Даже Виллиго, видя себя окруженным, презрительно сложил на груди руки и не сделал ни малейшей попытки избавиться от плена.

Дик подошел к Оливье и торопливо сказал ему:

— Ради Бога, граф, не сопротивляйтесь. У них отравленные стрелы. Лучше потом убежим от них.

Только Джильпинг вел себя, как бесноватый. Он ругался и кричал:

— Не смейте трогать английского подданного! Горе вам, если вы осмелитесь! За это правительство дорого заставит вас поплатиться!

По десятку дундарупов кинулось на каждого из товарищей Джильпинга, и в одну минуту все четверо были крепко связаны веревками, но так, чтобы они могли идти.

— Негодяи! — гремел неугомонный англичанин. — Как вы смеете с нами так обращаться?

Не имея другого оружия, он вытащил свой кларнет и отчаянно отмахивался им. Дундарупы, держась в стороне от Джильпинга, кричали:

— Кораджи! Кораджи! Кораджи паппа! Белый колдун!

Так они его и не взяли, остальных же пленников увели. Джильпинг остался один в обществе мула и осла. Блэк, разумеется, последовал за своим пленным хозяином.

— Что, не посмели? — кричал торжествующий Джильпинг. — Побоялись поднять руку на британского подданного? Но постойте, я вас догоню и заставлю освободить моих друзей…

Отъехав немного, он снял шляпу и, сидя на осле, торжественно проиграл «Боже, храни королеву»…

В конце концов Джильпинг кончил тем, что поехал в противоположную от дундарупов сторону.

А мул, оставшись один, постоял несколько минут в раздумье, куда ему идти, и кончил тем, что пошел за Блэком, который следовал за пленниками издали, так как дундарупы его прогнали, пригрозив бумерангом.

XX

Австралийские племена. — Нравы и обычаи. — Верования и суеверия. — Столб пыток.

ТРУДНО ОПИСАТЬ РАДОСТЬ, КОТОРУЮ испытывали дундарупы, разом завладев двумя такими врагами, как Виллиго и канадец, и потому они шли теперь ускоренным маршем в свою главную деревню, чтобы похвастать блестящей победой, не стоившей им ни одной человеческой жизни, ни одной жертвы. Пленники же отлично знали, что их ожидало в случае, если помощь не успеет подоспеть вовремя, если друзья не смогут освободить их раньше, чем наступит роковой час казни.

После того, как любопытство женщин, детей и всех тех, кто знал этих двух пленников только понаслышке, будет удовлетворено, после того, как все вволю наглядятся на них, осмотрят и ощупают их со всех сторон, их привяжут к столбу пыток и в конце концов умертвят, применив самые ужасные пытки, какие только в состоянии придумать мстительный и жестокий ум.

Длительность пытки соразмеряется со степенью уважения, внушаемого побежденным врагом своей смелостью и мужеством.

В то время численность туземцев в Австралии составляла до полумиллиона человек, разбросанных на всем протяжении австралийской территории в виде многочисленных мелких племен, насчитывающих от пятисот до шестисот воинов, что с женщинами, старцами и детьми составляло от трех до четырех тысяч душ в каждом племени.

Хотя все эти племена были, несомненно, одного происхождения, их все же нельзя назвать одинаково уродливыми и безобразными. Так, например, три главнейших племени, живущих в восточной части Австралии, — нагарнуков, дундарупов и нирбоа — не походят на тех австралийских туземцев, какими их обычно любят изображать. Как мужчины, так и женщины этих имеют средний рост, прекрасно сложены, некоторые даже довольно стройны и вообще представляют собою тип, далеко не отталкивающий. Это, вероятно, объясняется тем, что они живут в лучшей части страны, наиболее плодородной и изобилующей разной дичью и плодами, а следовательно, хорошо и вкусно питаются, тогда как дикари Нового Уэльса, южной части Австралии, бродящие вдоль песчаного бесплодного побережья, где они с трудом находят себе пищу, несомненно вырождаются под влиянием неблагоприятных условий жизни. Эти несчастные дикари действительно омерзительны и стоят в своем умственном развитии ненамного выше животных, поэтому попытки привить им некоторые блага цивилизации всегда оставались бесплодными. Даже если их взять в самом раннем возрасте и с величайшей заботливостью воспитывать в течение нескольких лет, обращаясь как можно ласковее и бережнее, все же они воспользуются первым случаем, чтобы сбежать, сбросить с себя всякую одежду и вернуться в свои леса.

