Действительно, и «Лебедь», и «Оса» были устроены так, что могли посылать свой разряд электричества только вертикально, то есть лишь тогда, когда они находились непосредственно над своей мишенью, и «Ремэмбер» имел достаточно времени, чтобы помешать Ивановичу осуществить его намерение. Кроме того, можно было сказать с уверенностью, что одно появление «Ремэмбера» должно было заставить Ивановича прежде всего подумать о самозащите или даже искать спасения в бегстве.

Каково же было, в самом деле, удивление и недоумение Ивановича, когда, поднявшись на достаточную высоту, чтобы видеть эспланаду Франс-Стэшена, которую до того скрывали от него деревья, он вдруг увидел на ней всех европейцев в полном сборе, расположившихся в непринужденных позах, как было упомянуто выше, причем почтенный Джильпинг, взобравшись на спину своего возлюбленного Пасифика, пытался заставить его продемонстрировать приемы «высшей школы», чему последний упорно не поддавался. В тот момент, когда установленные на «Ремэмбере» рефлекторы передали эту картину, Джонатан Спайерс, не смеявшийся уже много дней, не мог не разразиться громким смехом; его примеру последовали и остальные.

— Браво! — воскликнул он. — Я уверен, что это внушит страх такому жалкому трусу!

Действительно, оба воздушных судна держались в воздухе на расстоянии ста пятидесяти — двухсот метров от жилища графа и Дика, не смея приблизиться к нему. Вдруг они наклонили свои носы и стали медленно спускаться к земле: удивленный донельзя поведением своих врагов, Иванович почувствовал безотчетный страх и подал сигнал сесть на землю, чтобы посоветоваться со своим помощником, Хомутовым.

— Ну, чего вы ждете? Отчего разом не поразите всех этих наглецов?! — грубо воскликнул Хомутов, как только палубные люки обоих судов раскрылись. — Право, если бы я не находился у вас под началом и если бы смерть этих людей не была мне глубоко безразлична, я бы стал действовать помимо вас!

— Да разве ты не понимаешь, что для того, чтобы так бравировать в их положении, они должны рассчитывать на что-нибудь верное, на что-нибудь такое, что может парализовать наши действия?!

— Тем лучше, — сказал Хомутов, — роль убийцы мне не по душе. А вы разве деретесь только без риска, наверняка?

Бледный и нерешительный Иванович был жалок в эту минуту.

— Ты не знаешь Джонатана Спайерса, — заметил он, — он способен изобрести в несколько дней какую-нибудь адскую машину, которая заставит всех нас дорого поплатиться за нашу смелость!

— Как! Имея в своем распоряжении такие сильные орудия, вы способны отступить?! Так зачем было вытаскивать меня из Мельбурна? Нет, с этим надо покончить; дайте мне попытать счастья! Я пойду вперед, а вы будете держаться на некотором расстоянии позади меня, чтобы в случае надобности оказать мне поддержку!

Иванович все еще не решался.

— Ничто не может быть естественнее, — продолжал Хомутов, которому были известны намерения Невидимых относительно графа, — предводитель всякой экспедиции руководит действиями, а не выставляет себя вперед!

— Пусть так, — согласился Иванович, — в таком случае ты примешь командование «Лебедем», батареи которого уже испробованы нами вчера, это будет вернее!

— Хорошо, — согласился Хомутов, — мне все равно!

Он не подозревал о скрытых мыслях Ивановича, который при этом имел в виду, что вчера Красный Капитан видел его на «Лебеде» и потому, если он в состоянии защищать Франс-Стэшен, то, наверное, направит свои главные силы на «Лебедя», полагая, что Иванович на нем, и, быть может, оставит без внимания «Осу» с неизвестным командиром.

Сотни человеческих душ предал Иванович смерти ради своих интересов, но собой он никогда не рисковал, и теперь он помышлял только о том, как бы самому избежать опасности в случае неудачи. Его природная хитрость и осторожность пробуждались в нем с удвоенной силой при малейшем признаке опасности, и тогда он, не задумываясь, отказывался от всех своих планов и замыслов, только бы не рисковать своей жизнью. Вот почему его враги, несмотря на все свое мужество и настойчивость, не могли до сих пор расправиться с ним; они даже не знали его имени, кроме нескольких человек, которых он связал словом, уверенный, что эти люди никогда не изменят своему честному слову, даже если он сто раз нарушит свои обещания.

