делами княжества постепенно возвращали мою жизнь в то привычное русло, которое едва не растворилось в водовороте недавних событий.

В данную минуту я сидел на лекции по высшей математике. Аудитория была наполнена привычным шорохом страниц и приглушёнными перешёптываниями. За окном медленно плыли серые облака, и редкие лучи солнца пробивались сквозь них, падая на мраморный пол. Де Лавальер, преподававшая нам этот сложный предмет, занимала кафедру, оглядывая аудиторию своим ледяным взором, которого многие из присутствующих старались избегать. Её строгая фигура вырисовывалась на фоне доски, исписанной сложными формулами. Каждый жест был отточен, а голос звучал ровно и безэмоционально, словно метроном.

Периодически она бросала взгляд в мою сторону, словно охотник, выжидающий удобный момент для атаки. Сначала меня это немало раздражало, но со временем я стал всё меньше обращать на неё внимание.

Пока де Лавальер излагала сложные концепции об уравнениях с неразрешимыми переменными, я позволил себе чуть отвлечься. Мысли плавно перетекали от одной темы к другой, словно облака в ясном небе. Справа от меня сидела Виктория, методично записывая за преподавателем все тезисы и формулы. Её тонкие пальцы быстро скользили по странице, выводя аккуратные строки. Однако в глазах читалась усталость, вступившая в схватку с усердием и усидчивостью девушки. Я заметил, как она время от времени потирает виски, словно пытаясь отогнать всё лишнее и настроить себя на работу.

Слева за партой сидела Настя, напряжённо выводившая что-то в блокноте, лишь изредка бросая взгляд на доску. Её золотистые волосы спадали на плечи, а брови были слегка сведены — признак глубокого сосредоточения.

Наклонившись к Виктории, я тихо прошептал, стараясь не привлекать внимания:

— Как думаешь, доживём до конца лекции?

Княжна едва заметно усмехнулась, не отрывая взгляда от тетради.

— Когда я смотрю на эти формулы со сложным интегралом, возникает ощущение, что мой мозг вот-вот взорвётся, — ответила она шёпотом, в голосе звучала лёгкая ирония.

Я улыбнулся, отлично понимая, что Вика шутит — всё, что касалось точных наук, сестра схватывала моментально. Следом покосившись налево, тихо добавил:

— Насть, ты обедать с нами пойдёшь?

Воронцова, уловив своё имя, повернулась к нам и, прищурившись, прошептала:

— Если вы двое не перестанете болтать, то обедать будут нами.

Её глаза блеснули озорством, после чего она тут же перевела взгляд на лектора. Я кивнул, изображая серьёзность, хотя внутри едва сдерживал улыбку.

В этот момент, словно почуяв чужую радость, де Лавальер подняла взгляд. Её глаза сверкнули холодным огнём, и на мгновение в аудитории воцарилась напряжённая тишина. Я почувствовал, как напряжение повисло в воздухе, а внимание женщины сконцентрировалось на мне.

— Князь Черногвардейцев, может быть, вы поделитесь с нами своими мыслями по поводу решения этого уравнения? — её голос был холоден, как зимний ветер.

Все взгляды обратились ко мне. Я поднял глаза и с лёгкой улыбкой ответил:

— Боюсь, Анна Викторовна, что мои способности могут вас разочаровать. Но если вы настаиваете…

В аудитории пронёсся лёгкий шёпот. Виктория посмотрела на меня с настороженностью, а Настя прикрыла рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Де Лавальер прищурилась, её губы сжались в тонкую линию.

— Ваше присутствие на лекциях оставляет желать лучшего, а отношение к предмету — ещё хуже, — сказала она с укором, её тон был пропитан ледяным сарказмом. — Возможно, вы считаете, что ваш титул позволит вам игнорировать учёбу и получать отметки просто так?

Это была старая песня. В самом начале семестра, ещё в горячую фазу войны с Пожарскими, мне так или иначе пришлось пропустить не один день занятий в университете. И теперь, всё оставшееся учебное полугодие, мне то и дело приходилось выслушивать замечания старой мегеры на этот счёт. Основная масса преподавателей, к слову, отнеслась к моим обстоятельствам с пониманием, предложив ряд адекватных вариантов закрыть случившиеся пропуски. Но де Лавальер среди их числа, конечно же, не оказалось.

Я слегка наклонил голову, изображая глубокую задумчивость.

— Вовсе нет, Анна Викторовна. Просто так мне в этом мире пока ничего не доставалось. Разве что ваша искренняя забота, — произнёс я сдержанно, но в голосе прозвучала едва уловимая ирония.

Виктория тихо ахнула, а Настя сжала губы, чтобы не выдать себя улыбкой. Взгляд же де Лавальер стал ещё холоднее, если это было возможно.

— Если это так, Алексей Михайлович, может быть, вы решите это уравнение у доски? — предложила она, жестом указывая на доску, исписанную сложными формулами.

Я встал, чувствуя на себе взгляды всего курса. Внутри меня кипел лёгкий азарт. Подойдя к доске, мельком взглянул на уравнение. Оно действительно было непростым, но решаемым.

Взяв мел, я принялся быстро писать на доске формулы, выводя решение. Рука двигалась уверенно, а мысли текли ясно и чётко. Если эта женщина думала меня таким образом подловить, то не выйдет. Особые отношения с графиней вынуждали меня выделять для её предмета отдельное время и заниматься дополнительно — иллюзий о том, что удастся с ней легко разойтись, у меня не было, как и разбирающихся в высшей математике демонов, способных помочь на экзамене.

Закончив, я повернулся к аудитории.

— Вот и всё, Анна Викторовна, — произнёс я и неспешно направился в сторону своего места.

Де Лавальер подошла к доске, внимательно изучая мои записи. На её лице на мгновение промелькнуло удивление, но она быстро взяла себя в руки.

— Неожиданно и удивительно, — произнесла она, оборачиваясь ко мне, а затем уже более скептично добавила: — Если, конечно, не иметь представления о возможностях вашего дара.

Я пожал плечами, стараясь выглядеть безразличным.

— У страха глаза велики, — ответил я с лёгкой улыбкой.

Анна Викторовна сжала губы, явно недовольная тем, что её попытка пристыдить меня не увенчалась успехом.

— Продолжаем занятие, — сухо бросила она и вернулась к лекции.

Повернувшись вправо, я заметил, как Виктория покачала головой.

— Мне кажется, зря ты её доводишь, — прошептала княжна, но в глазах её светилась улыбка.

— Плевать. И не такое переживал, — дёрнув губой, отмахнулся я.

Настя тихо рассмеялась.

— Стоит признать, это было красиво, — прошептала она, подмигнув.

Лекция продолжилась без происшествий. Я чувствовал, как напряжение постепенно спадает, и вновь погрузился в свои мысли. Ощущение надвигающейся встречи с Романовым уже начинало слегка омрачать день. Интересно, чего он хочет на этот раз?