— Вот совпадение! — воскликнул Дик. — Мой отец тоже служил в его корпусе. Он был ротным командиром в Пенсильванском полку.

— В Пенсильванском! — проговорил Оливье, интересуясь все сильнее и сильнее.

— Да. Мой отец рассказывал, что он попал в плен, и его хотели повесить, но командир полка выручил его, завязав с англичанами битву под Йорктауном…

— А как звали этого командира?

— Маркиз Лорагю д'Антрэг.

— Это мой… — начал было Оливье и закусил себе губы.

— Договаривайте, граф, я все знаю: это — ваш дед, а я — сын спасенного им капитана Лефошера, готовый отдать за вас последнюю каплю крови.

— Вы знаете?.. Что вы знаете?

— Все ваши приключения и в России, и в Париже, все причины, побудившие вас уехать в Австралию…

— Ах, Лоран! Лоран! Ведь я же просил тебя не болтать! — с упреком обратился граф к своему слуге.

— Простите меня, граф, — оправдывался, подбегая, Лоран, — это случилось как-то нечаянно. Мне сделалось очень грустно, а господин Дик выказал такое сочувствие…

— Не браните его, граф, — вступился Дик. — Вы спали; бедный Лоран плакал. Мы разговорились и открыли друг другу душу. Право, это очень хорошо, что я знаю. Я только жалею, что не знал этого раньше! Я пригласил бы своих канадских товарищей, и мы уже давно были бы на прииске.

Оливье дружески сжимал руки старого канадца; по его загорелому лицу текли горячие слезы умиления.

— Это моя вина! Как я не сообразил, что вы совсем не похожи на заурядного авантюриста, который ищет золото ради золота… Но не все еще пропало. Я еще успею поправить дело. Только бы отсюда выбраться поскорее…

Между тем путники продолжали идти по подземелью, свод которого постепенно понижался, так что даже Джон Джильпинг вынужден был слезть со своего осла, на которого он уселся за некоторое время перед тем, и продолжал путь пешком. Вместе с тем дорога шла не вверх, а вниз, так что в конце концов у Дика зародилось беспокойство, которым он решил поделиться Оливье.

— Не посоветоваться ли нам с англичанином? — предложил граф.

— С пьяницей-то с этим! Ну, что от него можно ждать путного? — возразил Дик.

— Вы не смотрите, что он любит выпить. Все англичане более или менее таковы, а между тем всякий согласится, что они дельные люди. Ведь Джильпинг — геолог, он наверное знает толк в интересующем нас деле.

Когда к англичанину обратились за советом, он внимательно оглядел почву и объявил, что, по его мнению, трещина, в которой они находятся, представляет собой результат извержения вулкана, что подземный ход может продолжаться до бесконечности, что нет основания полагать, чтобы он имел где-нибудь отверстие на земной поверхности.

— Я давно уже видел, что дело неладно, — закончил свое заключение англичанин, — но думал, что вы хорошо знаете дорогу, и молчал. Теперь, когда вы меня спросили, я должен вам посоветовать как можно скорее возвращаться назад. Мой геологический опыт предупреждает меня, что где-нибудь отсюда выходит нефтяное озеро, в которое мы можем совершенно неожиданно провалиться. Я даже положительно слышу запах нефти…

Не успел Джильпинг договорить, как раздался ужасный взрыв, потрясший своды и опрокинувший на землю всех путешественников. Фонарь выпал из рук Лорана и потух.

Когда прошли первые минуты ошеломления, путешественники встали на ноги. Оказалось, что никто не пострадал. Лоран поспешил высечь огонь и зажечь фонарь.

Когда темное подземелье осветилось, все разом воскликнули:

— Что это такое?

— Мистер Джильпинг, — спросил Оливье, — как вы думаете, не взрыв ли это каких-нибудь газов?

— Совсем нет, — авторитетно возразил геолог. — Сотни и тысячи лет прошли с тех пор, как все здесь смолкло и замерло в гробовой тишине. Эти вулканические извержения принадлежат вторичному периоду; и эти внутренние излияния лавы, эти ее потоки пришли сюда издалека, так как в Австралии нет ни малейших признаков вулканов. Есть основание предполагать, что эта лава нашла свой выход лишь в океан, чем и объясняется невероятное количество скал и островов у восточных берегов Австралии.