Кусок полуразложившегося тюленьего мяса, поджаренные, а часто и живые ящерицы, попугаи и опоссумы, которых они ловят в силки, являются для них лакомыми блюдами. Прибрежные жители питаются исключительно одной рыбой, которую они бьют примитивной острогой, а в лесах они лазают по деревьям и ловят белок, летучих мышей, вампиров, опоссумов и других животных.

Кенгуру, встречающийся в таком изобилии в восточной части Австралии, является здесь редким блюдам, ради которого местные жители устраивают настоящий пир.

Питаются они также, когда их одолевает голод, и кореньями разных папоротников, и пауками, и гусеницами, и личинками белых червей, а также древесной корой и особого рода глиной, которая хотя и не насыщает их, но создает иллюзию сытого желудка.

При таких тяжелых условиях эти несчастные худеют до того, что начинают походить на скелеты, обтянутые кожей, и становятся невероятно жалкими и вместе с тем отвратительными. Они ведут бродячий образ жизни, но постоянно толкутся в одной и той же прибережной полосе, никогда не углубляясь внутрь материка.

Они не имеют иного никакого оружия, кроме жалких копий с наконечниками из железного дерева; единственная и вечная их забота — это забота о пропитании. Едва насытившись, они уже начинают готовить припасы для нового приготовления пищи. Каждое из этих племен имеет свое наречие, но имеет никаких религиозных верований; у них нет даже представления о какой-либо высшей силе, которой они, по примеру африканских дикарей, приписывали бы все непонятные для них явления. Они приписывают все несчастья — голод, мор, засуху и даже смерть — луне, которая в их представлении есть жилище мертвецов. Мертвецы внушают им невероятный страх; они думают, что по ночам эти умершие спускаются с луны, чтобы мучить живых. Кораджи или колдуны, по их мнению, обладают властью призывать или отгонять каракулов, то есть выходцев с того света, а также насылать на людей смерть и всяческие беды и невзгоды.

По их понятиям болезни, смерть и всевозможные несчастные случаи — не естественные явления жизни, а напасть, навлекаемая колдунами. А потому последним живется сравнительно легко благодаря всякого рода приношениям и дарам, которые каждый туземец считает себя обязанным приносить им из опасения навлечь на себя и своих близких всевозможные беды и злоключения.

В сущности, такова участь всех первобытных народов; везде и всюду колдуны жили за счет внушаемого ими страха, эксплуатируя простодушных и наивных людей, легковерных и боязливых; это своего рода власть сильного над слабым, свойственная всему человечеству.

Но три упомянутых нами племени стоят на значительно более высокой ступени развития, возможно только потому, что условия их жизни легче и лучше, что у них есть в избытке всякая дичь и разнообразные плоды. Это сказалось на физическом развитии представителей этих племен: их формы и строение тела заметно правильнее и приятнее, чем у папуасов Меланезии, мало чем отличающихся по своему телосложению от обезьян.

По своему характеру эти австралийские дикари довольно близки к американским краснокожим: тот же бродячий или кочевой образ жизни, те же междоусобные войны, та же охота и рыбная ловля, даже те же скальпы как трофеи войны и та же беспощадная жестокость к пленникам, тот же суеверный страх перед колдунами и та же неподатливость к принятию цивилизации.

Они так же не ассимилируются, а быстро исчезают, уступая натиску белых людей. Поэтому особенно ценно ознакомиться поближе с этими представителями вымирающих племен, которых вскоре совсем не останется на земном шаре. Мы хотим, кроме того, доказать нашим правдивым рассказом, что племена австралийцев, населявшие центральную часть Австралии, были не похожи на жалких обитателей прибрежной части этой страны, что они стояли уже на известной степени развития, руководствовались известными, твердо установленными обычаями, традициями и узаконенными постановлениями, словом, имели свою нарождающуюся цивилизацию. Этим племенам были также не чужды великодушие, благородство, признательность, даже известное рыцарское чувство и чувство поэзии, которые ставили их, конечно, неизмеримо выше их ближайших сородичей, дикарей Меланезии.