Собираясь перейти на «Осу», Иванович сообразил, что двое находившихся на этом судне Невидимых могли только стеснить его в момент бегства, и решил избавиться от них. За несколько минут в его голове созрел новый план, который должен был обеспечить впоследствии его несомненную победу. Зная упорство Джонатана Спайерса в злобе и ненависти и решение канадца и графа преследовать его даже на краю света, Иванович был уверен, что ему без труда удастся заманить их куда угодно и таким образом заставить их попасть в расставленную им западню.

— Степи Урала безмолвны! — прошептал он сквозь зубы и приказал людям, находившимся на «Осе», перейти к Хомутову на «Лебедя».

— Тебе пригодятся еще два человека, — сказал Иванович, — а мне никого не надо!

У Хомутова родилось подозрение, что этот трус хочет бежать. Но что он мог сделать против этого?! Кроме того, не все ли ему было равно, раз он решил действовать на свой страх и риск, не рассчитывая на его поддержку?!

Оба воздушных судна одновременно поднялись на воздух, и Хомутов, не оглядываясь, следует ли за ним Иванович, смело направился прямо на Франс-Стэшен. Видя его решительный образ действий, «человек в маске» на мгновение устыдился своего малодушия и, не рассуждая о том, что он делает, последовал за ним.

Завидев «Лебедя», мчавшегося прямо на Франс-Стэшен, наши друзья невольно устремили тревожные взгляды на озеро. Всего одна минута промедления — и могло быть уже поздно. Но едва успели они это подумать, как «Ремэмбер», точно стрела, взлетел на воздух и преградил дорогу обоим судам, вызывая их на бой. В один момент все обитатели Франс-Стэшена очутились на ногах и с напряженным вниманием устремили взоры вверх. Из-за кустов и деревьев буша также всюду вынырнули черные головы туземцев, нагарнуков и нготаков, сгоравших от нетерпения наброситься друг на друга, но выжидавших, когда белые люди окончат свои счеты между собой.

БОЙ ОБЕЩАЛ БЫТЬ ТЕМ БОЛЕЕ ИНТЕРЕСНЫМ, что все суда внутри нисколько не пострадали от электрических залпов; чтобы победить врага, нужно было идти на абордаж, причем малейшее повреждение крыльев или руля должно было неизбежно повлечь за собой моментальное падение судна на землю, а это означало неизбежную и страшную смерть для всего экипажа.

В данном случае, сила удара несомненно была на стороне «Ремэмбера», а проворство движения и численность — на стороне противника.

Достаточно было, чтобы одно из малых судов атаковало «Ремэмбер» с носовой части, тогда другое могло наброситься со всего разлета на одно из крыльев колосса и повредить его. Понятно, что при этом и атакующее судно погибнет вместе с атаковавшим, и тогда победа останется за другим маленьким судном, которое и сотрет с лица земли Франс-Стэшен и всех его обитателей.

Поэтому было необходимо, чтобы весь экипаж того из двух судов, которое атакует «Ремэмбер», согласился пожертвовать своей жизнью.

Не подлежит сомнению, что если бы Хомутов и Иванович могли сообщаться между собой, то первый предложил бы пожертвовать собой ради удачи предприятия, но Красный Капитан, предвидевший опасность, решил не дать времени своим противникам сговориться. Да и вид внезапно вынырнувшего из озера «Ремэмбера» произвел на Ивановича ошеломляющее впечатление, и некоторое время «Оса» бесцельно носилась в воздухе. Спайерс приписал это неосведомленности человека, которому Иванович должен был спешно поручить управление судном; думая, что его смертельный враг находится на «Лебеде», он направил «Ремэмбер» на последний.

Хомутов сразу понял, что не может рассчитывать на своего союзника, и решил смело выдержать схватку. Чтобы лучше владеть своим судном, он убавил ход, и в тот момент, когда «Ремэмбер» устремился на него с целью нанести решительный удар, «Лебедь» кинулся книзу, и колосс, увлекаемый силой инерции, стремительно пронесся над ним Едва только «Лебедь» остался позади, как он тотчас же поднялся и попытался нанести «Ремэмберу» удар своим тараном в кормовую часть. «Ремэмбер» едва успел повернуться носом к противнику, который, видя, что его маневр не удался, пользуясь своей быстротой, взвился вверх и пронесся над гигантом.