— Господин Люс прав, мой друг! Я, конечно, не отрицаю, что этот господин может быть и весьма порядочным человеком, случайно подоспевшим к вам на помощь, но в том положении, в каком мы теперь находимся, вы должны никому и ничему не доверять!

— А если мы ошибаемся, то какого же мнения будет обо мне этот господин, посланник Панамы, с которым я легко могу встретиться в обществе?!

— Ну, а если мы не ошибаемся? — возразил Дик со свойственной ему настойчивостью, — и если вы не выйдете из дома этого господина?! Помните, как мы в доме консула в Мельбурне были заманены в западню, устроенную для нас самим господином Люсом?!

— Кроме того, — проговорил Люс, — вы, граф, вовсе не обязаны нанести ему визит непременно завтра, особенно ввиду вашей раны; вы можете сделать это и спустя некоторое время! Так дайте же мне два дня срока, и я берусь доказать вам, что я не ошибаюсь!

— Охотно, — сказал молодой граф, — делайте то, что вы считаете нужным!

В этот момент Лоран, не присутствовавший на совещании, вошел бледный, как смерть, и, дрожа всем телом, подал графу большой конверт с печатью Невидимых; такие конверты граф уже дважды получал при условиях, которых Лоран не мог никогда забыть.

— Кто принес это? — спросил Оливье.

— Не знаю! — ответил дрожащим голосом несчастный Лоран.

— Полно, Лоран, успокойся и объясни мне!

— Я ничего не знаю, какими судьбами это письмо попало к нам в дом; оно, как и те два, лежало на маленьком столике у вашей постели!

Граф взломал печать и прочел вслух:

При чтении этой бумаги невольный трепет пробежал по телу присутствующих.

Не успели, однако, они прийти в себя, как Том, глухонемой негр Красного Капитана, прибыл из замка Тремуаль и вручил своему господину точно такой конверт, какой только что получил Оливье.

— Теперь и моя очередь, — проговорил Джонатан Спайерс.

Действительно, это был второй смертный приговор члену Общества Невидимых под номером триста тридцать третьим, Федору, за государственную измену, как гласил документ, что составляло единственную разницу между приговором Оливье и Спайерса, так как в первом не была указана вина. Зато срок приведения приговора в исполнение был назначен тот же.

Тяжелое молчание воцарилось в дружеском собрании, как вдруг раздался глухой, отдаленный голос, донесшийся точно эхо, который медленно и отчетливо произнес: «Да свершится над вами суд Божий!»

ЛЮС ОБИТАЛ В ПЯТОМ ЭТАЖЕ ГРОМАДНОГО дома, имеющего два входа, один — с новой улицы Капуцинок, другой — с бульвара Капуцинок. Это обстоятельство и заставило Люса избрать этот дом для своего местопребывания: наблюдать за входом и выходом жильцов такого громадного дома — дело очень трудное. В своем нормальном виде Люс всегда выходил на бульвар; переряженным же покидал дом не иначе, как через улицу Капуцинок. Кроме того, под предлогом, что его собственная маленькая квартирка мала, Люс нанял в другом конце дома две комнатки, выходившие окнами на другую улицу; благодаря этой комбинации ловкий сыщик имел возможность, не выходя из дома, наблюдать за бульваром Капуцинок на протяжении от храма Магдалины до улицы Мира, а также и за большей частью улицы Капуцинок. В доме же он слыл за чиновника в отставке, занимающегося в настоящее время изобретениями фотографии. В лицо его знал только привратник со стороны бульвара, принимавший от него плату за наем помещения; привратник же со стороны улицы Капуцинок видел его только переряженным и принимал за случайного посетителя кого-нибудь из жильцов.

Не раз ради забавы Люс приходил загримированный к привратнику с улицы Капуцинок и спрашивал Люса, причем неизменно получал в ответ: «Не знаю такого!». Затем отправлялся к привратнику со стороны бульвара и получал в ответ: «Подъезд В, на пятом, дверь направо».

Небольшая квартирка Люса, обставленная с известной элегантностью, не отличалась ничем особенным, и любой сыщик мог перерыть ее до основания, не найдя ничего подозрительного. Люсу прислуживал негр, привезенный им из Алжира, а домом заведовала пожилая домоправительница. Ни тот, ни другая не знали о существовании отдельного помещения в том же доме, занимаемого их господином, где последний и находился в данный момент, занятый полнейшем преображением своей особы. После совещания, только что состоявшегося в доме графа д'Антрэга, где были приняты весьма серьезные решения, Люс поспешно вернулся домой.

Положение его было в настоящее время весьма очень сложное, о чем он, однако, не счел нужным сообщать своим друзьям, так как они в данном случае ничем не могли помочь ему.

Дело в том, что несколько лет тому назад он вынужден был выйти в отставку из-за одного таинственного дела, оставшегося неизвестным для публики. Но отказавшись от его услуг по распоряжению свыше, полицейская префектура назначила ему самую высокую пенсию, предупредив, что если когда-либо у него вырвется неосторожное слово или раскроется, что у него сохранились какие-нибудь важные документы, относящиеся к этому делу, то он не только лишится пенсии, но и поплатится несколькими годами пребывания на каторге в Гвиане или Новой Каледонии.

Теперь обстоятельный донос, присланный кем-то в префектуру, обвинял его в том, что у него сохранились и припрятаны в надежном месте не только важные документы, но и копия всего таинственного дела, копия, снятая по его приказанию в одну ночь его личным секретарем. Если роковая копия действительно существовала, ею хотели овладеть во что бы то ни стало; но так как Люса не считали достаточно наивным, чтобы он держал ее у себя, то его выслеживали вот уже несколько дней, желая убедиться, не имеет ли он где-нибудь в Париже другой квартиры, снятой им на чужое имя.

Люс сразу же заметил, что за ним следят, и, поспешно вернувшись домой, принялся внимательно изучать тех двух сыщиков, которые были приставлены к его особе, один для дневных, другой — для ночных наблюдений.

— Ого! — воскликнул он. — Им приказано не упускать меня из виду, это не шутка!

Какой-нибудь новичок на его месте просто-напросто, вернувшись к себе, прошел бы в потайную комнату и стал бы выходить из дому не иначе, как переряженным и загримированным, но Люс знал, что однообразные донесения агентов утром и вечером: «Не выходил из дому» в течение нескольких дней подряд неминуемо навлекут на этот дом внимание всей парижской полиции, причем вполне возможно, что существование таинственного помещения будет открыто; поэтому он решил поступить иначе. Однажды днем он вышел из своего подъезда на бульвар с чемоданом и ночным саком в руке и, подозвав экипаж, приказал везти себя на Лионский вокзал. У кассы он заметил стоявшего за его спиной сыщика, взявшего билет до той же станции.

Получив билет, Люс прошел в буфет и потребовал себе кое-какую закуску, причем поручил слуге взять второй билет до Мезон-Альфора, который тот принес ему вместе со сдачей за закуску.

Заметив, что агент, следивший за ним, на каждой станции высовывается из окна, следя за входящими и выходящими пассажирами, Люс дождался ночи и на угловой станции, где его поезд пересекался с поездом, идущим в Париж, смешавшись с толпой пассажиров, с одним своим саком в руке пересел на этот поезд, предоставив агенту спокойно ехать дальше.