Где мы ее подобрали?

Я не помню, ничего не помню — только сквозь алкогольный дурман чувствую, что сейчас товарищ олигарх обнаружит, что я без трусов, и вечер перестанет быть томным.

— Лильчик, ну давай поцелуемся!

— Олег, просто уйди!

— Злая ты! Как он тебя терпит!

Он надувается, но отваливает.

— Я же красотка! Я же королева!

— Во, молодец! Так держать!

Он ржет и тормошит блондинку. Та, не открывая глаз, сползает на пол машины и расстегивает его ширинку.

06 am

Мы сидим на бетонных ступеньках у чьего-то дома и курим мятые сигареты. Рядом со мной стоят мои босоножки, а я наслаждаюсь мягкостью травы под босыми ногами.

— Нет таланта, Олежа, понимаешь? Ну нет! — я пьяно развожу руками. — Слушайте свои «Валенки» и торгуйте ювелиркой!

— Кому он нужен, твой талант? — фыркает Олег. — У кого снималась?

— Джин Джерри.

— Ха! — Олег наваливается на меня, я дергаю плечом, он откидывается на дверь. — Давай позвоню, куда надо, пусть возьмут обратно.

— Не надо. Ну снимут меня еще раз, а толку?

— Тоже верно… Но второй шанс, а? Всем нужен второй шанс.

— Тебе какая печаль? Зачем мне помогать? — я отправляю бычок щелчком за пределы лужайки.

— Что ты такая дерганая? Низачем. Иногда люди помогают просто так. — Олег разваливается на локтях и смотрит в рассветное небо. — Пусть будет компенсация за мою козу. Мне не жалко. Могу вообще «Феррари» тебе подарить.

— Нахера? Я даже водить не умею.

— Вот видишь! Значит, будет кино! Бери, пока дают!

За спиной у нас распахивается дверь, и Олег чуть не долбится затылком об пол. Какая-то женщина начинает на нас орать по-английски, и мы почему-то безумно хохочем, убегая от нее, хотя курили обычные «Мальборо».

Я мчусь босиком, с босоножками в руках, Олег отстает. Вытаскивает пачку денег из внутреннего кармана и кидает назад, не оборачиваясь. Они разлетаются веером, покрывая ковром влажный после дождя тротуар.

Кричит в азарте:

— Как в сказке! Кинул расческу — вырос лес непролазный!

— Кидай озеро бездонное! — хохочу я.

— Озеро так озеро!

Олег отстегивает свои бешено дорогие часы и швыряет их за спину.

Мы ржем, как ненормальные, падая в машину и подхватывая открытую водителем бутылку шампанского. Пьем его, передавая друг другу, захлебываясь пеной и обливаясь с ног до головы.

Олег вдруг успокаивается и говорит почти трезвым голосом:

— Отличная ты, Лилька! Откуда ты вообще?

— Из Пензы.

— Умеют у вас в Пензе отрываться. А я из Долгопрудного.

Эти русские — полные психи…

Ночь запомнилась яркими вспышками, словно обрывками глянцевых афиш с густой темнотой между ними. Телефон сел где-то в районе двух ночи, и я просто забросила его в сумку, а потом и ее где-то потеряла.

В пустой дом я вернулась только под утро на большом черном внедорожнике охраны Олега. Один из мордоворотов, помогая мне выйти из машины, подал напоследок и потерянную сумку. Ну надо же…

Я вошла через главную дверь — мне некого было бояться побеспокоить. Уронила ключи на пол в коридоре и не стала нагибаться за ними, стащила босоножки, расшвыривая их по дороге в разные стороны. Задумчиво посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж, но решила, что не осилю добраться до спальни и прошла в гостиную, стаскивая с себя жакет и отшвыривая его в сторону.

Завалилась на диван, задрав ноги на спинку и выудила из сумочки севший телефон. Бросила его на круглую подставку-зарядку и обессилено уронила сумку на пол. Откинулась на подушку и посмотрела на медленно вращающийся по кругу потолок. Где-то в уголках глаз царапались кристаллы соли высохших слез — от смеха, от горя?

Уже неважно.

Отступившая за ночь тоска словно выспалась, выпила кофе, съела полезный завтрак и с новыми силами пришла выполнять свою работу — терзать меня.

Утро не стало мудренее вечера.

Ничего не решилось.

Отступающее опьянение оставляло за собой пепелище и боль в сердце от того, что никакая самая сильная любовь снова никого ни от чего не спасла.

