— Der Kommandant ist verrückt geworden! — прокричал один из уцелевших бойцов, но его голос потонул в громком треске выстрелов.

[Командир свихнулся! (нем.)]

И вот, наконец, устроенная злыднем веселуха приблизилась к своему апогею. «Охотники» находящиеся в конце цепочки, и непонимающие, что происходит, запаниковали, приняв раздающие выстрелы за нападение вражеских сил.

— Partisanen!!! Achtung!!! Partisanen!!! — начали раздаваться в лесу испуганные голоса «загонной команды», и тут же вразнобой застучали частые лающие выстрелы.

Лупили фрицы в белый свет, как в копеечку. И самое радостное, что нет-нет, да и умудрялись задевать даже своих, сея еще большую панику.

— Partisanen⁈ — брызжа слюной и при этом дико хохоча, щедро поливал свинцом своих же бойцов ягдмайор. — Verstanden, Dreckschweine!

[Попались, грязные свиньи! (нем.)]

Бойцы охотничьей команды падали один за другим, совсем потерявшись. И чем больше они пугались, паниковали, корчились от болезненных ранений и умирали, тем сильнее становилось влияние злыдня на их расшатанную психику. Я даже чувствовал, как стремительно растут его возможности.

Теперь он легко мог дурить людям голову, намного быстрее, качественнее и на более далеком расстоянии. Теперь он мог одновременно удерживать под своим полным контролем не одного человека, как это происходило с майором, а двоих-троих! Причём, для этого не нужно было в прямом смысле слова садиться бедолаге на шею.

Едва Лихорук покинул норовистую лошаку с майорскими погонами, раскинув еще шире свои сети, в лесу мгновенно развернулась эпичная битва всех против всех. Никто из фрицев уже не понимал, где друг, а где враг, безостановочно паля во все стороны разом и во всё, что двигалось. Буквально за десять минут всё было кончено — лес заполнила гнетущая тишина, нарушаемая лишь стонами тяжело раненных и умирающих немцев. И мне эта чудовищная картина лечебным бальзамом легла на мою чёрную душу.

Я заметил, что мой уровень еще немного подрос, но до третьей веды было еще далеко. Похоже, что «очки» колдовского чина начислялись по какой-то схеме, «формула» которой мне была неизвестна. Но в мою «копилку» всё равно что-то капнуло, хоть я и пальцем для этого не пошевелил, убирая врагов руками послушного мне злыдня.

И посередине всего этого побоища стоял я… э-э-э… стоял злыдень и тянул из умирающих фрицев эманации страха, боли и смерти, хищно шевеля ноздрями. Сегодня он хапнул столько силы, которую даже и не рассчитывал заполучить.

Вот теперь я понял, каким на самом деле существом являлся Лихорук. И по какой причине его припечатали закладным камнем волхвы, по-видимому так и не сумев его убить окончательно. Интересно, а до какого чина может расти нечисть подобного вида? Если сравнивать уровень их сил с ведьмами и колдунами? Сдается мне, что такие вот твари вполне могут и в настоящих демонов переродиться. А то и в князей ада.

Да уж, приручил я на свою голову «неведому зверушку». Как потом мне с ней разбираться? Хотя для войны с немцами более удачного подспорья и не найти. А проблемы буду решать по мере их возникновения. А сейчас надо похвалить Горбатого — он знатно поработал! Мне даже в подземелье спускаться не пришлось.

«Ну что, Горбатый? Хвалю за службу! — мысленно поздравил я злыдня с отлично выполненным заданием. — Ты сделал даже больше, чем я рассчитывал!»

«Рад с-старатьс-ся, х-хос-сяин!» — Даже мысленно Лихорук продолжал заикаться и шепелявить.

Интересно, у них в семейке все такие дефективные? Неожиданно откуда-то из «подсознания» неожиданно всплыло воспоминание, словно «распаковался» давным-давно забытый в дальнем чулане своего мозга «пыльный архивный файл». Я, как будто, уже когда-то обладал этой информацией и просто забыл.

