А тож! Расспросив «тёщеньку» где найти всё это богатство, оставленное кроме всего прочего могучим ведьмаком Афанасием Никитиным свои хилым потомкам, я, сломя голову кинулся в подвал. Уж очень мне захотелось опробовать вполне безопасный (по заверениям Глафиры Митрофановны) способ оборотничества.
Спустившись в «тайную комнату» мне без труда удалось обнаружить искомые складские полки — «подземное хозяйство» Глафира Митрофановна содержала в образцовом порядке. Все-то у неё подписано и пронумеровано. Весьма похвально. Хотя, настоящий хирург обязан быть педантом. Иначе пациенту точно придет каюк.
Я с изумлением оглядел ряды аккуратных глиняных горшочков, стоявших бок о бок и друг на друге. Запасов крема, действительно хватало. Даже с лихвой. Куда его, интересно, Афанасий столько заготовил? Он что, чуть не ежедневно какой-то тварью лесной оборачивался?
Взяв с полки один горшочек, я отошел в сторонку к большому прозекторскому столу, поблескивающему надраенным до блеска металлом. Сбросил с себя гимнастерку, стянул сапоги, а после избавился и от исподнего. Не одежду же мне этим кремом натирать?
Затем развязав тесемку на горлышке и сковырнув «крышечку» из слегка заскорузлой и немного потрескавшейся кожи, заглянул внутрь. На первый взгляд, крем оказался похож на жирный и черный сапожный крем. Я таким раньше берцы начищал до зеркального блеска. Понюхал. Пахло так себе, какой-то псиной, прогорклым жиром, плесенью и мышиными пометом. Но мы люди привычные, нас вонью не напугать.
Я зачерпнул полную горсть этой черной дряни и равномерно размазал по всему телу. Ничего так, словно в грязелечебнице на процедурах. Да и мазь так приятно охлаждает тело, словно с ментоловой добавкой…
Ох, ты ж! Я заметил, как мазь стремительно светлеет, постепенно впитываясь в кожу. Вскоре от неё практически ничего не осталось. Но никаких изменений с моим организмом так и не произошло. Только кожа слегка зазудила, да покрылась крупными мурашками от холода — похоже, что переборщил старый колдун с мятой. Я еще раз себя оглядел. Нет, каким я был, таким остался. Может, выдохлась вся волшба за несколько столетий?
Неожиданно свербеть стало куда основательнее, а по поверхности кожи начали пробегать какие-то «волны». Не знаю, как сказать, но вся поверхность моего тела словно мелко-мелко завибрировала, постепенно теряя четкость очертаний. Это что, уже началось? Блин, а я так и не решил в кого перекидываться буду!
Мысли в голове понеслись галопом. Я спешно вспоминал: чего там веде было понаписано?
Ага, вот: ведьма могла оборачиваться иглой, клубком, мешком, катящейся бочкой, копной сена. Однако чаще всего мои «товарки» принимали облик птицы: сороки или вороны, змеи, свиньи, лошади, кошки, собаки и стремительно катящегося колеса от телеги.
Может, колесом от телеги прикинуться? Ну его: как согнусь, потом не разогнусь вовсе! А то еще и под воз какой пристроят, и что — катать всякую ерунду на своем горбу остаток жизни пока совсем не рассохнусь? Хотя нет, действие мази закончится — вновь человеком стану. Только Глафира не сказала, сколько эта мазь действовать будет. Ну, ничего, узнаю опытным путем.
Я взглянул на часы, которые благоразумно снял с руки, и засек время. Вопросом, куда при трансформации девается лишняя масса я решил не задаваться. Недосуг сейчас. Оставлю этот вопрос на попозже. И тут «грянуло» — моё тело зарябило, задергалось и буквально рассыпалось на элементарные частицы…
Глава 16
Не скажу, что в действительности произошло, но мне показалось, что в сам момент трансформации тело на какой-то момент стало газообразным что ли, бестелесным, туманным и зыбким. Как это можно определить при отсутствии глаз? Не знаю, словно какое-то неизвестное доселе чувство подсказало.
А потом раз — и сразу другая «ипостась»… Круто! Аж дух захватило от необычности ощущений! И какой, скажите, умник решил, что оборотничество — это непременно адская боль? Всё голливудские фильмы виноваты, ети его на лево! Вспомните, как мерзко в их ужастиках оборотней ломает при трансформации.