— Так вы полагаете, что эти подземные ходы могут тянуться на протяжении нескольких сот миль, вплоть до самого моря?

— В этом нет ничего невероятного! Земная кора тверда и плотна только на поверхности; а по мере того, как мы опускаемся на значительную глубину, в ней все больше встречается пустот, образовавшихся вследствие сжатия газов и водяных паров в момент охлаждения расплавленной массы. Кроме того, если бы это был взрыв подземных газов, то все мы непременно бы задохнулись. Затем, обратите внимание, порыв ветра, опрокинувший нас всех, пронесся не из глубины недр земли, а из длинного хода, которым мы шли!

— Это правда! — воскликнул канадец. — Я тоже это заметил!

— Что касается меня, — продолжал Джильпинг, — то я твердо убежден, что этот взрыв — дело человеческих рук, произведен с помощью нескольких фунтов пороха, взорванного на некотором расстоянии от нас, под сводами этого подземного хода, вероятно, с целью лишить нас возможности вернуться обратно на поверхность земли!

Произнесенные невозмутимо спокойным тоном, эти слова англичанина словно громом поразили его спутников. Несмотря на свое несомненное мужество, Оливье с легкой дрожью в голосе спросил:

— Вы уверены, что не ошибаетесь?

— Вполне уверен, да и запах пороха уже постепенно доходит до нас. Разве вы не слышите?

Действительно, запах пороха ясно чувствовался в воздухе; теперь уже не могло больше быть сомнения.

— Значит, мы погибли?! — воскликнул Оливье.

— Это еще неизвестно; я утверждаю только, что был произведен взрыв в подземелье, и нам теперь остается обсудить, что делать!

— Но кому это могло быть нужно? — воскликнул Оливье.

— Кому!? — повторил удивленно канадец. — Неужели вы не догадываетесь? Те, кто преследовал вас и в Петербурге, и в Париже, последовали за вами и в Австралию и с самого момента нашего отправления из Мельбурна идут по нашему следу, вместе с лесовиками, которые, очевидно, у них на жалованье. Это они натравили на нас дундарупов, рассчитывая убить нас, оставаясь сами в стороне, а когда это не удалось, они прибегли к последнему средству — к взрыву! Кажется, это достаточно ясно!

ОЛИВЬЕ НЕ СРАЗУ СОГЛАСИЛСЯ С КАНАДЦЕМ; он никак не мог допустить, чтобы враги его были до такой степени могущественными. Но потом, припомнив все события, сопровождавшие его путешествие по Австралии, сопоставил их с парижскими и петербургскими происшествиями и невольно пришел к убеждению, что старый Дик прав.

Горько было молодому человеку сознавать, что он побежден, что враги восторжествовали над ним.

— Неужели мы умрем в этом подземелье!? — вскричал он в невыразимом отчаянии.

— Успокойтесь, граф, еще не все пропало, — уговаривал его Дик. — Нет такого положения, из которого бы не было выхода. Я не теряю надежды вырваться отсюда и употреблю все усилия, чтобы вас спасти. Я вечно помню завет отца, который постоянно твердил мне: «Дик, если кому-нибудь из Лорагю д'Антрэгов понадобится твоя жизнь, отдай ее, не колеблясь».

Оливье, обливаясь слезами, молча обнял своего друга. Лоран тоже протянул графу руки и сказал с чувством:

— Возьмите и мою жизнь, граф! Я с радостью пожертвую ею ради вас!

Эта сцена тронула даже толстокожего Джона Джильпинга. Он смотрел на трех друзей во все глаза и посапывал носом, бормоча про себя:

— Кажется они люди порядочные, джентльмены. А я-то принимал их за беглых каторжников! Надо им помочь, тем более, что я и сам не имею ни малейшего желания погибать так нелепо!

Случайно расслышав эти слова, Дик сказал вполголоса своим друзьям:

— Я готов переменить свое мнение об этом англичанине. Он, оказывается, вовсе не такая скотина, какой я его считал!

Он подошел к англичанину и молча протянул ему руку, которую тот пожал. Лед был сломан. Оливье и Лоран тоже подошли к Джону Джильпингу и обменялись рукопожатиями, что свидетельствовало о заключении дружеского союза. Заметим, что геолог-проповедник пожал руку Дику и Лорану с гораздо большей сдержанностью, чем графу Лорагю, который сказал ему свое настоящее имя. Но это различие нисколько не укололо искренних друзей графа.