Лихо, обозначающее в русском языке беду, зло или «нечет»[2], в первоначальном значении имело смысл — «остаточный, лишний». «Лишними» часто называли людей, имеющих аномалии — шесть пальцев, лишние зубы и т.п., из-за чего в народе их считали приносящими неудачу. Как следствие, Лихо нередко изображалось с различными физическими недостатками — Лихо Одноглазое. А, например, на сербохорватском языке лихоруком называли однорукого человека.

Интересно, откуда это из меня сербохорватский язык попёр? Так-то я, хоть и в некотором роде полиглот, но с сербохорватским языком дело не имел. Хотя, он, все-таки, славянский, а каждый славянин друг друга, хоть через пень-колоду, да поймёт.

Но все-таки, не так точно… А иногда и вовсе некоторые знакомые нам слова в других языках обозначают совершенно иное. Например, по-чешски «позор» — совсем не то, что подумал бы нормальный русский человек, а «внимание».

«Позор» однокоренное с «позрити», то есть «посмотреть», получается в чешском это слово приняло значение «смотри в оба», «будь аккуратен», а в русском — «позором» называлось место, где проходили казни: чтобы люди шли туда «позрити» на это «позорное» место.

Ну, а потом постепенно слово «позор» стало таким, что на тебя все смотрят, а ты выставлен перед всеми на посмешище. Поэтому, например, раньше этим словом могли назвать и половые органы или оголение перед другими людьми, то есть стыд.

Гребаный аппарат! Да откуда во мне всё это? Меня что, незаметно какой-то филолог покусал? Я сосредоточился, пытаясь «вспомнить» еще что-нибудь разэтакое. И у меня легко это всё получилось!

Польское «урода» означает «красота», а русское урод имеет значение человек с безобразной внешностью. По-польски вонь — это «запах, или аромат», а по-русски — отвратительное зловоние. Сербское вредность переводится как ценность, а «понос» по-сербски вообще гордость.

Неожиданно я поймало себя на мысли, что легко могу не только говорить по-сербски, но и мыслить на этом языке. И на польском, и на чешском, и на всех остальных языках, которые только сумел представить… Я мог воспроизвести даже латынь, считающуюся мертвым языком! Да это же просто охренеть — не встать! Неужели ведьмовской дар и такое может? Или это что-то другое?

Я задумался, перебирая в памяти название самого экзотического языка на планете, который точно не мог не то что знать, а даже слышать или читать. Память (только чья? Уж точно не моего реципиента) услужливо сообщила мне: чамикуро — язык одного племени в Перу, на нём разговаривают всего восемь человек во всём мире.

Думи — язык из восточного Непала, носителей которого осталось лишь семь человек. Онгота — Юго-Западная Эфиопия и шесть его носителей. Лики — язык церковнослужителей Индонезии, Новой Гвинеи и Полинезии, которым владеют всего пять человек. Каиксана, на котором говорили жители деревень в Бразилии, но теперь остался лишь один его носитель.

И что бы вы думали? Я легко мог разговаривать на любом из них, словно на родном русском! Я владел в совершенстве всеми языками, когда только существовавшими на земле! И хоть я человек по жизни совсем не ссыкливый, но в этот раз мне действительно стало страшно… Да кто же я такой, черт побери⁈

Но, как следует погрузиться в эти весьма интересные измышления, мне не дали. Небо над лесным массивом, где Лихорук так ловко и эпично разделался с командой охотников, неожиданно заволокло низко летящими предгрозовыми облаками. Мгновенно потемнело, словно наступил поздний вечер. Завыл невесть откуда налетевший ветер, заставивший испуганно трясти кронами и жалобно скрипеть стволами даже толстые вековые деревья.

Я почувствовал, как злыдня, наверное, впервые с момента нашей встречи охватил настоящий страх. Жуткий, лютый, идущий откуда-то из самой глубины его естества. Он резко попытался свинтить подальше от этого места — но не тут-то было. Его непредсказуемой стремительности оказалось совершенно недостаточно, чтобы смыться. Со стороны ближайших деревьев к его изломанному и худющему телу, метнулись какие-то растительные плетущиеся «лианы», типа хмеля или дикого винограда.