Хотелось пить, но вставать было выше моих сил.

Так и лежала, пока распевались утренние птицы, и серый рассветный полумрак сменялся ярким солнцем, залившим отвратительно счастливым светом гостиную.

Смотрела в пространство слепым взглядом.

Пискнул, включаясь, зарядившийся телефон и тут же запиликал голосовой вызов в «воцапе». Не глядя, пошарила рукой по столу и, чуть не уронив все к чертям, вслепую мазнула по экрану.

— Привет, — сказал Валера. — Я уж думал, ты меня заблокировала. Звоню весь день, звоню…

Только его и не хватало. Бывшие мужья созданы в аду специально для наказания сорокадвухлетних женщин, которые решили, что можно всю ночь бухать и разлагаться, а утром сделать вид, что ничего не было.

— Валер…. — устало выдохнула я. — У нас разница в одиннадцать часов. Здесь утро.

— Черт, я и забыл, — озадаченно проговорил он. — Лилька, а чего у тебя голос такой убитый?

— Все в порядке, — сказала я, чувствуя, как щиплет в уголках глаз от внезапно народившихся новых слез.

— Лилька, ну что случилось? — голос был обеспокоенный. — Лилечка моя, солнышко…

Я всхлипнула, чувствуя, как его волнение пробивает истончившуюся до невидимости мою шкурку, и тут же закусила кожу на запястье, сдерживая рыдания.

— Маленькая моя, ну не плачь, пожалуйта! — приговаривал Валерка мягким утешающим голосом. — Что бы ни случилось, все можно решить, честное слово. Хочешь решу? А? Что угодно.

— Как ты решишь… — я уже не скрываясь плакала в трубку. Села, а то слезы щекотно заливались в уши. — Ты на другом конце света. Не говори ерунды.

— Хочешь, прилечу?

— Что, так и не осилил себе никого найти? — нашла я в себе силы поддеть его.

— И не искал, Лиль. Все еще жду тебя. Прилететь?

— Тебе визу не дадут.

— Тогда… прилетай ты, Лиль… — его голос стал еще мягче и теплее. — Возвращайся домой, маленькая моя. Возвращайся. Я тебя обниму, сделаю чай с мелиссой, как ты любишь. Шоколадку достану. Я тут все время покупаю твои любимые шоколадки с апельсином, уже весь шкаф забит, я-то не ем, ты помнишь. Надо же кому-то их скармливать.

— Валер…

— В плед укутаю, лапки твои разотру, помассирую, а потом носочки надену теплые. Будем сидеть вдвоем в обнимку, смотреть что-нибудь хорошее.

— «Чародеев», — сказала я.

Мы всегда вместе перед новым годом смотрели «Чародеев». Хороший, добрый фильм. Наш любимый.

— «Чародеев». И «Эту веселую планету», а потом еще «Реальную любовь».

— Ты же говорил, что это сопли в сахаре.

— Конечно, сопли. Но моей маленькой Лиленьке грустно, и если она хочет сопли, значит будут сопли. И чай. И шоколадка.

— И носочки… — прошептала я.

— И носочки.

Я молчала, согретая его заботой через все невозможно огромное расстояние. И едва слышное дыхание в трубке доказывало мне, что я не одна.

— Спасибо, Валер, — совсем тихо прошептала я, отключая вызов.

Посидела еще немного, глядя на свое отражение в темном экране телефона и снова открыла «воцап», вылавливая там контакт Асель.

Мы в последнее время общались с ней нечасто и все больше на кулинарные темы. Она сильно сдружилась с Вэнди и уже собиралась к ней в гости на Аляску — безумная неостановимая Асель! Я же советовалась, какой еще соус придумать к мясу и, по странной цепочке — от Вэнди к Асель — и от нее уже ко мне, знакомилась с традициями американской домашней кухни. Очень удачно, что можешь приготовить любимому мужу именно те блюда и именно так, как готовила его мама. Я даже отложила пару рецептов на Рождество.

Какое уж теперь Рождество…

Про свои сложности я старалась с Асель теперь не говорить.

Немного боялась, что она начнет обсуждать это с новой подругой.

Но больше… отдалилась, стала другой, уже не той Лилей, что не могла найти себе новый смысл жизни без брака и детей. У всякой дружбы есть свой срок и не стоит раздувать ее огонь искусственно, от этого всем будет только неловко.