Да стала бы какая старая карга, пользующая ведьмовской дар, прикола ради оборачиваться, каждый раз кожу на лоскуты распускать, да ломать и выворачивать себе кости? Они у нее и так к старости ломят, спасу нет, а тут еще эта нечаянная радость.
Так что не болело у меня ни чуточки! Да я и не почувствовал ничего! Хотя, с другой стороны, может «классического» нормального оборотня (только какая к чертям собачьим это норма?) и ломает всякий раз, словно на живодерне. Но к ведьмам и ведьмакам это, похоже, не относится.
Теперь вопрос: а в кого же я все-таки «перекинулся»? Что это что-то шерстяное и четырехногое — я и так понял. А вот что именно? Я крутанулся вокруг оси, высматривая что-нибудь, во что можно посмотреться. И нашел — большое старое зеркало в массивной литой раме. Для чего такая солидная «рама» в алхимической лаборатории? Явно же не на балы перед ним прихорашиваться. Но сейчас посмотреться — самое оно!
А посмотреть было на что: на меня из зазеркалья пялилась какая-то «адская тварь». Вот недаром же этот крем псиной вонял! Я ведь и не хотел в пса… А, точнее, в матерого волчищу перекидываться, особенно в такого… особенного….
Ростом с полугодовалого телёнка и шерсть, что характерно — каштановая, в тон моих человеческих волос. Каштанка я теперь, братцы, только страшная, зубастая и уродливая до жути! Если меня сейчас какой Герасим случайно углядит, реально немым станет. И это в лучшем случае.
Насмотревшись на своё новое обличье, я выскользнул ужом из потайного погреба и рванул в сторону леса. Главное сейчас на партизан не нарваться, а то шмальнет какой-нибудь «зоркий глаз» типа деда Маркея из трехлинейки, привет — пишите письма мелким почерком.
Но и возле дома околачиваться точно не стоило, а то перепугаю еще до нервных колик моих женщин, разбирайся потом с ними. Хотя, я больше за Акулинку переживал. Глафиру Митрофановну не так-то просто напугать. Она сама, кого хошь, напугает. Да и знает, что мазь оборотную опробовать решил. Так что её врасплох не возьмёшь.
Вот уж не думал, что «на четвереньках» так удобно бегать. Дорога легко стелилась под передние лапы, а две других, оказывается, придавали поразительную маневренность и устойчивость на окутанной голубоватой лунной дымкой траве. Пока я экспериментировал, уже и ночь наступила.
В ноздри шибануло запахом, резким, пряным. Вся живность в округе, которая чуяла меня так же, как и я ее, стремилась побыстрее убраться с пути. С опушки воровато выглянула лисица, что приноравливалась чувствительным носом к запаху из курятника. Она на миг окаменела, завидев мою тушу, несущуюся во весь опор, а потом легко и невесомо канула в лес, только закачались высокие и сухие от августовской жары стебли травы…
Ветер засвистел в прижатых к башке ушах, тропка слилась в одну непрерывную линию и совсем не ощущалась. Было светло, гораздо яснее чем в самом продвинутом приборе ночного видения, а я уж их в своей прошлой жизни на фронте, все виды поюзал…
Да еще и луна. Огромная, серебристая, источающая одуряющий дух свободы. Недаром же говорят, что луна каким-то странным образом на волков действует. А на оборотней тем паче. Хоть я и «не натуральный» перевертыш, а искусственный.
И вот лечу на всех парах: свист в ушах, бешенная скорость, одуряющая первобытная радость. Все воспринималось непривычно, словно раздвоено: я одновременно чувствовал тело, ипостась, но краешек сознания словно оставался в стороне, наблюдая за происходящим словно в очках боевого FPV дрона.
Казалось, еще немного и, перемахивая очередной буерак, того и гляди пойду на взлет. Почему нет? Должна же лишняя, высвобожденная при трансформации энергия куда-то деваться? Меня несло, захватывало волной эйфории, восторга, и, сам того не понимая, я взлетел!
Правда, понял я это не сразу, а лишь когда разлапистые ели проползли под брюхом. Стоп! Я изумленно посмотрел вниз. Прямо подо мной, на залитой лунным светом полянке, словно застыл перед прыжком матерый волчище. Да нет, не волчище, а я сам, сменивший ипостась. Ведь тело-то, как ни крути, оставалось моим собственным. И если я в таком вот виде получу серьезную рану… Ну, переднюю лапу мне, допустим, отрубит кто-то, перекинувшись обратно, я останусь без руки. Если, конечно, раньше не сдохну.